Евгения Изюмова - Аттестат зрелости

И вот наступил день выписки. С утра (Ой, какое это было чудесное утро, Светка, ясное, голубое, счастливое!) начали приезжать отцы на машинах, все важные, надутые, с цветами в руках, с конфетами (А Горчаков-то мой, представляешь, явился на «газике»!). Самой первой позвали из палаты Катю. Медсестра прямо-таки сияла, вызывая Катю, а Инфанте сухо кивнула: «За вами тоже приехали».

Обе ушли. Катя со слезами на глазах, а Инфанта спесиво задрала голову, даже не попрощалась.

Женщины прилипли к окнам - не отдерёшь. Любопытство грызло всех со страшной силой. У крыльца роддома стояли две «Волги», за рулем обеих сидели солдаты. В одной - ясно, приехал за своей Инфантой загадочный Костя, а вот другая машина - для кого?

Первой на крыльцо вышла Инфанта, следом шли её родители, потом высокий офицер с ребёнком на руках, а следом - растерянная Катя точно с таким же свертком в руках, как у военного. Инфанта - зарёванная, вместе с родителями села в одну машину, а офицер и Катя - в другую. Он даже не посмотрел на Инфанту, зато улыбался светло Кате. К ним подскочил шофер-солдат, помог Кате сесть в машину. Инфанта всё смотрела на них, пока отец сердито не окликнул её из машины. И они уехали...

- А ребёнок Инфанты? - не выдержала Светлана. - Где он?

- Дело, оказывается, было так. Нам уж потом заведующая рассказала, я-то своего Графа на «газике» до вечера ждала, он не то, что другие, не спешил за женой, «газик» и то еле выпросил, - Горчаков при этом что-то невнятно проворчал, а Лариса продолжила рассказ про Викторию Осипову: - Костя приехал к Инфанте на следующий день после родов, цветы ей привёз, те, первые... Заведующая пригласила его к себе в кабинет, все рассказала, просила повлиять на жену. Костя думал, думал и сказал, чтобы цветы передали той женщине, которая кормит его сына. Он и приезжал каждый день, цветы привозил - специально договаривался с проводниками из Свердловска, и апельсины тоже от него. Родители знали, что Костя бывает в роддоме, но отец запретил матери говорить об этом Инфанте, велел сказать, что он в командировке. Не знаю, как уж мать смолчала, ничего не сказала, но все плакала, уговаривала Инфанту начать кормить малыша.

- А малыш-то где? И сама Витка?

Лариска, довольная, что заинтриговала подругу, попросила Горчакова принести альбом с фотографиями.

Горчаков ушел в спальню и принес пухлый семейный альбом, такой толстый, что корки его топорщились в разные стороны, стремясь откинуться. Лариса открыла альбом, показала, какой Дениска был совсем маленький, его первые шаги, капризы, шалости, улыбки и слёзы.

- А вот это, - Лариса взяла в руки фотографию молодых людей с двумя улыбчивыми малышами на руках. – Вот это - Катя, это - Костя, а это Максимка и Эдик, их дети.

- Постой, постой... Они что - поженились? - догадалась Светлана. - А как же Инфанта?

- Конечно, поженились! Костя сказал, что ему не нужна такая жена, которая не любит его детей. И предложил Кате выйти за него замуж, сказал, что усыновит её сына. Сначала Катя отказывалась, но привыкла уже к Эдику, так она Виткиного сына назвала, он же у неё был, пока Костя развод оформлял, ну, а потом согласилась. Вот видишь, какие у них мальчишки, Катя писала, что ждет ещё одного ребенка, девочку... А ведь похожи мальчишки друг на друга, правда?

Они, и впрямь, были похожи - светловолосые, большеглазые.

- Да... Не завидую я Инфанте.

- Чего уж завидовать! - фыркнула Лариса. - Такого парня потеряла. А знаешь, по-моему, они и не ужились бы. Костя серьёзный, самостоятельный, а Витка - сама же знаешь. Я иногда думаю, а может, Эдька и не его сын. Вот я бы Дениску своего ни за что не бросила, и Горчакову бы не отдала, если что, а Инфанта...

- Она же могла сына через суд забрать.

- Она не судилась, отказалась. Отец, наверное, заставил. Он и Косте помог перевестись в другую часть, Катя усыновила Эдьку, теперь у Эдика и Максимки есть папа Костя и мама Катя! Да! Я совсем забыла о сюрпризе! Андрюш, принеси!

