…Петя пробирался по штреку, опираясь, как старичок, на свой маленький костыль. В свободной руке он держал фонарь «летучая мышь». Соблюдая строжайшую экономию горючего, мальчик сильно прикрутил фитиль, и фонарь горел еле-еле, ровно настолько, чтобы можно было разбирать дорогу и не наткнуться в темноте на камень. Петя шел готовить уроки.
Невдалеке от "главной квартиры" была низкая, довольно широкая пещера с гладким полом, покрытым толстым слоем пыли. На этом полу, который заменял бумагу и классную доску, Петя решал задачи и делал письменные работы. Специальным приказом по отряду Петя был прикреплен к Валентине и три раза в неделю должен был заниматься по всем предметам, чтобы не отстать от школы.
Сам Черноиваненко строго и даже придирчиво следил, чтобы занятия не пропускались. Он придавал этому большое значение и не давал Пете поблажек. Иногда он даже лично проверял его успеваемость.
Учебников в катакомбах не было. Но, так как Валентина была старше Пети на два класса, всегда шла круглой отличницей и обладала прекрасной памятью, она взялась заниматься с мальчиком и задавала ему уроки "по памяти".
Для того чтобы во время занятий мальчик не отвлекался, нашли уединенную пещеру, где он должен был пальцем на пыльном полу писать упражнения и решать задачи. Затем приходила Валентина и спрашивала его, выставляя отметки.
Петя шел по штреку, время от времени останавливаясь и выцарапывая гвоздем на стене их "позывные". Ему всегда доставляло тайную радость ставить на слегка искрящейся стене буквы "П" и "В". Теперь к этой тайной радости примешивалась еще и тайная грусть. Петя чувствовал, что Валентина с каждым днем как-то все более и более отдаляется от него, становится все холодное, все недоступнее. Вместе с тем он видел, – он не мог не видеть! – что с каждым днем она меняется, превращается в прелестную девушку.
Он еще оставался мальчиком, а она уже сделалась невестой другого. Этого еще никто не заметил, кроме Пети. Но Петя это знал наверное, безошибочно. Достаточно было ему видеть их вместе – Валентину и Святослава, – как для него все становилось ясно.
Теперь они очень часто бывали вместе. Они изучали радиотехнику. Это было задание Черноиваненко. Они проводили целые дни, склонившись над радиоприемником. Их волосы смешивались, и они разговаривали шепотом. Петя всегда видел их издали вдвоем. Он все время чувствовал, что они вдвоем, даже когда они были и не вдвоем.
И тогда, когда Валентина сидела вдвоем с Петей и чистила патроны или диктовала ему задачу, – даже и тогда Петя знал, что она думает о Святославе.
С некоторых пор Валентина стала в отношениях с Петей очень доброй и ласковой. Раньше, когда она была еще совсем девчонкой, она никогда не была доброй и ласковой. Наоборот, она была очень придирчивой. Они часто ссорились. Теперь они больше не ссорились, она во всем ему старалась уступать. И это было самое ужасное.
Любил ли Петя Валентину? Кто ответит на этот вопрос? Он бы и сам не сказал, любит он ее или нет. Но все-таки это была, вероятно, любовь – любовь в самом высоком, чистом и горьком значении этого слова.
Она часто ему снилась, то есть, вернее, ему снилось все, кроме нее, она только как-то таинственно и незримо присутствовала во сне, ее неощутимый образ горько примешивался ко всему, что ему снилось. Ему снились люди, вещи, события. Ему снились мама и сестры: они бегали в саду, мама смотрела вверх, на пролетающий самолет, и над ее головой летали полосатые осы; потом они шли вместе с отцом – большой отец и маленький сын – с рюкзаками за спиной по выжженной, горячей степи, и воздух тек на горизонте, как река, и в нем колебались стеклянные отражения деревьев, и стреляли маленькие танки, и рушился город, и Петя во сне прижимался к отцу, и в нескольких местах горел пароход, и мальчика несло взрывной волной, поднимая и опуская как на качелях, и родина смотрела ему в глаза сухими, воспаленными глазами, и тучи неслись мимо морозной луны, как конница в развевающихся бурках и башлыках, и ко всему этому примешивалось понятие о Валентине, которая, вся в белом, с белым лицом и прозрачными зелеными глазами, невидимая и неощутимая, удалялась от него, все удалялась и удалялась, и плакала, удаляясь, и все никак не могла удалиться и исчезнуть…
Петя пришел в пещеру, поставил на камень фонарь и вынул из кармана бумажку, где были записаны две задачи и восемь примеров, которые он должен был решить. Он присел на корточки и приготовился писать указательным пальцем, как карандашом, на полу, как вдруг увидел прямо перед собой вычерченный на пыли большой прямоугольник, в котором было вписано крупными буквами слово "Кот". Петя хорошо помнил, что в прошлый раз, когда он готовил уроки, этой надписи не было.
