Петр Капица - Они штурмовали Зимний

Огромный город постепенно просыпался, оживал. Зарождался новый день — двадцать четвертое октября.

С каждой минутой пешеходов на улицах становилось все больше и больше; рабочие, подняв воротники тужурок и пальто, спешили к проходным заводов и фабрик, хозяйки с раскрытыми зонтиками — на рынки.

С шести часов утра у большевистской типографии собрались мальчишки — продавцы газет. Во двор их не пропустил часовой в юнкерской шинели.

— Газет не будет, — объявил он. Мальчишки не расходились. Они карабкались на

водосточные трубы, цеплялись за карнизы, заглядывали в окна типографии. Там творилось небывалое: юнкера прикладами разбивали стереотипы, приготовленные для печатания газеты.

Волнение газетчиков привлекло прохожих. К ним подходили рабочие и спрашивали:

— Что случилось?

Мальчишки не могли объяснить происходящего. Вдруг появился наборщик без пальто и шапки.

— Кто тут рабочие? — спросил он. — Выручайте! Ночью к нам ворвались ораниенбаумские юнкера. Они остановили машины, забрали отпечатанные газеты, а теперь громят типографию.

В толпе оказались красногвардейцы соседней фабрики. Они побежали в аптеку, в которой был телефон, и позвонили в Смольный дежурному Военно-Революционного комитета. Вскоре к типографии подкатили два броневика и строем пришли солдаты дежурной роты Литовского полка. Они обезоружили юнкеров.

Ночью, кроме ораниенбаумцев, штаб округа оказывается еще вызвал юнкеров из Петергофа, ударников из Царского села и артиллеристов из Павловска.

Керенский и его министры, знавшие, что большевики готовятся к вооруженному восстанию, спешили опередить их. Но было поздно. Через два часа вышли газета и листовки, призывающие свергнуть Временное правительство.

***

На Васильевском острове троекратно прогудел заводской гудок.

Началось!

Эта весть облетела все заводы. Рабочие прекращали работу, брали спрятанные винтовки и спешили к месту сбора боевых отрядов.

Нарвские дружинники собирались у деревянного здания путиловского театра. Здесь шла раздача подсумков с патронами и пулеметных лент. Однозарядные берданки заменялись густо смазанными винтовками, привезенными с Охтенских складов.

У стен театра рабочие счищали смазку с винтовок, прилаживали к ним ремни, переобувались и, по-походному подпоясавшись, шли разыскивать своих командиров.

Со всех сторон доносились слова переклички:

— Рубахин!

— Здесь.

— Васильев!

— Я.

Отряды, собравшиеся полностью, получали предписания и строем уходили: одни — в Смольный, другие — к солдатским казармам, третьи — к разъездам железнодорожных путей.

Отряд, в котором находились Дементий Рыкунов, Василий Кокорев и парни с Чугунного переулка, собрался полностью, но его почему-то никуда не посылали. Молодые кузнецы пошли к начальнику районного штаба и с обидой спросили:

— Что же о нас не вспомните?

— А вы раньше батьки в пекло не лезьте, — ответил тот. — Нам молодой да крепкий рабочий дубняк в резерве нужен. Начнет где-нибудь припекать, мы и скомандуем вам «В ружье!. Становись!. Бегом марш!» Ну и поспевайте со всех ног туда, где наших теснят, сшибайте врага и гоните. А пока можете идти отдыхать в свой клуб. Когда понадобитесь, — вызовем.

***

Смольный, бывший институт «благородных девиц», превратился в штаб революции. Сюда со всех сторон стекались на грузовиках и в пешем строю отряды Красной гвардии.

За все свое стопятидесятилетнее существование институт, выпускавший дочек дворян, воспитанных «в послушании богу и преданности монарху», еще не видел в своих длинных сводчатых коридорах столько народа. Его стены сотрясались от топота тяжелых сапог, от лязга оружия и гула голосов.

Члены Военно-Революционного комитета, разместившиеся на третьем этаже в комнатах, где еще недавно жили классные дамы, принимали командиров рабочих дружин и посылали сводные отряды для окружения и захвата вокзалов, мостов через Неву, почтамта, телефонной станции.

Комиссар только что отремонтированного крейсера «Аврора» — матрос Белышев — получил предписание вывести корабль на Неву и любыми средствами восстановить движение по Николаевскому мосту, захваченному юнкерами.

Кочегары подняли в котлах пары, механики прогрели машины, а новый командир крейсера — обрусевший швед, старший лейтенант Эриксон — вдруг заартачился.

