– Ничего, – сказал детина. – Ты видишь? – Показал кулак. – Со мной не пропадешь: с ходу любого укокошу.
– Ах, как я бездарно прожил, Ваня! Как жалко… Я даже не любил – боялся любить, ей-богу.
– Почему?
Старичок не слушал детину, говорил сам.
– А была вот такая же и тоже пела… Ужасно пела! И я так же сидел и слушал. Ее тоже надо было спасти. Там были офицеры… Это давно было. Красавцы!.. Тьфу! – Старичок затряс головкой. – Лучше бы я ошибался, лучше бы пил, – может, смелее был бы. Я же ни разу в жизни не ошибся, Ваня! – Он стукнул себя в грудь, помигал подслеповатыми глазами. – Ни одной штуки за всю жизнь не выкинул. Ты можешь поверить?
– А что тут плохого?
– Ни одного проступка – это отвратительно. Это ужасно! Когда меня жалели, мне казалось – любят, когда сам любил – я рассуждал и боялся.
– Лишка выпил, батя, – сказал парень. – Закусывай.
– Ты не понимаешь – это хорошо. Не надо понимать такие вещи.
– В Сибирь-то поедем?
– Поедем. Я допью это?
– Пей, – разрешил детина.
Старичок допил коньяк, трахнул рюмку об пол. Она со звоном разлетелась. А сам лег грудью на стол и заплакал.
К их столику шли официантки и швейцар. Детина, прищурившись, спокойно смотрел на них. Он был готов защищать старичка. Ему даже хотелось, чтоб его нужно было защищать.
– В чем дело?
– В шляпе. Мы едем в Сибирь, – угрожающе сказал детина.
– Хорошо. А зачем же хулиганить?
– Мы не хулиганим, мы слушаем, как здесь поют.
– Она же бездарно поет, Ваня! Это ужасно, как она поет, – сказал старичок сквозь слезы. – Ты рявкаешь лучше. Талантливее. Она же не умеет петь. Но не в этом дело. Совсем не в этом…
– Кто будет платить за рюмку?
– Я, – ответил детина, с изумлением глядя на старичка. – Я плачу за все.
Пока официантка рассчитывалась с парнем, старичок, уронив на руки полированную головку, плакал тихонько. И бормотал:
– Ах, Ваня, Ваня… зверь ты мой милый… Как рявкнул! Орел!.. Улетим в тайгу. Улетим… В Сибирь!
– Кто это, не знаете? – тихонько спросила официантка.
– Это… – Парень подумал. – Это крупный интеллигент. Он сейчас на пенсии.
Официантка с жалостью посмотрела на старичка.
– Он часто здесь бывает, но никогда не пил. А сегодня чего-то… Уведите его, а то попадет куда-нибудь.
Детина ничего не сказал на это, встал, взял старичка под руку и повел. Старичок не сопротивлялся, только спросил:
– Куда, Ваня?
– Ко мне в номер. А завтра в Сибирь.
Дежурная по этажу заартачилась, не пускала в номер со старичком. Детина держал старичка; повернулся к ней боком и сказал:
– Достаньте в брюках, в кармане, деньги. Берите, сколько надо, только не вякайте.
Дежурная глубоко возмутилась, отдала ключ, но предупредила:
– Завтра же вас здесь не будет!
– Завтра мы в Сибирь уезжаем.
– В Сибирь, Ваня!.. Я хоть помру по-человечески, – бормотал старичок. – Знаешь, не надо ключом – дай ногой разок, – попросил он. – Умоляю: садани хорошенько. Мы потом заплатим.
– Спокойно, – гудел детина. – Спокойно, батя. Вот раздухарился-то!.. Указ же вышел – нам с ходу счас по пятнадцать суток заделают.
– Не бойся!
Детина отомкнул номер, бережно положил старичка на кровать, снял с него туфли, хотел было снять пиджак, но старичок почему-то запротестовал.
– Не надо, я так. Не жалею, не зову, не плачу…
– Ладно, – согласился парень. – Спи. – Выключил свет и лег на диван.
– В Сибирь, Ваня? – спросил старичок.
– Завтра. А сегодня спать надо.
– Спим. Ах, Ваня, Ваня…
– Спи, батя.
…Утром детина нашел на столе записку.
«Ваня, я не могу с тобой в Сибирь. Спасибо за все. Прощай».
Старичка нигде не было. Сказали: ушел рано утром.
В село Красный Яр из города (из городского Дома моделей) приехала группа молодых людей. Демонстрировать моды.
Было начало лета. По сельской улице пропылил красный автобус, остановился возле клуба, и из него стали выходить яркие девушки и молодые парни с музыкальными инструментами.
Около автобуса уже крутился завклубом Николай Дегтярев, большой прохиндей и лодырь. Встретил. И повел устраивать молодых людей по квартирам.
На щите у клуба – ДК, как его упорно называл Дегтярев, – появилось объявление:
ОБЪЯВЛЕНИЕ!