Петя смотрел на нее с изумлением, почти с ужасом, как Робинзон Крузо, увидевший вдруг на песке своего необитаемого острова отпечаток босой человеческой ноги. Несомненно, совсем недавно здесь побывал кто-то чужой. Не успел мальчик произнести про себя это страшное слово "чужой", как увидел на гладком полу пещеры множество следов. Может быть, это были следы одного человека, ходившего по пещере, может быть, здесь было несколько человек.
Петя поднял фонарь и увидел обгорелую спичку, затем окурок сигареты, раздавленный ногой.
Пещера находилась на пересечении четырех или пяти подземных ходов, идущих в разные стороны. Мальчику показалось, что из одного хода на него кто-то смотрит. Он оцепенел. Он хотел броситься назад, но не мог пошевелиться…
Наконец напряжением воли Петя разорвал оцепенение и побежал, налетая на камни. Он полз. Он едва удерживал в руке фонарь, колотившийся о стены. Но вот впереди мелькнул огонек. Это был "маяк" у входа в штаб-квартиру. Согнувшись, Петя вошел в кабинет первого секретаря. У него дрожали колени.
– Дядя Гаврик, там… чужие… – сказал он, переведя дух.
…Они стояли с фонарями вокруг странной надписи "Кот" и в молчании рассматривали обгорелую спичку, окурок румынской сигареты, отпечаток ног. До сих пор они чувствовали себя полными и единственными хозяевами Усатовских катакомб. Теперь оказалось, что под землей, кроме них, находятся еще какие-то люди. Это был весьма неприятный сюрприз.
Кто же эти люди – друзья или враги? Они могли быть и теми и другими. Следы ничего не объясняли. Видимо, людей было трое. Они зажигали спички и закуривали. Очевидно, они осматривали пещеру. Потом, судя по следам, ушли обратно в один из ходов.
Леня Цимбал, прикрывая фонарь ладонью, пошел по их следам, сделал шагов пятьдесят и вернулся назад. Дальше идти было небезопасно, так как из темноты по фонарю могли выстрелить.
Кто же эти люди?
– Как вы считаете, товарищи? – озабоченно сказал Черноиваненко.
Серафим Туляков присел на корточки и долго всматривался в четкий, резкий прямоугольник, начертанный толстым пальцем, и в непонятное слово "Кот", вписанное в прямоугольник тем же чужим пальцем. Было что-то требовательное и вместе с тем странно манящее в этом подземном сигнале "Кот".
– Непонятно, – наконец сказал Серафим Туляков.
Действительно, было непонятно. Если это враги – почему они дошли до пещеры и повернули назад, не дойдя до штаб-квартиры? А может быть, они вообще блуждали в подземных коридорах и не подозревали, что совсем недалеко находится лагерь Черноиваненко? В таком случае зачем они написали "Кот"? Что они этим хотели сказать?..
– Они нас вызывают, – наконец сказал Черноиваненко.
– Кто же "они"?
– Те, которые приходили.
– Неясно.
– Вот именно, что неясно!
Снова наступило молчание.
Все стояли над странной надписью и думали, прикрывая фонари ладонями и полами шинелей. Вдруг Черноиваненко решительным движением ладони стер слово "Кот" и на его месте крупно написал пальцем: "Кто вы?"
– Верно, – сказал Стрельбицкий. – Согласен с вами. Пусть они ответят нам, кто они.
Да, пусть они ответят, кто они! Это было единственно правильное решение, и Черноиваненко принял его без колебания. Это было острое решение, может быть, даже слишком острое. Но мог ли он поступить иначе? Если это были "свои", то он протягивал им дружескую руку. Если это были "они", чужие, враги, – он ставил им ловушку, принимал вызов, решив дать им подземный бой, разгромить их и уничтожить.
Они вернулись в штаб-квартиру и заминировали все подступы к ней.
Черноиваненко решил ждать ответа в течение трех дней. Все было приведено в боевую готовность.
Через три дня, соблюдая величайшую осторожность, Стрельбицкий и Черноиваненко с гранатами в руках пробрались по заминированному ходу в пещеру и осветили фонариками пол. На том месте, где три дня назад они написали: "Кто вы?" – теперь была другая надпись: "Мы те же, что и вы".
Черноиваненко потушил фонарик и слегка тронул рукой Стрельбицкого.
– Что вы на это скажете? – спросил он.
Они лежали рядом на земле, каждую секунду готовые вскочить и бросить гранаты. Они всматривались во тьму, стараясь уловить напряженными глазами хоть какой-нибудь самый слабый, самый отдаленный намек на свет. Но вокруг была непроницаемая тьма, и было так тихо, что слышалось журчание подземной влаги, которая где-то очень далеко просачивалась сквозь грунт и сбегала по каменистым стенам.