— Помилуйте. — сказал он, — у нас нет навигационных карт. Я не знаю невского фарватера. Река с начала войны в пределах города не углублялась, а она известна илистыми отложениями. У нас большая осадка, сразу же сядем на мель. Кроме того, не следует забывать о ненависти правительства к флоту. Вы знаете, что нас ждет за самовольные действия?

— Знаю, — ответил Белышев. — Но приказ выполню.

Комиссар пошел посоветоваться в судовой комитет. Там старшина рулевых, узнав об опасениях Эриксона, вызвался промерить фарватер ручным лотом.

— И я пойду, — сказал Филипп Рыкунов. — Мне Нева с детства знакома.

Подобрав гребцов, они спустили шлюпку на воду и, взяв с собой аккумуляторный фонарик, так заклеенный черной бумагой, что оставалось лишь крошечное отверстие, отплыли в кромешную тьму.

Комиссар не уходил с верхней палубы. Рядом с ним толпились и матросы. Они прислушивались, не поднимется ли стрельба со стороны Николаевского моста, но кругом было тихо.

Военно-Революционный комитет отправил в базу Балтийского флота — Гельсингфорс — условленную телеграмму из трех слов: «Центробалт. Дыбенко. Высылай устав». Это означало, что в Петроград надо немедля двинуть боевые корабли и отряды моряков.

Нужно было вызвать и кронштадтских матросов, но с ними не договорились о шифре. А в телефонограмме с открытым текстом многого не скажешь. Решили с нарочным послать секретный пакет. Но кто его доставит? Это мог сделать лишь смелый и опытный моряк, который бы сумел обмануть юнкеров, занявших мосты на Неве, и на катере прорваться к морю.

Военно-Революционному комитету доложили, что в Смольный прибыл матрос, привезший листовки кронштадтцев, призывающие к восстанию.

— Зовите его сюда, — сказал дежурный. Вскоре на третьем этаже появился моряк. На его бушлате поблескивали дождевые капельки.

— Член Исполкома Кронштадтского Совета матрос Проняков прибыл в ваше распоряжение! — доложил он и вытянулся, как полагалось по уставу.

Моряк не вызывал сомнения. «Такой прорвется», — решил дежурный. Он вытащил из стола пакет и предупредил:

— Кронштадтцы должны прибыть завтра не позже полудня. «Авроре» приказано стать на Неве… Впрочем, все это изложено в приказе Военно-Революционного комитета. Пакет надо доставить немедля и в полной сохранности.

— Есть! — вскинув руку к бескозырке, ответил Проняков. Он запихал пакет в боковой карман бушлата, круто повернулся и, придерживая рукой висевший на правом боку маузер, поспешил к выходу.

Через десять минут по темной Неве, вздымая пену, помчался буксирный катер с погашенными ходовыми огнями.

Темнота над рекой сгущалась. Пошел мелкий снег. В окнах прибрежных домов светились огни, отражавшиеся на воде рябыми бликами.

Катер благополучно миновал Литейный мост, Троицкий... оставалось еще два. Проняков, напрягая глаза, вглядывался в туманную мглу. Огромный мост, перекинутый через Неву, казался пустым, но моряк на всякий случай сказал рулевому:

— Подбавь ходу!

Тот нагнулся к раструбу переговорной трубы и вполголоса произнес:

— В машине!

— Есть в машине! — донесся снизу ответ.

— Подходим к Дворцовому. Пар не травить, приготовиться к полному.

— Есть к полному!

Патрулей на середине моста не оказалось, заставы юнкеров были на дальних концах. Катер проскочил под высоким пролетом и помчался дальше, оставляя за собой серебристый след.

Последний мост был разведен у правого берега. Рулевой направил катер в средний пролет.

На мосту сразу же забегали темные фигуры в шинелях, послышались грозные голоса:

— Стой! Нельзя под мост!

— Как это нельзя? — притворно возмутился Проняков. — Мы по приказу!

— Пароль?.. Стрелять будем! Моряк, не слушая юнкеров, скомандовал:

— Полный вперед!

Катер дернулся и, обдав патрулей дымом, влетел под мост.

Через несколько секунд он выскочил с другой стороны и, разбрасывая воду, словно на крыльях, понесся дальше.

Вслед раздался выстрел, за ним другой, третий… Пули звякали по железу, с визгом проносились над рубкой. Но катер не останавливался.

Вскоре он был так далеко, что с моста его уже трудно было различить.

— Пронесло, — облегченно сказал Проняков. — Теперь дойдем без происшествий.

Он. нащупал пакет в кармане и рукавом бушлата вытер пот со лба.