— О-ой!..
Не помня как, дотащила ведра до сарайчика и, увидев котелок и несколько картофелин, приготовленных тетей Машей, все-таки смогла осознать, что должна сесть и почистить их для ужина. Быстро поставила ведра, накрыла фанерками и взялась за нож с деревянной ручкой.
Тетя Маша перебирала гречневую крупу.
— О-хо-хо… Хлеб наш насущный, — проговорила тетя Маша и взглянула на девушку. — Тебя как будто трясет, Нин?
— Холодно мне.
Нину действительно всю трясло, и она ничего не могла поделать с собой. Нож стал срываться, очистки пошли толще и короче.
Тетя Маша поднялась, приложила руку ко лбу Нины:
— Жара нет?
— Вроде нет.
— Сегодня Федосову отнесли… Могила не глубже метра… — Тетя Маша сняла ладонь со лба Нины. — Да, не похоже на температуру… Нин, ну что же ты так толсто! Смотри, какая шкура поползла!
— Сейчас, тетя Маша… Сейчас я прилажусь…
Но как Нина ни старалась, как ни замирала, напрягаясь, думая тем самым овладеть собой, ничего не помогало.
— Нин, да что с тобой? Что случилось-то?
Девушка вдруг вскочила и, рухнув на постель, затряслась от беззвучных, без слез, рыданий.
— Девочка моя!.. Да что с тобой?..
Нина рывком отвернулась к стенке, и слезы, которые она до тех пор сдерживала, вдруг прорвались.
— Господи! Да что же это с тобой? Случилось что? Обидел кто?
Нина продолжала рыдать.
Тетя Маша, вздохнув, пристально посмотрела на Нину и спросила:
— Скажи-ка, девочка моя, ты, случаем, не в положении?
— Что?.. — еле слышно прошептала Нина, краснея от стыда.
— Говорю, не забеременела ли?
— Тетя Маша!.. — вскрикнула Нина.
— Ну ладно, ладно… — ласково сказала тетя Маша. — Не обижайся, пожалуйста. Только с мужиками этого не может быть, а с девчатами и бабами, как ни верти, случается.
В эту бессонную ночь Нина Ободова думала о том, что ей, пожалуй, теперь уж не выкарабкаться из той глубокой пропасти, в которую бросили ее обстоятельства. Нет, не выкарабкаться… Если б она могла смотреть на жизнь проще!
Сергей Латохин был хорошим человеком. Он был доброжелателен ко всем, старался помочь девушкам в их тяжелой работе. Никто столько не шутил с ними, никто столько не подбадривал их, сколько он. А ведь эти помощь и внимание исходили не от богатыря — от щупленького, битого-перебитого на войне парнишки. Вроде как добрый, внимательный человек, знающий, что такое беда, участливое слово товарища, кружка кипятку, когда озяб…
Тетя Маша тоже была добрым человеком. Сколько Нина у нее живет, не попрекнула ничем и даже белье ее стирала жидким, с неприятным запахом мылом сама, не считая это за какой-либо труд, да, собственно, и не считая маленькие Нинины кофточки и трусики за настоящее белье. По воскресеньям вставала так, чтобы не разбудить Нину, старалась, чтобы девушка отоспалась. Сама ходила в очереди за пайком. Хорошо относилась, и все же могла вот так больно ранить, даже не заметив, что ранила…
Могла добрая тетя Маша, мог добрый Латохин, и если они могли, то дело, решила Нина, очень плохо…
На следующее утро Латохин предложил организовать на стройке фронтовую бригаду.
Конечно, девчатам надо было немедленно откликнуться на это предложение. Да и как иначе?! В газетах иногда писали о них с тем пафосом, который не мог оставлять сомнений, что «фронтовая» это почти что гвардейское соединение на переднем крае. Сделает рывок вперед, увлечет за собою остальных — и победа, о которой все мечтали, еще ближе!.. Думать тут было не о чем. Однако Оля-солдат, получившая такое прозвище потому, что ходила в обмотках и шинели, спросила:
— Станем мы фронтовой, а что изменится? Ведь мы и так работаем по совести…
— Верно, — согласился Латохин.
— Что ж тогда?
— Как тебе объяснить… — До сих пор идея фронтовой бригады казалась Латохину настолько ясной, что он не дал себе труда подумать, что кроме общих слов может сказать о ней другим. — Понимаешь ли, Оля, не буду тебе повторять того, что пишут в газетах… Думаю, что, взяв высокое имя фронтовой, будем чаще думать о тех, кто сейчас заботится не о себе, своей жизни, а только о том, чтобы победить.
— Будем думать… — согласилась Оля-солдат. — И тогда процентов будет больше?
— Постараемся, — просто ответил Латохин.
На том и кончили. Дядя Митя решение одобрил.
Нина Ободова не принимала никакого участия в разговоре, стояла в сторонке, полуотвернувшись от Латохина. Выбрав момент, Сергей подошел к девушке.
