Светлана в ужасе вскочила.
— Что с тобой, Валюша? Что?
Валя прошептала, опускаясь перед кроватью:
— Помоги, Светочка. Я сделала аборт… Мне плохо!
Светлана, схватившись за голову, страшно закричала.
Крик Светланы разбудил Лену и Надю. Валя лежала на полу без сознания, они с трудом ее подняли. Светлана, не утирая слез, торопливо рассказала, что случилось. Надя схватила полушубок.
— Не давайте ей двигаться. Я побегу за скорой помощью.
Светлана поправляла волосы Вали, гладила ее щеки. Она не могла усидеть, ей казалось, что если не сделать какого-то важного движения — она только не знала какого, — то Валя так и умрет, не приходя в сознание. Лена прикрикнула на нее:
— Перестань суетиться! Сейчас ей не помочь. Надо ждать врача.
Светлана, с ужасом всматриваясь в бледное лицо Вали с черными дугами под глазами и посиневшими, вспухшими губами — по углам их покрыл зловещий белый налет, — молила:
— Леночка, скажи одно… только одно — это очень опасно?
— Бывают и осложнения… Будем надеяться на лучшее.
— Валя приходит в себя! — крикнула Светлана. Валя, обводя невидящими глазами подруг, пошевелила губами. Светлана быстро говорила, лихорадочно поглаживая одеяло, то поправляя, то откидывая его:
— Валюшенька, родная, лучше тебе, скажи, лучше? Что тебе нужно? Скажи, что тебе хочется?
Валя просипела, с усилием поднимаясь:
— Хочу сидеть… воды, Светочка!
— Нельзя сидеть, надо лежать! — сказала Светлана, кидаясь за водой.
— Если сидеть спокойно — это можно, — сказала Лена.
Они обложили Валю сзади и с боков подушками. Несколько минут Валя сидела, не шевелясь, потом заметалась. Лена схватила ее за плечи, Светлана вцепилась в руки.
— Я не могу! — твердила Валя, вырываясь. — Мне больно! Дайте повернуться на бок, прошу вас!
Повернувшись, Валя на минуту притихла. У нее росла температура, лицо преображалось — болезненная бледность сменилась болезненной краснотой, губы казались уже не синими, а черными, глаза запали. Валей овладевало возбуждение, она говорила все торопливей и бессвязней, вскрикивала, всплескивала руками. Все это так не походило на ее обычную сдержанность, что Светлана, немного успокоившаяся, когда Валя очнулась, снова почувствовала ужас. Пугающая говорливость Вали была непереносима.
— Помолчи, Валечка — упрашивала Светлана. — Тебе вредно… Очень прошу, полежи молча!
— Отстань! — говорила Валя, облизывая ссыхающиеся губы. — Мне больно! Вот здесь болит и здесь, положи сюда руку… Я думала, хорошо прошло, вдруг заболело, ох, как я испугалась…
Она торопилась рассказать, что произошло. Ей представилось, что она умирает, она побежала к себе. Недалеко от дома она потеряла сознание. Никого на улице не было, она очнулась от холода и поползла по снегу, у нее не хватило сил подняться, а когда поднялась, то опять свалилась. Так она шла — то падала, то вставала, она уже думала, что не доберется, потом стало легче, можно было идти, не держась за стены…
В Светлане поднялась вся ее ненависть к Дмитрию.
— Перестань! Это твой мерзавец… Случится осложнение, обязательно донесу, чтоб его в тюрьму!..
Лена останавливала Светлану, показывала на Валю. Светлана отталкивала Лену и неистовствовала:
— Донесу! Донесу! Пусть за все расплатится!
— Бессовестная! — крикнула Лена. — Нельзя с ней так.
Валя запрокинула голову, глаза ее вывернулись и закатывались. Она бормотала, слова были бессмысленны, как и взгляд.
Светлана в отчаянии схватила Лену за плечи.
— Леночка, она умирает! Это я наделала, я!
В комнату вбежала Надя, за ней спешили санитары с носилками и медицинская сестра. Сестра пощупала пульс и распорядилась положить больную на носилки.
— Одевайтесь, девушки! — сказала Надя. — Пойдем в больницу.
Снег скрипел под ногами звонким скрипом, было около пятидесяти мороза. Девушки двигались за носилками, взявшись под руки. Надя рассказывала подругам, почему задержалась. В этот чертов холод ни один мотор не удалось быстро завести — ни легковушку, ни грузовики. Она решила, что пешком будет скорее. Вызвав сестру, она сбегала на квартиру к главному врачу, он обещал немедленно прибыть.
