Юра уважал его. В душе он хотел бы, чтобы когда-то и о нем говорили, как о Варламове: неистовый, яростный, злой до дела. Но он понимал в то же время, что в его характере не было таких качеств, и понимал, что и дальше будет и сможет жить только по-своему и только своими данными и способностями сможет чего-то добиваться…
Юра шел сперва привычным своим спорым шагом, потом незаметно, для себя перешел на чуть замедленный, словно бы раздумчивый. Дома здесь были длинными, так что пока пройдешь от торца до торца — много чего насмотришься и услышишь. Проходя мимо общежития, невольно вспомнил, что сегодня была получка, и понял, что «сухой закон» здесь сумели обойти, нарушить. Как в летнее время, на балконах висели разогретые парни, переговаривались между собой, кричали что-то вниз. Один тепленький шел навстречу Юре в распахнутой куртке, надетой на голое тело.
— Чайник, спрячь пузо — простудишь! — крикнули ему сверху.
«Чайник» отвечал быстро и находчиво:
— Пошел на…
И отшлепал ладонями чечетку на голом своем животе.
Какое-то длинноволосое существо раздевалось в окне первого этажа. Ленивые движения, тонкая талия, ухоженные кудри… Вот существо повернулось лицом к улице, и оказалось, что помимо длинных красивых волос у него есть еще и усы.
Попадались навстречу новенькие детские коляски с еще не разработанными рессорами, и юные мамаши своими полудетскими голосами вели степенные женские разговоры:
— Ты знаешь, а мой так любит грудь пососать, что мне даже жалко отваживать его. А долго, говорят, вредно.
— Ничего не вредно. Ты знаешь, сколько я в детстве сосала? До двух лет.
— А ты знаешь, давать пустышку совсем не вредно. Сосательный рефлекс снимает у ребенка стрессовые состояния.
Ученый народ!..
Но вот и дом, перед которым Юра не раз прохаживался в условленное время, поджидая Наташу. Вот и подъезд, в который иногда входил и с лестницы условленным звонком вызывал Наташу.
Дверь и сегодня, по такому же звонку, открыла Наташа, явно поджидавшая его. Хорошо улыбнулась — и ему сразу стало спокойнее.
— Ну, пойдем….
Они прошли в такую же, как у Густовых, большую «балконную» комнату, в которой собралась вся семья. Однако ни накрытого стола, ни каких-то приготовлений Юра не увидел, и это обрадовало его: значит, все будет по-простому.
Первым делом Наташа подвела его к пожилой, с молодыми глазами женщине и представила ей, и назвала ее: «Это наша мама, Нила Федоровна». «Какое старинное имя!» — отметил про себя Юра. С Варламовым и его женой, работавшей в отделе коммунального строительства, обошлось, понятно, без представлений — Юра просто поздоровался с ними.
Варламов мастерил из легкой алюминиевой проволоки каркас будущего сценического одеяния для сына-школьника: не то паука, не то жука. Когда Юру усадили в кресло, Варламов начал примерять этот каркас на юного актера, и началось всеобщее обсуждение, где он хорош, а где требует подгонки «по фигуре». Сам Варламов был неудовлетворен, ему хотелось и тут все сделать на высокую оценку. «Слишком мягкая проволока, — сердился он. — Вечная история с этими снабженцами!»
Больше всего Юра боялся начала разговора о женитьбе, считая, что ему же самому придется и начать его. Вспомнилось что-то читанное и виденное в кино, и все представлялось банальным, смешноватым, в чем-то даже чуть-чуть унизительным. Веселая, радостная Наташа, ее скрываемое, но видимое оживление подбодрили его, но все-таки трудно взять да и сказать: «Вот мы с Наташей пожениться решили…»
И тут великолепно выручил его Варламов.
— Ну так что, Юрий Николаевич, тут у нас ходят предпраздничные слухи… — начал он, подгибая проволоку.
— Слухи достоверны, — подтвердил Юра. — Мы с Наташей решили…
— А я все смотрел и думал: не браконьерит ли парень? — продолжал откровенный Варламов. — Все-таки до трех десятков в браконьерах ходил.
Юра смутился и не нашел, что ответить. На выручку ему поспешила жена Варламова.
— Видимо, плохо охранялись заповедники, — сказала она, и непонятно было, выручила Юру или поставила еще в худшее положение.
А Варламов вдруг взвихрился.
— А ну-ка, бабы, марш на кухню! — скомандовал он жене и сестре. — Наташа, ты что-то проявляешь маловато прыти. Тебе положено сегодня юлой вертеться, а ты тут улыбочки строишь… Я все-таки считаю, — обратился он к Юре, — что женщины должны заниматься прежде всего своими главными делами: вести хозяйство, растить детей, ублажать мужей…
— Женщины — тоже люди, — чуть обиженно перебила его Нила Федоровна, может быть, подумав о будущей жизни своей дочери с этим вот молодым человеком, а также о том, что незачем настраивать жениха таким вот образом.
