Унур Эбат стал поговаривать о том, что надо бы и ему обзавестись своим домом.
Эман готов был всю жизнь держать при себе такого хорошего и дарового работника, как Эбат, но понимал, что это невозможно.
— Погоди, кончим работу, поставим тебе дом.
В молодости Эман готов был отдать Унуру Эбату последнюю рубаху, теперь же, когда стал крепким хозяином, было жаль даже щепки из своего хозяйства. Он стал думать о том, как бы подешевле отделаться от Эбата, и надумал: вместо того, чтобы ставить новый дом, приискать ему вдову с домом.
Он сказал об этом Амине, та заговорила с Эбатом о Салвике, а тот, оказывается, сам уже не раз подумывал о том, что хорошо бы ему жениться на Салвике. Амина с Эманом взялись уговорить Салвику, им помогли женщины, и к рождеству справили свадьбу.
Так Унур Эбат стал мужем Салвики, записался в общество и остался в Ронге.
Эман был очень доволен таким исходом дела, и даже хвастался, что сделал доброе дело.
Но недолго пришлось пожить Эману спокойно.
Однажды Амина подала ему письмо от сестры Насти. Эман прочел письмо, бросил его на стол и крикнул:
— Нет! Не нужен!
— Кто не нужен? — испуганно спросила Амина.
— От одного ссыльного избавились, теперь твоя сестрица хочет навязать нам на шею другого!
— Эбат не ссыльный! — возразила Амина. — У него кончился срок. Так же и у Володи Аланова…
— Срок кончился, клеймо на нем осталось! Я не хочу из-за него быть в ответе-перед царем!
— Вот уж не думала, что ты такой трусливый. Ну что ж, если боишься, Настя не станет тебе кланяться.
— То-то, раньше мы с отцом вам кланялись, теперь — вы мне!
Амина посмотрела куда-то мимо Эмана:
— Вот каким человеком стал мой муж…
— Каким я стал? Ну, каким?
— Таким, как мой отец. Таким же бессовестным!
— Не болтай пустое!
— A-а, правда глаза колет? Хоть тебе не понравится, но я все равно скажу. Из-за своего хозяйства ты стал таким жадным, что готов у собаки кость отнять. Хоть бы постыдился своего друга Эбата! Целый год заставлял его работать на себя, не платя ни копейки…
— Замолчи, слышишь?
— Я пять лет родную сестру не видела, а ты не хочешь, чтоб она приехала. Сердца у тебя нет!
— Перестань! Пусть едет, пусть живет у нас, сколько хочет, только бы не тащила зазнобу-ссыльного.
— Я же говорю, что Володя приедет по окончании ссылки.
— Все равно он мне не нужен.
— Так ведь тогда и Настя не приедет. Перед соседями стыдно, что ты родства не признаешь.
— Какое мне дело до соседей! Нечего твоей Насте сюда ехать, незачем баламутить народ.
— Вот до чего договорился! — Амина всплеснула руками. — Бессовестный! — она взяла письмо.
Шло время, Эман все больше отдалялся от Унура Эбата. Впервые они сцепились на сходке.
Дело было так. Старик-каторжник, с которым Унур Эбат пришел в Ронго, пожаловался сходу, грустно глядя из-под насупленных бровей:
— Сын со снохой выгнали меня из дома, приходится ночевать v соседей…
Староста для виду обратился к сыну, с которым они еще накануне переговорили о старике:
— Ну, что скажешь?
Тот сказал:
— Помилуй, староста! Кто согласится содержать дармоеда? У меня дети, как я буду растить их в одном доме с каторжником?
— Грубит он что ли? — зевая, спросил староста.
— Каторжник он и есть каторжник: детей бьет, нехорошим словам учит.
— Врешь! — крикнул отец. — Врешь!
— Слышите, как кричит? Вот так же и дома…
— Ну, ладно, — сказал староста, повернувшись к старику, — придется выселять тебя из деревни за нарушение общественного порядка.
По лицу старика покатились слезы.
Унур Эбат не выдержал:
— Мужики, что вы смотрите, почему молчите? Есть у вас сердце или нет?
Люди зашевелились, зашептались.
— Кто там шумит? — строго спросил староста.
Тогда вперед выступил Эман и оказал:
— По-моему, староста правильно решил, пусть старик живет где-нибудь на стороне. К тому же у него нет земли, никто не даст ему раскорчеванную землю.
— Эман, и у тебя совести нет! — крикнул Унур Эбат. — Ты же знаешь, его землю пашет сын. Вся деревня знает, что земля эта — старикова.
Сын старика сказал:
— Земли не жалко, пусть выкорчует лес, вспашет. Только чтоб у меня не жил!
Из толпы раздались голоса:
— Да разве у него хватит сил лес вырубить? Бессовестный, родному отцу кусок хлеба жалеешь!
— Если вы не жалеете, возьмите к себе в дом убийцу. Он же исправника убил.
— Может, случайно его убил!
— Если случайно, не присудили бы к каторге…
Староста прикрикнул:
— Хватит кричать! Кто эту свару завел? Ты, Унур Эбат, да? Лучше бы молчал, не то…
— Не то — что? — дерзко спросил Унур Эбат. — Не думай, я не такой смирный, как этот неграмотный старик. Над ним ты издеваешься, над собой издеваться не позволю! Я законы не хуже тебя знаю.
Сын старика сказал, обращаясь к старосте:
— Вот и принимай в общество ссыльных и каторжных! Вместо благодарности один раздор от них.
Унур Эбат рассердился:
— Вы тут в тайге привыкли верхом на бедных ездить, только меня вам не оседлать. Не-ет, не выйдет!
— Замолчите все! — приказал староста. — Время закрывать сход. Писарь, пиши приговор! Общество постановило: жалобу старика оставить без последствий, а кто согласен его содержать, пусть берет к себе. Все!
Унур Эбат прямо со сходки повел старика в свой дом. С Эманом он с того дня перестал разговаривать, но Амина по-прежнему бывала у него и у Салвики.
Получив от Насти второе письмо, Амина пришла расстроенная.
— Настя опять пишет, что хочет приехать к нам вместе с Володей.
— Эман все еще против?
— В том-то и дело! Уж и отец его ругал, да он никого не слушает.
Унур Эбат покачал головой:
— Просто диву даешься, как переменился человек.
— Ладно, не сердись на него, — сказала Салвика.
— Я не сержусь, только удивляюсь… Амина, а этот Аланов уже освободился из ссылки?
— Нет, у него срок вот-вот истекает. Настя хочет, чтоб он сюда после освобождения приехал, она будет его тут встречать. Просто не знаю, что делать.
— Не горюй, пусть едут к нам, — сказал Эбат.
— Конечно, Амина, — поддержала мужа Салвика, — места у нас хватит, пусть едут и живут! Стравим им свадьбу по марийскому обычаю. Небось, согласятся?
— Согласятся! Вот спасибо! Боже мой, как будто камень с сердца свалился! Сегодня же напишу Насте!
И вот Настя приехала. Она привезла много новостей.
Орлай Кости после того, как сгорело его хозяйство, подняться не смог, построил себе небольшую избушку, не бедствует, но и живет небогато. Эликов издал научную книгу о марийцах Коминокой волости,
