нашей беседе. Когда же командир коснулся политического значения орошения в среднеазиатской республике, новый спутник не удержался:
— Совершенно правильно, — сказал он, — недостаток атмосферных осадков — это основная причина того, что в прошлом у народов степных местностей преобладал кочевой быт с полудиким скотоводческим хозяйством. В некоторых местностях так дело обстоит и по сию пору, и потому-то так редко населены такие районы: иной раз по два-три человека на квадратный километр. А ведь эти земли, товарищи, представляют собой главнейший землеродящий фонд Союза, столь важный для развития зерновых и других ценных товарных культур, и особенно в связи с проведением Туркеиба. Однако, использовать Этот великолепный фонд возможно лишь, если искусственно ввести в него влагу, проще говоря, оросить, ибо орошение есть основа процветания всех засушливых стран мира и в том числе наших среднеазиатских земледельческих районов. Это — закон агрономии, товарищи, — закончил он, оглядев нас с учительской строгостью.
— Вам это знать лучше, товарищ Хрущов, — сказал я.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Вы меня знаете?
Теперь пришла моя очередь апеллировать к «Ирригационному вестнику». Я взял журнал, раскрыл страницу, где находилось фото, изображавшее группу людей на Плотине, и указал нашему новому спутнику на бородатого человека с цифрой «6» возле ног и подпись внизу: главный гидролог строительства т. Хрущов.
— Страна должна знать своих героев, — шутливо сказал я.
— У вас хорошая зрительная память, — ответил он. — Будем знакомы.
И он подал мне свою крепкую руку, потом профессору, потом командиру. Так состоялось принятие гидролога Хрущева в нашем купе.
Мы забросали Хрущова вопросами, — «как» и «что», «где» и «каким образом» не сходило у нас с языка. Ведь кто же лучше Хрущова мог информировать нас о елумкумском строительстве. И с жадною радостью и благодарностью профессор, командир и я вбирали в себя слова гидролога.
Он оказался разговорчивым, любезным человеком, давал подробные и ясные ответы на наши вопросы. Он не поленился даже вытащить и развернуть карту, и мы, склонившись над ней, увидели пустыню Елум-кум.
Метровая карта почти целиком была задернута вуалью густых черных точек, которыми, как пояснил нам гидролог, топографическая грамота обозначает пески. В иных местах точки шли сплошняком, и мы уже знали, это были пески ровные, в других местах из точек кристаллизовались узоры, напоминавшие морозные узоры на запушенном снегом окне, и мы уже знали, это были пески бугристые. Песками ровными и песками бугристыми была сплошь покрыта местность Елум-кум, от которых и получила свое угрюмое имя Елум-кум, Пески смерти. И только на самом западе карты струилась голубая извилистая лента реки Юмид-су.
Это была карта, изображавшая местность до начала работ по орошению пустыни Елум-кум.
Потом гидролог показал нам карту, изображающую местность в начале работ.
Мы увидели, как на одном из поворотов Юмид-су жесткая скоба расщепляла реку, обращая ее в глубокую рогатину вод. (Тут только я увидел с особенной ясностью, как метки слова: река разветвляется. Действительно, растущая из реки голубая лента была похожа на ветвь.) Гидролог пояснил, что от реки Юмид-су, текущей со значительным уклоном, отводится с помощью особого сооружения канал, с меньшим уклоном, чем река. Такой канал, непосредственно берущий воду из реки, называют магистральным каналом, а сооружение, расщепляющее реку, головным. Магистральный канал постепенно отделяется от реки и на некотором месте устанавливает, так сказать, свое командное положение над участком земли, расположенным между ним и рекой, в данном случае над одним из участков песков Елум-кум.
Командное положение, — подчеркнул Хрущов, — ибо из Этого магистрального канала может быть орошаема любая часть площади: от него отводятся по направлению наибольшего уклона каналы распределительные, а от них уже оросительные каналы, из которых вода идет на поля. Эти последние две категории каналов составляют так называемую распределительно-оросительную сеть. А вся такая оросительная система, получающая воду из реки самотеком, носит название самотечной оросительной системы. Она распространена больше всех других систем орошения, и свыше трех четвертей орошаемых районов Америки и нашего Союза орошаются именно ею.
— Вы скоро увидите, — сказал гидролог, — мы проедем вблизи ирригационных работ. А теперь, вот, смотрите!
И он развернул перед нами третью карту. Она была совсем непохожа на первые две. Ряд магистральных каналов (я уже умел различать их) пересекал местность Елум-кум, неся с собой оросительную водную сеть. Густая вуаль точек, обозначавших пески Елум-кум, исчезла, и вместо нее появилась ситцевая раскраска лугов, огородов и пашен зерновых хлебов. На карте появились кружки плодовых садов, нежные краски хлопковых и рисовых полей, виноградников. В таблице условных знаков цвели пшеница, просо, миндаль, люцерна и джугара. Расчет строителей на долгие годы бросил их семя в виде условных знаков и красок на чистое поле ватманского листа. И нам, под говор строителя склонившимся над этим ватманским полем, становилось убедительно ясно, что условные знаки и краски покинут тесное метровое поле нищеты и надежды, чтобы цвести настоящей жизнью в орошенных песках Елум-кум.
— Ваш рассказ, — заметил профессор, — напомнил мне рассказ Геродота. Когда Крез со своим войском подошел к реке Галис, он оказался в затруднении, как ему перевести войско через реку (мостов через Галис в ту пору еще не было). В лагере же, по преданию греков, находился философ Фалес, который учил, что вода есть начало всего. Фалес знал законы воды и устроил так, что река, до того времени преграждавшая путь войску, оказалась в тылу. Вот как ухитрился сделать это Фалес. Река текла слева лагеря, предположим здесь, — профессор пальцем указал место на берегу Юмид-су, на карте. — Ну, вот, Фалес велел слева же копать глубокий ров, имеющий вид полумесяца, так, чтобы река обтекла лагерь с задней стороны с тылу (вы представляете себе?) и, обошедши лагерь, втекла бы вновь в старое русло, только подальше, вправо от лагеря. Вот так хитро разделил Фалес реку Галис, и она стала проходимой с обоих берегов. Эго было очень хитрое решение для той поры. — Тут профессор рассек пальцем реку Юмид-су и добавил: — Конечно, это не совсем то, о чем говорили вы, товарищ Хрущов, но есть что-то в чертеже раздвоенной Юмид-су напоминающее мне реку Галис. Должен вам сказать, товарищи, что мы часто не представляем себе, какое огромное количество якобы новых технических достижений уже имели в принципе свое место в истории.
И как бы в подтверждение своего тезиса, профессор привел нам ряд положений из истории культуры. Он рассказал нам мифы о воде у первобытных народов, и в античном мире, и на Ближнем и Дальнем востоке, и в Индии. Он растолковал нам миф о Геракле, побеждающем гидру, как символ
