Лесная свадьба - Александр Степанович Мичурин-Азмекей

Потом стали нам нарезать землю поближе к деревне, плодороднее. И тогда почти все в колхоз потянулись, кроме двух-трех семей, в том числе и Кырли.

Тогда, в начале-то, тракторов и другой техники не было и в помине, все делалось, как и встарь, вручную, и оплата была натурой: что вырастил, то и получай. Осенью на каждый трудодень вышло по восемь кило ржи, по шесть — овса. Перед Октябрьскими праздниками в мешках, на подводах, развозили хлеб по дворам. В день праздника провели торжественное собрание. Пригласили на него и единоличников с женами да детьми. После доклада устроили праздничное угощение со сладкой медовухой.

И знаете, тут же, за столом, единоличники стали пп-сать. заявления о приеме в члены колхоза. А самое удивительное — заявление подал и Кырля.

И что же вы думаете? Наш закоренелый единоличник и жена его весь год работали так, как в своем хозяйстве, не пропуская ни единого дня. А к концу года они заработали столько хлеба, что и на пяти подводах еле увезли. В день праздника урожая им преподнесли ценные подарки. Ему — сапоги, рубаху и суконные шаровары, жене — шерстяной платок, шелковый передник и коленкор для шовыра [7]. Жену Кырли эти подарки до слез прошибли, сам видел.

— Не-ет уж, извини-подвинься! — громко и твердо возразил Кырля.

Прозвище его скоро все позабыли. В деревне словно появился новый человек: уже не Скупердяй, а всеми уважаемый Кирилл Михайлович.

К слову сказать, он стал колхозным активистом — его избрали членом, а жену — дояркой. Бывало, вдет подписка на государственный заем, так Кырля первым подписывается и тотчас же вносит деньги.

— Неужто денег не жалеешь? — спросят его.

— А што их жалеть? Солить што ли? О завтрашнем дне теперь не надо беспокоиться, — отвечает обычно Кырля.

Хозяин мой, оборвав рассказ, кинул взгляд на часы. Было далеко за полночь. В ночной тиши часы тикают особенно четко, словно где-то вдали постукивает молот кузнеца.

— Раз уж начал, расскажу до конца, — продолжал старик. — Так вот, наладилась было наша жизнь, а тут проклятый Гитлер развязал войну. Сколько горя принес!.. Мужчины ушли на фронт. В колхозе остались только мы, пожилые, да бабы. Стали собирать в фонд обороны хлеб, мясо, деньги. Вот тогда-то и удивил всех Кирилл Михайлович. Подошел к столу, раскрыл свою кожаную сумку и вытряхнул из нее целую кучу денег да пачку облигаций. Потом его жена развязала узелок и выложила на стол горку старинного серебра и все свои украшения.

Счетовод принялся было пересчитывать все это богатство, скопленное за многие годы нелегкого крестьянского труда, но ему помешали сами же хозяева.

— Не считайте, все это общее, — Кырля, накрыв ладонью кучу денег и облигаций, быстро перемешал их с теми, что уже лежали на столе. — Нет у нас ни одного сына, некого послать в солдаты. Так пусть хоть этим отблагодарим мы Советскую власть за то, што сделала она для нас. А фашистов побьем, тогда жизнь наша станет еще богаче, — сказал он…

— Вот тебе и Скупердяй! — горделиво закончил свой рассказ хозяин и, подумав, добавил: — Да, Кирилл Михайлович не ошибся. Жизнь наша идет в гору. Жаль, что оба они вскоре после окончания войны умерли. Но про них не забыли: их имена навсегда занесены в Книгу Почета нашего колхоза… Свой дом они тоже завещали колхозу. И сейчас там живет наш агроном со своей семьей.

Рассказ старого колхозника заставил меня задуматься о многом. Меняется жизнь, меняются люди, их отношение к труду, к окружающим. Как бы пошла жизнь у Кирилла Михайловича, не будь на земле Советской власти, — трудно сказать.

Пожалуй, и унес бы он с собой в могилу это обидное прозвище. Так бы и остался в памяти людской Скупердяем…

Ковыж — скрипка-долбленка.

Лувуй— посыльный.

Чеверын — до свидания.

Туара — вид творожника.

Прошма — кружевная оторочка.

Звенигово — город на Волге.

Шовыр — верхнее женское одеяние, в виде халата