Сегодня в ДК будет произведена демонстрация
молодежи мод весенне-летнего сезона.
Нач. в 9 час. Потом кинофильм.
Плата за демонстрацию не берется.
Народу в клуб пришло много. Большинство – молодежь, девушки. Дегтярев «толкнул» речь.
– В наш век, – сказал он, – в век потрясающих по своему восхищению достижений, мы, товарищи, должны одеваться! А ведь не секрет, товарищи, что мы еще иногда пускаем это дело на самотек. И вот сегодня сотрудники городского Дома моделей продемонстрируют перед вами ряд достижений в области легкой промышленности.
Закончил Дегтярев так:
– И если когда-то отдельные остряки с недоверием говорили: «Русь, культуришь?» – то сегодня мы смело можем сказать: «Да, товарищи, мы за высокую культуру села!»
Потом на сцену вышли парни с инструментами, стали полукругом и заиграли что-то веселое, легкое. На сцену вышла девушка, одетая в красивое, отливающее серебром белое платье… Прошлась легкой поступью, повернулась, улыбнулась в зал и еще прошлась.
– Это вечернее строгое платье, – стала объяснять пожилая неинтересная женщина, которую сперва никто не заметил на сцене. – Фасон его довольно простой, но, как видите, платье производит впечатление.
Девушка в платье все ходила и ходила, поворачивалась, улыбалась в зал. Музыканты играли. Особенно старался ударник: подкидывал палочки, пристукивал ногой. Аккордеонист тоже пристукивал ногой. И гитарист тоже пристукивал ногой.
Девушка в серебристом платье ушла. Тотчас на сцену вышла другая – в другом платье. Эта была совсем еще молоденькая, стройненькая, с красными губками. Она тоже прошлась по сцене мелкими шажками, повернулась… Да с таким изяществом повернулась, что в зале одобрительно загудели.
– Это платье на каждый день. Оно очень удобно и недорогое. Его можно надеть и вечером…
Братья Винокуровы сидели в первом ряду и все хорошо видели.
Иван, старший, сидел, облокотившись на спинку стула, и поначалу снисходительно смотрел на сцену. Но все веселее играли музыканты, выходили другие девушки, в других платьях, улыбались… Иван сел прямо.
Младший, Сергей, как сел, так ни разу не шевельнулся – смотрел на девушек.
Вышла полненькая, беленькая девушка в синем простеньком платьице. Стала ходить.
– Это платье удобно для купания. Оно легко снимается…
Полненькая девушка остановилась как раз против братьев и стала расстегивать платье. Иван толкнул коленом Сергея; тот не шевельнулся.
Девушка сняла платье, осталась в одном купальнике и так прошлась по сцене.
В зале стало тихо.
Девушка улыбнулась и стала надевать платье. Надела и ушла.
Завклубом (он сидел в первом ряду, у прохода) обернулся и строго посмотрел на всех. Отвернулся, подумал немного и захлопал. Его поддержали, но неуверенно: многие считали, что аплодисменты тут ни к чему.
Потом выходили молодые люди в костюмах, тоже прохаживались и улыбались…
Потом было кино.
Когда вышли из клуба, Иван стал обсуждать манекенщиц.
– Вообще я тебе так скажу: ничего в них хорошего нету, – заявил он. Иван жил в городе и, когда приезжал в отпуск в деревню, смотрел на все свысока, судил обо всем легко и скоро – вообще делал вид, что он отвык от деревни. – У них же внешность одна, а нутра на пятак нету.
– Брось, – недовольно заметил Сергей. Он не любил, когда брат начинал умничать. – Сам сейчас мечтать будешь…
– Я?
– Ты, кто же.
– Во-первых, они не в моем вкусе – худые, – сказал Иван. – А главное, у них внутреннего содержания нету.
– А на кой черт мне ихнее содержание? – спросил Сергей.
– Здорово живешь! – удивился старший. – Серьга, ты какой-то… Ты что?
– Ну что?
– Содержание – это все! – убежденно сказал Иван. – Женщина без внутреннего содержания – это ж… я не знаю… кошмар!..
– Пошел ты, – отмахнулся Сергей.
Дома Винокуровых ждал сюрприз: к ним определили на квартиру двух девушек-манекенщиц. Сказал им об этом отец, Кузьма Винокуров. Кузьма сидел на крыльце, курил.
– К нам двух девах на фатеру поставили, – сказал он. – До завтрева.
Братья переглянулись.
– Которые в клуб приехали? Из города? – спросил Иван.
– Но.
– Ничего себе!.. – Иван даже слегка растерялся. – А где они сейчас?
– В горнице.
Сергей сел на приступку крыльца, закурил.
– Пойдем к ним, Серьга? – предложил Иван.
Сергей промолчал.
– А?
– Зачем?
– Так… Пойдем?
– Постучитесь сперва – они там переодеваются, однако, – предупредил отец. – А то вломитесь.
Сергей погасил окурок, поднялся.
– А что скажем?
– Добрый вечер, мол… Вообще, потрепемся.
