— Можно, — разрешила Леночка.
Официантка принесла шампанское. Антон сказал «при чем тут я» и вылил себе в стакан остатки бенедиктина Пока режиссер возился с пузырящимся вином, Антон выдул бенедиктин и стал злиться, горько ревнуя.
— И перестаньте называть ее Ленкой! — велел он.
Христо объяснил ему:
— По-болгарски это звучит очень ласкательно.
— Тем более, — отрезал Антон.
Он прикинул, сколько останется денег от счета, пошел к буфету и все остатки пропил. Вернулся к столику, и они примолкли, с довольным видом улыбаясь друг дружке. Антон понял, что совершил глупость, оставив их вдвоем. Они тут без него назначили свидание. Это уж точно, как МС2 = Е.
Тяжело опустившись на диван, пытаясь построить на лице равнодушную ухмылку, Антон спросил:
— Успели?
Режиссер отвел глаза, а Леночка сказала, нахмурившись:
— Что ты имеешь в виду?
— Свидание.
— Да, успели! — Леночка надменно вскинула подбородок. Предательски обмякло тело, и он вдруг вспомнил, какой у него сейчас отвратительный, раздутый и перекошенный нос. Он вспомнил, что давно не стрижен, что денег у него нет, а на правом носке дырка. Он чувствовал, как становится все меньше и ниже ростом.
— Значит, так, — выговорил Антон. — Тогда я пойду. Сейчас расплачусь и пойду прочь… Он стал звать официантку. Христо изображал смех и говорил с усилившимся акцентом:
— В истории был такой плохой пример, вспоминайте венецианского мавра, которого звали Отелло. Он неправильно задушил Дездемону, а после этого ему пришлось заколоть себя. Христо схватил ножичек со стола и показал, как поразил себя несчастный Отелло.
— Конечно, вы знаете эту трагедию, — сказал он и бросил ножичек на скатерть.
— Слышал краем уха, — отозвался Антон, глядя на режиссера с бессильной ненавистью.
— Вот видишь, — поддержала Леночка. — Умные люди должны учиться на чужих ошибках.
— Выпьем за эту мысль, — обрадовался Христо и, неловко взяв бокал, пролил вино на свой пестрый, вызывающий зависть свитер.
— Ах, — сказала Леночка, выхватила из сумки платок и подала режиссеру. Антон узнал свой платок, которым в прошлое воскресенье чистил Леночке забрызганные чулки.
«Где тот платок, который дал тебе я? — подумал он шекспировскими словами. — У Кассио?»
Подошла наконец официантка, и он расплатился. Поднялся и сказал:
— Прощай. Я скажу гардеробщику, чтобы выдал даме пальто по тридцать второму номеру.
— Антон! — позвал Христо. — Не делайте глупость. Ничего не случилось. Просто Ленка… Елена имеет знакомого мужчину. Разве это состоит преступление?
— Это состоит свинство! — сказал Антон и быстро зашагал в направлении выхода.
4Здесь уместно сообщить тебе, читатель, что никого он не убил, а добрел пешком до набережной, пошатался несколько часов вдоль Невы, докурил пачку и отправился в училище спать. А поскольку о силе любви судят по совершенным из-за нее глупостям, согласимся, что Антон любил Леночку так себе, средне. Утром, проснувшись, он вспомнил вчерашнее и горестно пожаловался тощей казенной подушке: — Вот тебе и теория вероятностей. Забыть бы ее к черту. Да и теорию вероятностей тоже. Позавтракав, он приободрился и решил провести день за городом, в одиночестве обдумать, как дальше жить. Но на Финляндском вокзале он не стерпел и позвонил по телефону. Казенный голос строгой мамы доложил ему, что Лены нет дома. — Я этого и ожидал, — сказал Антон и набросил трубку на крючок. Он уехал в мокрый, тес и бродил там до сумерек, сшибая палкой ветки и топча поздние грибы. Когда совсем задрог, вернулся в город, купил бритвенные лезвия и поехал в училище — может, там хоть кино какое-нибудь в клубе крутят…В клубе шла такая занудная картина, что спусти десять минут Антон поплелся вон. Он стал бродить по этажам, и во всех коридорах было пусто, холодно и уныло. В коридоре третьего курса стоял у тумбочки дневального Григорий Шевалдин в бескозырке на рыжих вихрах и с повязкой на рукаве.
— Эк тебя, старина, — посочувствовал Антон. — На чем сгорел?
— На львах и тиграх, — поведал Григорий. — В общем, пришел я в училище обедать. Я ведь москвич, родственников здесь нет, кормить меня, кроме государства, некому. А в кармане у меня, между прочим, лежало позаимствованное в зоопарке объявление: «Кормление львов и тигров в час дня». Дернул меня бес приклеить эту бумажку на дверь камбуза. Оборачиваюсь — за спиной дежурный офицер. Увольнительную тут же отобрали и в наряд сунули. А ты что витаешь, словно тень старого короля?