Непреклонный Варламов усмехнулся и перед матерью умолк.
Стол был накрыт быстро и просто. К нему сели Варламов, его жена, Нила Федоровна, Юра и Наташа. Детям — юному артисту и его сестричке лет девяти — было приказано уйти в другую комнату. Когда разливали вино, Варламов отставил от жены ее рюмку, и тут промелькнул намек на то, что в доме поджидают третьего ребенка.
О предстоящей свадьбе почти не упоминали. Так, разве что попутно и к случаю. После замечания о третьем ребенке молодым было сказано: «Смотрите, не отставайте от старших!» Зашла речь о жилье в поселке — и Нила Федоровна спросила: «А у вас, молодые люди, есть надежда на квартиру?» Юра сказал, что есть, в сущности, свободная квартира сестры Нади. «А это не будет бесчеловечно?»— заметил Варламов. «Надя все равно больше живет у нас, чем у себя, — невольно выдал Юра семейную тайну. — Так что на первое время мы можем поселиться у нее, а там ведь можно и попросить».
— Допросишься-то не вдруг, — заметил мрачновато Варламов. — Строим мало. Да и не то строим! — начал он постепенно разгоняться. — Зачем строить обыкновенные жилые дома и отдавать их под общежития молодежи?
Юра слышал, что это дальновидная практика: закончится строительство ГЭС, и те, кто здесь останутся или сюда приедут, получат отдельные квартиры. Но у Варламова, оказывается, был свой взгляд и на эту проблему.
— Холостяки всегда будут, и им нужны холостяцкие удобства. Для них надо строить общежития гостиничного типа, но с сушилками, шкафами для рабочей одежды, с холлами, где они могли бы встречаться не только с соседями по комнате. Вечерний буфет с самоваром, может быть, удержал бы кого-то от выпивки…
— Может быть, им построить здесь гостиницы типа интуристовских? — усмехнулась жена Варламова.
— А ты помолчи! — беззлобно оборвал ее муж. — Сидите там в своей зачуханной конторе, делаете вид, что понимаете в строительстве… а на самом деле ни одного приличного строителя у вас нет!
Тут, как видно, прорывался наружу некий семейно-производственный конфликт, и пришлось вмешаться Ниле Федоровне, чтобы притушить его. Перед нею Варламов снова отступил, умолк.
— Беда гидростроителей в том, что они и дома продолжают кипеть, — проговорила Нила Федоровна, обращаясь к Юре. — Вот таким же был и отец Валентина. И сгорел раньше времени.
— Мама, ты сама из того же племени, — напомнил ей уже слегка успокоившийся Варламов.
— Так я и сама кипела… — Нила Федоровна улыбнулась, что-то про себя вспомнила, затем начала рассказывать: — Когда Днепрогэс начали восстанавливать, мужчин еще мало было, а женщины такие заводные попадаются, и вот столкнулись у нас две бабьи бригады: ни одна не хочет уступить! А тут еще обе бригадирши в прораба влюбились — можете представить, какая рубка пошла!
Все за столом приготовились послушать эту историю, но Нила Федоровна не стала продолжать ее и перенеслась на Каховскую стройку. Вспомнила песчаные бури, когда приходилось работать в шоферских очках, ранние утренние выезды на плотину, когда в поселок втягивалась колонна автомашин со скамеечками в кузовах и к ней бежали из всех домов веселые шумные строители. Вставать приходилось рано, вместе с солнышком…
— Вот и во мне тот же режим воспитали, — довольно заметил Варламов. — У меня будильник всегда на пять тридцать поставлен, в семь — на работу. Начальников, которые к девяти прибывают, — презираю! Снобизм или равнодушие! Таким надо в проектных институтах работать, а не на стройке… Ты расскажи, мам, как вы ее строили, свою Каховскую, — вдруг остановил он себя.
— А так и строили, — с удовольствием продолжала Нила Федоровна. — Как вы теперь говорите — в охотку строили. Дамбу возводили народным методом, то есть приезжали люди из колхозов на своих повозках, со своими харчами и возили землю, а мы руководили. Выходных итээры там не имели — отдыхали на физической работе, с носилками в руках. Приедем домой уставшие — только поужинать да поскорей спать завалиться. А я еще заочный институт решила кончать. И ведь кончила! — с удивлением проговорила она, обращаясь теперь только к Юре, который один здесь мог не знать ее биографию. — Валентин начал в школу ходить, а я за дипломную работу засела. Защитила на «пять». По оформлению мой диплом был признан лучшим, и его показывали потом ребятам с очного отделения.