— Я, может, вчера слишком… — произнес он, как вполне искупающее вину, извинение.
Нина повернулась к Латохину:
— «Может»! — неожиданно громко повторила она. — Уй-ди!
Яростный по своей силе, но сдержанный крик этот вызвал у Латохина не возмущение — его вдруг пронзила жалость к ожесточившейся так девушке. Какую боль нужно носить в себе, чтобы она остро отозвалась и в других!.. Вчера он погорячился совсем некстати. Переборщил… Надо будет поговорить с Ниной в другой обстановке, постараться найти общий язык, помочь, если нужно…
Шли дни.
Латохин нет-нет да посматривал на Ободову. Как она работает! Не щадя себя, стараясь не только не отстать от девчат физически крепче ее, но и явно обогнать.
С Латохиным Нина не разговаривала, хотя тот не раз пробовал вовлечь ее в беседу. Стала молчаливей, сдержанней и с другими: спросят — ответит, редко когда задаст вопрос сама или вступит в разговор подруг.
— Нина, ты что? — спросила ее как-то неунывающая Оля-солдат.
— А что? Работаю… Претензии есть?
По работе претензий быть не могло. Что же касается настроения… Слишком много было причин для огорчений, и разве могли догадаться об истинной эти простодушные девчата. Ведь у каждого могло быть свое. Похоронка с фронта… Смерть близкого… Слух о том, что без вести пропавшая мать, брат или сестра, которых немцы гнали в Германию, погибли… Пропажа хлебной карточки, которая ни по какому случаю не возобновлялась… Тоска, вдруг нападавшая ночью в землянке, когда вдруг мерещилось, что ты лежишь в сырой могиле… Первые признаки заболевания кипящим вокруг тифом… Горькая обида на человека, который подвел. А таких могло быть много: пообещал привезти дровишек — и не привез, день просидели в нетопленой землянке или сарае… Пообещали выдать два листа фанеры — и не выдали, а крыша течет… Родственники, которым когда-то столько сделали хорошего, сейчас не внимают просьбам о помощи… Одна из вещей, которую закопали перед угоном в самом потайном месте и которая потом исчезла, вдруг обнаружена на человеке, считавшемся хорошим знакомым… День рождения, который, как выяснилось, был вчера и о котором забыла сама и некому было напомнить… Случайно приобретенные сапоги или ботинки, которые так натирают ноги, что невмоготу ходить, а другой обуви нет…
Подруги могли долго перебирать напасти из этого нескончаемого списка, и все же им было не угадать подлинной, вогнавшей Нину Ободову в такую тоску, почти отчаяние.
9
Бригадир послал Нину к Троицыну поторопить с доставкой кирпича. В стройтрест она могла пройти и по Первомайской, и по Дзержинской улицам. Нина пошла по Дзержинской, где находился райком…
Отослали ее нарочно. Латохин, улучив удобный момент, успел перемолвиться с дядей Митей: надо поговорить с девчатами без Нины, и дядя Митя согласился.
Когда она ушла, Латохин позвал:
— На минутку, девчата.
Те скинули с плеч «ко́зы», обступили Латохина.
— С Ниной происходит неладное…
Все и сами видели это. Но разве можно угадать из ста возможных причин одну подлинную? Девчата гадали-гадали и решили, что, скорей всего, кто-нибудь обидел Нину, напомнив о сплетне…
И тогда Латохин признался:
— Я напомнил.
Девчата молча, в недоумении смотрели на Латохина: «Почему?.. Отчего?.. Кто бы мог подумать!..»
— А не шутишь? — спросила Оля-солдат.
Латохин отрицательно покачал головой и криво усмехнулся: разве этим шутят?
— Как же это ты? — опять спросила Оля-солдат..
— Вот так… — И Латохин рассказал, как было дело. В разговор вступил до сих пор молчавший дядя Митя:
— Извинился?
— Извинился… — неохотно отозвался Латохин. — Но Нина не простила.
— Быть с Ниной внимательными, как никогда, — подвел черту дядя Митя. — С теми, кто оскорбит Нину, расправляться по-свойски, не стесняясь, не жалея кулаков. В случае чего можете ссылаться на меня. Мол, бригадир велел.
Латохин нарочито круто сгорбился, как бы подставляя спину под кулаки, которых не надо жалеть.
— Ты, Сергей, на первый раз — прощенный. Бить не будем. Когда у Нины день рождения? Кто-нибудь знает?
— Конечно! — откликнулась Оля-солдат. — Восьмого ноября, легко запомнить. Седьмого годовщина Октября, а восьмого у Нины день рождения…
— Вот и отметим всей артелью… В отряде, когда кругом были фашисты, и то отмечали… Да еще как! Ну а теперь-то!.. Вот здесь собьем стол из досок. — Дядя Митя показал руками, каким он будет длинным. — Сложимся талонами, накупим белого хлеба, сахара, масла, чтобы всем вволю… Восьмое не за горами… Сергей, поручаем это тебе, и начинай, пожалуй, сразу.