— Погода плохая, — сказал Антон.
— Нравственно здоровый военнослужащий побежит в увольнение сквозь смерчи и ураганы. Его не остановит даже землетрясение. Может, шерше ля фам? — догадался Григорий.
— И она тоже замешана, — признался Антон.
— Влюбленного нельзя считать нравственно здоровым, так что твое поведение теперь понятно, — высказался Григорий. — Изменила, что ли?
— Ты мне вот что скажи, — уклонился Антон от ответа. — У вашего Скороспехова память хорошая?
— Армированная, — уверил Григорий. — Помнит все, что ты еще на первом курсе натворил и какого именно числа. Антон приуныл.
— Это худо. Я вчера на него из автобуса прыгнул в расстегнутом бушлате.
— И? — заинтересовался Григорий.
— И смылся. Сопровождаемый конкретным указанием: «Курсант, завтра вечером ко мне в кабинет!»
— Боже милостивый, из-за чего страдаем! — произнес Григорий и посоветовал: — Надо идти.
— Нет, не пойду, — решил Антон. — Такое настроение, что начни он меня воспитывать, я ему в ответ всю философию Жан-Жака Руссо изложу. Лучше пойду в спортзал, грушу поколочу.
— Все же подумай о будущем, — предупредил Григорий. Антон колотил в спортзале грушу, часто промахивался и думал о будущем: сколько суток без берега дадут ему по совокупности преступлений. Расстегнутый бушлат, выход с задней площадки городского транспорта, побег от офицера и неисполнение приказания — ох! Выходило очень много суток. Синусоида жизни пойдет вниз.
Комсомольская организация тоже небось проявит пристальное внимание и покарает выговором. Хорошо еще, если без занесения в личное дело. И это будет, будет, потому что комсорг роты Костя Будилов совершенно не понимает, как это человек, принявший присягу, может нарушить дисциплину и почему он не обдумал всего заранее и не поступил вместо военного училища в театральный институт? «Как же я пойду с таким товарищем на выполнение боевого задания?» — восклицает перед ротой Костя Будилов и вносит предложение объявить разгильдяю строгий выговор с занесением в личное дело.
Конечно, звучит Костино восклицание устрашающе, но все-таки Костя тут загибает. Разве можно сравнивать обычную нашу жизнь с выполнением боевого задания? Чушь это и демагогия. Человек, не отдавший честь патрулю, в бою бестрепетно отдаст жизнь, как и полагается по присяге. Какая тут может быть связь? А у Кости кровь холодная, бледно-розового оттенка, и нарушать дисциплину он просто не имеет потребности. По воскресеньям Костя сидит в классе и изучает биографии великих композиторов. А вечером вместо танцев плетется в филармонию, по каковому поводу Сенька Унтербергер выразился:
«Для чего попу гармонь, а курсанту филармонь?» Антон тщательно обдумал все аспекты своего будущего, и благоразумие превозмогло. Он оделся в форму, перекинул через плечо перчатки и направился к кабинету командира третьего курса. Постучавшись, он зашел и доложил:
— Товарищ капитан второго ранга, курсант Охотин по вашему приказанию явился! Скороспехов с интересом оглядел курсанта Охотина и задал вопрос:
— А почему вы явились ко мне с перчатками? Антон объяснил:
— Я член секции бокса. Прямо с занятия.
— Вот оно что, — сказал Скороспехов. — А если бы вы были членом конно-спортивного клуба, вы бы ко мне с лошадью пришли? Антон стал защищаться:
— Ни в каком уставе не написано, что нельзя являться к начальству с боксерскими перчатками! Скороспехов возразил:
— Ни в каком уставе не написано, что нельзя принести в кубрик кошку, положить на койку и крутить ей хвост. Устав не энциклопедия
— Понимаю, — согласился Антон.
Как всегда в затруднительные минуты жизни, он отвлекался мыслями о несущественном и думал о том, как свеж и элегантен низкий воротничок на шее командира третьего курса, как ловко завязан у него галстук и как идет его мужественному лицу белый шрам на правой щеке. Такому офицеру больше пристало стоять на мостике ракетного крейсера, нежели восседать и кабинете.
— Шустро вы от меня удрали, — сказал Скороспехов. — И зря. Я сделал бы вам замечание и отпустил. А теперь дело осложнилось.
— Кто знал, — сокрушенно вздохнул Антон. — А рисковать не мог.
— Свидание?
— Конечно, — сказал Антон.
