Мобилизация внутренних ресурсов
О погибших зеленых огурцах снова вспомнили дней через десять.
Старуха почтальонша, которая обслуживала кольцевую почту, встретила в поле Николку Чурасова и передала ему почту для коммуны — шесть газет. Три были московские, а три — здешние, краевые.
Николка засунул пять газет в карман, а шестую начал проглядывать на ходу. И прямо напоролся на объявление:
Динамо-машина исправная продается за 1000 руб., ул. Баррикад, Коробочная фабрика.
Никаких других сведений о динамо в объявлении напечатано не было, очевидно из экономии. Но цена — тысяча рублей — волновала. Конечно, таких денег в коммуне не было, но они могли бы быть, например, осенью.
Николка, чтоб не расстраивать коммунаров, решил скрыть газету и отложил ее в боковой карман куртки. Но за обедом он забыл о своем решении и неожиданно для себя самого крикнул через стол Джеку:
— Яша, тысячи рублей у тебя не найдется?
— А что?
— А вот динама продается в городе. На коробочной фабрике.
— А сколько киловатт?
— Не сказано.
На этом разговор кончился, и Джек начал молча есть кашу. Николка подивился, что он так легко успокоился. Но Яшка и не думал успокаиваться. Сейчас же после обеда он взял у Николки газету, уединился с Чарли к окну и потолковал с ним немного. Потом они пошли в контору к председателю и казначею Капралову, который сидел за счетами и сотый раз проверял расходы коммуны за март.
— Сколько у нас электрических денег, Вася? — спросил Джек очень ласково, когда Капралов кончил считать.
Капралов открыл стол и достал оттуда синюю тетрадку, на которой было написано: «Счет электричества». Записи были только на первой странице. Капралов поиграл пальцами на счетах и сказал:
— На сегодняшнее число: пятьсот девяносто рублей сорок копеек.
— Мало, — пробурчал Яшка. — Посмотрим на других страницах — нет ли еще?
Капралов замотал головой и показал чистые страницы.
— В других книгах посмотри.
— Нигде остатков нет.
Тогда Яшка подсел к нему как искуситель и начал нашептывать, что нельзя упускать динамку с коробочной фабрики. Такие объявления попадаются в газетах не каждый день. Надо сейчас же слать в город депешу, что коммуна оставляет динамо за собой.
Василий Капралов не на шутку испугался. Ему померещился перерасход, и он с жаром начал доказывать, что коммуна не может сейчас покрыть тысячу. Даже сотни лишней нет. Лучше и не разговаривать.
Джек послушался его совета и не стал разговаривать. Он ушел из конторы, но скоро вернулся с Николкой Чурасовым. Капралов услышал, как Джек говорил в коридоре:
— Почти что шестьдесят процентов у нас в наличности, Николка. Какая же мы коммуна, если сорока остальных не натянем?
— Подожди, подожди.
Николка подошел к капраловскому столу и задумался. Он уже жалел теперь, что заварил все дело. Ведь электрические деньги были запасным фондом коммуны, всерьез никто не верил, что скоро придется их потревожить.
— Значит, пятьсот девяносто фактически есть? — спросил Николка Капралова.
— Фактически, — ответил тот со вздохом.
— А больше ниоткуда не натянешь?
— Не натяну.
— А я натяну, — вдруг сказал Николка уверенно. — Внутренние ресурсы потревожить придется. Бери, Яша, гонг, лупи что есть мочи! Соберем сейчас летучее собрание. Посмотрим, оправдает ли себя коммуна, доросли ли до электричества.
Гонг заревел на крыльце не позже как через минуту. Будто медная волна залила весь двор. Над садом галки поднялись с деревьев, закружились и долго не решались садиться.
Коммунары посыпались к конторе со всех сторон. Доильщицы пришли с ведрами, полными молока. Саня Чумаков прибежал из конюшни с вожжами. Ему показалось, что пожар.
Джек на крыльце торопил коммунаров занимать места, говорил, что дело очень срочное.
Расселись на лавках, на подоконниках, на полу.
Николка открыл экстренное собрание, прочел объявление и предоставил слово Джеку.
Тот рассказал, сколько коммуна произвела уже расходов на электричество. Напомнил про колесо, про камни на плотине, показал и на проводку по стенам. Неужели напрасно средства загубили? Ведь остается только приналечь — и загорится электричество.
Мильтон Иванович, заведующий мастерской, выступил вслед за Джеком с небольшим заявлением: электричество даст возможность поставить круглую пилу в мастерской, и это облегчит работу.