Главный врач Гречкин, широкоплечий, средних лет мужчина с большими губами, большим носом и короткими волосатыми руками, встретил их в приемном покое и сам указал, куда положить больную. Дежурный врач, молодая, лишь в прошлом году окончившая институт женщина, без промедления исполняла его распоряжения. В поселке знали, что со дня их одновременного приезда у них сразу установились и уже не менялись отношения взыскательного учителя и старательного ученика — властный Гречкин, плохо уживавшийся на прежних местах работы, иных отношений и не потерпел бы. Пока он с Ольгой Федоровной — так звали молодого врача — осматривал Валю, девушки сидели в приемной. Шел четвертый час ночи.
Гречкин вышел вместе с Ольгой Федоровной.
— Есть в поселке у больной близкие? — спросил он. — Я имею в виду мужа, друга… Нужно вызвать…
Светлана поспешно сказала:
— Доктор, близкие в поселке — это мы. Поверьте, она никому так не дорога!.. Расскажите нам…
Гречкин недоверчиво смотрел на Светлану. Когда Надя с Леной поддержали ее, он кивнул — уговаривать не надо. Он не может скрывать — положение больной очень серьезное. Вале выпала самая страшная из возможных бед, у нее заражение крови — сепсис, и не простой, а особо тяжелый — анаэробный. Все признаки указывают на эту грозную болезнь — боли, отеки, повышенная температура, возбужденное состояние — эйфория. Она желтеет чуть ли ни по минутам, желтизна видна даже при свете ламп — это тоже один из признаков беспощадного заболевания. Болезнь развивается стремительно, раньше ее так и называли: молниеносная гангрена. Нужна операция не медля ни секунды, больную сейчас готовят к ней. Но ручаться за исход он не может, при таком заболевании ни за что нельзя ручаться…
— Теперь идите домой! — сказал Гречкин. — Утром будет яснее.
Когда они с Ольгой Федоровной отошли, Светлана воскликнула:
— Никуда я не пойду! Вы отдыхайте, а я не могу!
Надя посовещалась с Леной.
— Если появятся осложнения, пошли санитара или добеги. Узнай, что надо из еды.
— Хорошо, — сказала Светлана. — Все узнаю! И о еде… — Она отвернулась, чтоб не разрыдаться.
Она сидела в коридоре на скамейке, набросив на плечи халат. Несмотря на поздний час, в больнице угадывалось волнение, всегда сопровождающее подготовку срочной операции — с легким шумом открывались и притворялись двери, по коврикам шуршали торопливые шаги, слышались приглушенные голоса. Потом все смолкло, настороженная тишина сковала помещение — началась операция. Светлана прохаживалась, снова садилась, сжимала руки. Через несколько стен донеслись хриплые стоны — Светлана узнала голос Вали. Стоны затихли, снова цепенящее молчание наполнило больницу. Светлана прислонилась щекой к холодной стене — так было лучше, холод успокаивал.
Она стояла долго, ей казалось — всю ночь, хотя операция продолжалась меньше получаса. В коридор вышел Гречкин и сел на скамейку, знаком показав, чтоб и она садилась.
— Диагноз подтверждается, — сказал он. — Торопятся разрушительные бактерии…
Он помолчал. Светлана знала, что этот человек вчера весь день работал, ушел домой поздно и, только лег в постель, как снова был разбужен — нелегко даются бессонные ночи. Он прикрыл глаза, шумно посапывал большим носом, мощные волосатые руки устало лежали на коленях. Светлана робко сказала:
— Но ведь после операции ей станет легче, правда?
Гречкин ответил, не поднимая век:
— Операция — это то самое, чего хотела ваша подруга — вытравление плода. Вопрос, какую цену она заплатит за это.
— Доктор… значит, вы считаете?..
— Да, — сказал Гречкин. — Мы сделаем все, что в наших силах, только не так уж велики наши силы.
Вышедшая Ольга Федоровна доложила, что больная переведена в отдельную палату.
— Иди к ней, — разрешил Гречкин в ответ на умоляющий взгляд Светланы. — Состояние ее такое, что я дал указание — пускать вас в любое время дня… и ночи.
Он помолчал, перед тем, как сказать «и ночи». Она поняла: Гречкин не верил, что Валя доживет до следующей ночи. Светлане показалось, что она вдруг может упасть. Она вошла в небольшую, очень светлую — в два окна — палату. На кровати лежала Валя, вокруг нее на подставках, на тумбочке и на полу громоздились разные приборы. Сестра, откинув одеяло, вонзила в ногу Вали иглу, соединявшуюся резиновой трубочкой со склянкой с жидкостью.
За те несколько часов, что она провела в больнице, Валя пугающе изменилась. Частое дыхание с хрипом вырывалось из горла, лицо опухло. На простыне бессильно раскидывались коричневые руки и ноги, на подушке отчеркивалось шафранное одутловатое лицо. Увидев Светлану, Валя пыталась приподняться. Сестра предупредила: «Больная, не шевелиться!» Ольга Федоровна положила руку ей на плечо, ласково уговаривала не двигаться.