Горчаков опять, что-то ворча, встал и ушёл, принес Ларисе какой-то конверт, а сам плюхнулся в кресло.

- Держи. Вот он, сюрприз, - и Лариса вынула из конверта ещё один, сложенный вдвое.

Светлана сразу же узнала мелкий закорючистый почерк Сергея Герцева. У нее забухало громкими ударами сердце, тёплая волна окатила её с ног до головы, но она, нахмурившись, сказала:

- Порви и выбрось.

- Э-э-э, нет, - погрозила пальцем подруга. - Нам дан наказ, чтобы ты обязательно прочла это письмо. И при нас. Читай!

Светлана покачала головой:

- Не могу...

- Читай, а то сама сейчас прочту. Вслух! - пригрозила Лариса.

- Дома прочту...

- Обманешь! Читай здесь!

- Ты мне в няньки нанялась? - рассердилась Светлана. - Сказала - дома прочту, - она заторопилась домой.

Письмо жгло руки, гнало прочь от друзей, в темноту.

- Горчаков! Проводи Светку! - приказала Лариса мужу, а Светлане строго заявила: - Если не прочтёшь это письмо, то будешь самая глупая на свете!

Августа Фёдоровна давно уже спала, а Светлана сидела с раскрытой книгой в руках, где лежало на развороте письмо Сергея, всё - в голубых размывах. Строки нельзя было разобрать, но Светлана знала наизусть каждое слово, и кляксы от её слез не мешали повторять про себя письмо Сергея.

Память уводила назад на выпускной вечер, в тот первый и последний её счастливый день...

Она тогда не пошла на свидание, как договаривалась с Герцевым сначала. Это было ни к чему. И так всё ясно, зачем же лишний раз мучить себя.

Герцев уехал. И неожиданно стал присылать письма. Он писал часто. Но Светлана не знала, о чём он писал. Она брала каждое письмо Герцева, рвала на мелкие клочки и бросала в топку титана, глядела, как жадный огонь лизал красным языком обрывки бумаги, и ревела, видя, как вспыхивало письмо, трепетало загубленной птицей.

А потом и сама уехала, и письма перестала получать, но как ни старалась, Сергей не забывался, вечно был рядом, даже если шёл с ней другой парень...

Светлана опять начала читать письмо: «Ершистая моя, здравствуй! Я очень часто писал тебе. Я думал, ты всё поймёшь. Но ты не отвечала. Наверное, даже и не читала мои письма... - Светлана почувствовала, как вновь по щекам побежали слёзы, и одна из них упала на письмо. - Это похоже на тебя. Наконец решил написать Лариске. Она упрямая, заставит прочитать. Света! Я люблю тебя! Я понял это, когда уехал. Пробовал и с другими девушками дружить, чего уж тебя обманывать, но ты, казалось, следила за мной, смотрела вслед, а в ушах постоянно звучали твои слова: «Знай, что я есть, что я люблю тебя...» Светка, Светка, я и не подозревал, что глаза твои для меня и поддержка, и суровый суд. Скоро я приеду в отпуск. Я очень хочу поговорить с тобой...»

Тихо падал снег и плавно, нехотя ложился на землю. Весь парк похож на заснеженное сказочное царство. Сосны и тополя, как добрые великаны в белых шапках набекрень, махали узловатыми сучьями-руками и едва поскрипывали от ленивого ветерка: «Доброоо пожжжаловать... Доброооо...»

Светлана стремительно шла по центральной аллее. И вдруг остановилась. Навстречу ей шагал Герцев: высокий, в ладно подогнанной шинели, на плечах - курсантские погоны с золотистой каёмочкой.

- Ну, ёрш, здравствуй... - Сергей сам не узнал свой голос, такой он стал чужой и непослушно-хриплый. Вчера он позвонил Светлане. Она ответила спокойно: «Редакция». А он молчал и слушал, как в трубке звучало нетерпеливо: «Алло, слушаю вас, говорите!». И вдруг догадалась, замолчала, а потом нерешительно спросила: «Это ты?»

- Здравствуй, - Светлана уткнулась носом в колючую шинель.

Сергей обеими горячими ладонями приподнял её лицо и поцеловал в заплаканные, счастливые и такие необходимые ему глаза. 

1992 год, г. Волжский.

(2008, издание исправленное и дополненное)