— Это я так, к сведению, — сказал Мильтон Иванович. — Примечание…
— Понимаем! — закричал Бутылкин с полу. — Пользу энергии понимаем. Вы нам доложите, за чем дело стало.
— Само собой понятно, за деньгами, — сказал Капралов. — Машина тысячу стоит, а у нас пятьсот девяносто в фонде. Надо разницу изыскать.
Старик Громов захохотал на всю контору, а потом закашлялся. Кашлем у него всегда кончался смех.
— Да нешто мы, коммунары, четыреста десять покрыть можем? Откуда такую силищу взять? Кабы сорок…
— Подожди, — сказал Джек и вышел на середину комнаты.
Он торжественно полез в боковой карман и вытащил оттуда серенькую сберегательную книжку. Положил ее на стол и сверху рукой прихлопнул.
— В чем дело? — закричал Курка.
— Вношу свои сбережения.
— А много их?
Капралов развернул книжку и прочел:
— Остаток на сие число сто двадцать один рубль.
— От прошлого года деньги остались, — пояснил Джек. — Табак я тогда продал.
— Понимаем, — сказал Бутылкин. — А у кого табаку не было, то как?
Сейчас же с места заговорил Чарли Ифкин. Английского говора его никто не понял, но жестикуляция показывала, что американец решил раскошелиться. Он вытащил из бокового кармана пачку длинных темных кредиток с портретами и передал их Капралову.
— Чарли жертвует сорок долларов! — закричал Джек. — Американские деньги!
— Не примут американские на коробочной фабрике нипочем, — сказал Курка авторитетно. — К черту пошлют с такими деньгами.
Джек разъяснил, что Госбанк за каждый доллар платит два рубля и беспокоиться Курке нечего. Старик Громов недоверчиво рассмеялся, махнул рукой и вышел из комнаты. Дверь сильно хлопнула за ним, и все посмотрели вслед старику. Николка от имени брата Дмитрия и Капралова заявил, что вносит шестнадцать рублей — все, что оказалось у троих в наличности. На этом поступления прекратились.
Василий подсчитал взносы на счетах и тяжело вздохнул. Оглядел собрание и вздохнул еще раз: больше рассчитывать было не на что.
— А ведь не доросли до электричества! — горько сказал Николка. — Рвать со стен проводку придется…
Он подошел к стене и схватился за электрический провод, как бы собираясь дернуть. Стало тихо.
— Позвольте мне, — сказал Мильтон Иванович.
Этот седой старичок в очках, у которого был такой тихий голос, начал на этот раз неожиданно громко:
— Товарищи!..
Коммунары притихли от выкрика, а Мильтон Иванович, сделавши маленькую паузу, продолжал еще громче:
— Как собирали мы на оружие в девятьсот пятом на заводе Ноблеснера? Просто карманы выворачивали дочиста. А теперь какое наше оружие? Машины наше оружие и энергия… — Мильтон Иванович опять остановился — очевидно, ему трудно было говорить. — Да что там! — вдруг закричал он. — Вот… Вот… — Он выложил на стол все содержимое своих карманов. — Денег здесь, может, и немного, а рублей двадцать будет. Только вот документы разрешите назад взять.
Он взял со стола несколько бумажек и отошел к стене.
Николка громко захлопал, его поддержали.
— Во как пролетариат к делу подходит! — восторженно закричал Маршев.
Старик Громов (он уже успел вернуться в контору) шустро подошел к столу. Высыпал из тряпки серебряные полтинники перед Капраловым.
— Тут у меня более девяти рублей должно быть, — сказал он и закашлялся. — На одну вещь, конечно, берег. Но раз у нас теперича мастерская, думаю, похоронят меня товарищи без денег по первому разряду. А я при электрической лампочке поживу. — Потом старик низко поклонился собранию: — Вызываю на пожертвование товарища Бутылкина и остальных.
Бутылкин поднялся с пола, состроил гримасу, поддернул штаны, полез в карман. Вытащил немного мелочи и со звоном положил на стол.
— А червонец по окончании заседания принесу…
Собрание расшевелилось. За Бутылкиным стали выходить остальные коммунары. Даже ребята жертвовали по двугривенному из каких-то неизвестных источников.
Только Татьяна ничего не вносила на общее дело. Она сидела насторожившись, краснела и бледнела, и все смотрели на нее, как бы ждали ее слова. Дальше молчать было уже неудобно. После ребят Татьяна подошла к столу.