ревнивого любопытства.
— Хватит допытывать. Ты говори, коль пришел. Это с тем солдатом связано? — она глядела на него с испугом и тревогой.
Он кинул на нее опасливый взгляд.
— Что он тебе про солдата сказал?
— Ха!.. Скажет он что-то. Выкладывай давай. Только все.
И узнала. Оказывается, Максим вовсе не вдовец. Солдат, что приходил, его родной сын. Жена — сестра «Борова». Ушел Максим на фронт и навеки дал деру от жены и сына. Тогда сынишке три годика было. Сюда, в глушь, и забился, чтобы не возвращаться к семье. Но случайно с «Боровом» встретился. А тут как раз Максимов сын служит. Ни сын, ни Максим друг друга не знали. Вот «Боров» и устроил им встречу. Подвыпивший солдат решил отомстить за мать...
— А Энгельс? Что в Энгельсе?
— В нем-то и загвоздка. Зазноба там. На море с ней познакомился. Думаешь, из-за тебя к семье не вернулся? Хе-хе...
— А не врешь?
— Что мне врать? Сама знаешь, как познакомились они, так и зарядил он каждое лето от тебя уплывать.
Дикая злоба подпирала Екатерину. Решила твердо: «Боров» не врет. Но проверю. Заставлю самого сознаться во всем.
«Боров» встал, направился к выходу. У двери остановился.
— Глупая баба! Совет дам...
— А я хитрить не буду. Уверюсь, что плут, и задавлю.
— А дочь? Пусть растет себе сиротка. Да?
Ушлый был «Боров». Знал, на чем сыграть. Стал наставлять:
— Ключ у тебя есть? Есть! Войдешь в комнату, надень сразу его чувяки, чтоб следов своих не оставлять. Если будешь с Максимом выпивать, стакан, из какого будешь пить, заберешь с собой. Побалуете, конечно. Чтоб быстрее уснул, вот тебе пилюлька. Бросишь незаметно ему в чай или в водку. Как уснет — плиту засыпь углем, трубу закрой. Вот и хе-хе!
— Хитер ты, сволочь! — не сдержалась Екатерина.
— Ты эту сволочь потом благодарить будешь. Он собирается смыться в Энгельс. Знает, что у тебя где-то деньги спрятаны. Хочет нанести полюбовный визит. Учти, Екатерина!
Он опять рассчитал точно. У нее подкопилась малость деньжат. Максиму она как-то сказала об этом.
— Я ему покажу визит. А как же мне в сенях его быть?
— И в сенях, и на крыльце снежком после себя пошкрябай.
— А если собаку вызовут?
— Вряд ли. Но есть выход. Лыжи я тебе достану. С крыльца прямо на лыжи и...
Под вечер «Боров» снова приехал. Вручил ей лыжи и сказал:
— Так как мстишь и за меня, с меня пять тысяч. Ну, а если засыплешься, гляди, Екатерина! Ты меня не знаешь, я тебя. Одной меньше дадут. Дескать, на почве ревности.
Вечер был кошмарный. Верилось и не верилось, что ей сказали. Когда Екатерина открыла своим ключом дверь и вошла в комнату, Максим стоял у этажерки и дрожал. Бледный, жалкий, настоящая гнида. Прав «Боров», сразу мелькнула догадка, в страхе поджидает сына.
— Чего дрожишь-то?
— Тьфу, дура! Зачем приперлась? И так тошно.
— Вот и пришла, чтоб не тошнило. Соскучилась!
Екатерина переобулась из валенок в его чувяки, повесила на вешалку пальто и только тогда прошла в глубь комнаты.
— Опять самогон хлестал? Замерзнуть, дурак, мог.
— Ну, туда и дорога.
— А в Энгельс кто тогда поедет? — она начала издеваться.
— Катька! Уходи. Не до тебя.
— А мне выпить охота. Может, поухаживаешь за любовницей?
Что он думал, трудно сказать. Глянул отчужденно. Она отослала его в погреб за помидорами, и пока ходил, бросила в его стакан пилюлю.
Спать с ним легла, можно сказать, насильно. Воспылав притворной страстью, обнимала его, а внутри все клокотало: «Есть. Есть у него шлюха в Энгельсе. «Боров» не врал».
— Катька, уйди. Не могу.
— Не можешь? А в Энгельсе смог бы?
— Смог бы. В Энгельсе смог бы! — он стал даже кричать. — У меня там жена. Поняла? Жена. Уходи. Ты мне противна, — и обессиленно умолк. То, что таилось годами, выплеснулось с жаром наружу.
...Максим уснул быстро. Она пошевелила его за плечо. Только губами пожевал. Тихонько перелезла через него, всунула ноги в чувяки, прошла к плите. Расшевелила кочергой пепел. Залучились притухшие угольки. Открыла вьюшку, бросила в плиту щепок. Ах, я тебе противна?! Ну так, гнида проклятая, иди на тот свет искать лучшую! Набрала два полных совка угля, сыпанула на огонь. Когда разгорелось, закрыла вьюшку...
35
Следы ведут в больницу
Едва Мельников снял шинель, его пригласил полковник Шилов. Присаживаясь у стола, Александр Васильевич заметил:
— Что-то рано вы сегодня на службе, товарищ полковник!
— Будешь рано, коль служба безопасности как неуклюжий медведь ворочается. Где Волков? Новый год сегодня встречаем. Надо бы все объекты как следует проверить.
— Все будет выполнено, товарищ полковник! Что касается подполковника Волкова, он убыл в Москву. Есть хорошие новости.
Шилов со строгим любопытством посмотрел на Мельникова.
— Надеюсь, командир части имеет право кое-что знать?
— Только с вашей стороны не должно быть никаких действий.
— Я и так уже два дня бездействую, — досадливо заметил Шилов. Он намекал на дни, проведенные в командировке. — Докладывайте!
Мельников доложил.
— Козырев?.. Козырев?.. Это лейтенант-пехотинец, что ли?
Александр Васильевич увидел, как резко побагровел у Шилова фронтовой ожог на шее. Полковник торопливо снял телефонную трубку и попросил соединить его с отделом кадров.
— Товарищ полковник, я ведь просил... — поспешил Мельников.
— Не учите, капитан! — отрубил Шилов. И в трубку: — Это ты, Владимир Сергеевич? Зайди срочно ко мне.
Через несколько минут в кабинет вошел подполковник Сахаров.
— Что тебе снилось, дружище?
— Да... ничего, — Сахаров старался говорить спокойно, а сам напряженно смотрел в строгие глаза Шилова.
— Раззявы мы, Сахаров! Словом, так. Иди сейчас с капитаном и расскажи ему, как ты завербовал лейтенанта-пехотинца. Только все расскажи. Как когда-то мне. — И Мельникову: — Не сомневайтесь, капитан, подполковник только к спортсменам слабовольный. В других вопросах на него смело можно положиться.
Рассказ Сахарова Мельников слушал с вежливым вниманием довольно спокойно. Но когда Владимир Сергеевич поведал, как некий местный врач Приходько посоветовал ему ехать в отпуск в Москву, а не на юг, затем случайно с ним встретился на стадионе «Динамо» и там сообщил о талантливом футболисте Козыреве, заканчивающем училище, и даже свозил туда, поддев за живое, дескать, нельзя ли этого Козырева заполучить в
