— Как с охлаждением? Почему меня не разбудили? Я спрашиваю: по-че-му?
Телефонный звонок заставил Виктора умолкнуть. Он взял трубку и бодрым голосом ответил:
— Светозаров слушает. Нашли?! У начальника ОРСа Кухманина на даче? Продукты и сто везете на завод? Хорошо. Что будет с ворами? Отдаем под суд военного трибунала.
Переставить сотню станков в технологической цепочке с таким расчетом, чтобы они работали без секунды простоя. Заменить на них электродвигатели. Подвести к каждому станку дополнительную систему охлаждения. Сконструировать и внедрить оснастку… И все это за десять часов! Если бы Светозарову сказали в мирное время, что цех надо перевести в течение суток на выпуск новой продукции, он, пожалуй, счел бы такое дело пустым прожектерством. Но тогда, в морозном декабре сорок первого, Виктор Светозаров в Комитете Обороны кратко доложил:
— Модернизацию закончили.
Краснопролетарцы после реконструкции цеха в первую же смену выдали фронту продукции в два раза больше. Военные грузовики увозили ее с завода прямо на передовую. Защитников столицы рабочие встречали, как самых желанных гостей. Не успеет водитель поставить машину под погрузку, они окружат его и первым делом: «Ну, как там?..»
— Поубавилось прыти у фрицев! — рассказывали красноармейцы. — На передовой порядочек железный!
— Как с харчишками? Как с боеприпасами? С одеждой, видим, порядок!
— Харчишек вдоволь. И с боезапасом полегче стало.
Яков Силыч во время таких бесед больше помалкивал, с завистью поглядывая на военных, иногда наводил справки о друге-ополченце Алексее Андреевиче Светозарове, которого, по его убеждению, должны были непременно знать все фронтовики, а если и вставлял в разговор словцо-другое, то непременно с юморком. Когда смех затихал, он важно поглаживал усы и на полном серьезе просил красноармейцев привезти пару гитлеровских офицеров.
— Для чего, отец, тебе они понадобились? — уточняли фронтовики.
— Поначалу, значится, я бы им разобъяснил, что они хуже бешеных собак. Потом мы бы вывели их за Москву, наскопидарили одно место и без штанков по шоссе пустили. Представьте картину: драпают они во весь дух, а наши вослед: «Улюлю!.. Улюлю!»
— Для такого дела привезем! — хохотали водители. — Тебе, отец, полковников или генералов?
— Согласен на фельфебелей. Только длинноногих выбирайте. Шибче драпать будут.
Приезды фронтовиков на завод поддерживали москвичей и морально и материально. Виктор Светозаров на одном рабочем замечал новенькую гимнастерку, на другом — бушлат, на третьем — ушанку… В столовой, где его мать стала поварихой, в такие дни аппетитно пахло свиной тушенкой, рабочим к скудной пайке хлеба прибавлялись «довесочки», на столах подростков обязательно появлялись сверхнормовые бачки щей или перловой каши.
Забота кадровых рабочих о молодежи проявлялась во всем. Подносятся у кого сапоги, одежонка, цеховые мастера одно починят, другое заштопают, третье перешьют… Правда, иногда старички и приструнивали молодежь, но незлобливо, ради порядка. Да и как иначе поступать? Загонят трескучие морозы в цех снегиря или синицу — пиши пропало!
— Петька, шапкой!.. Шайкой лови! — кричит Ванька. — Эх ты, растяпа!
Добровольных помощников у Петьки — десяток. Они выключают станки и во весь дух мчатся дружку на подмогу. Какая-нибудь девчонка — сорвиголова, желая опередить мальчишек, усядется на ленту транспортера и вмиг вообразит себя летящей на салазках с горы.
— По местам! — прикрикнут с нарочитой строгостью взрослые. — Тут не детский сад — завод!
Подростки утихомириваются, возвращаются к станкам. Старые рабочие, проклиная войну, потеплевшими голосами начинают их уразумлять:
— Ну, порезвились, и хватит. Вот шугнут наши фрицев — на каток будете бегать.
«Дети! Совсем еще дети! — не раз думал об „озорниках“ Светозаров. — Но они не гнутся, помогают бороться с врагом. Нет, никогда фашисты не одолеют русский народ!»
Зима сорок второго лютовала буранами, трещала сорокаградусными морозами. На «Красном пролетарии» кончалось топливо, литейный чугун, металл. Светозаров позвонил в Комитет Обороны.
— Продержитесь еще три-четыре дня! — приказали из Комитета. — Завод останавливать нельзя!..
— Попробуем, — пообещал Светозаров. — Сделаем все возможное.
Пять суток рабочие ни на минуту не покидали завод. Одни, добывая из-под снега и на свалках сырье, переносили его в литейку, другие подвозили на военных автомашинах с остановившихся фабрик и заводов топливо, третьи, отдохнув прямо у станков, продолжали выдавать продукцию для фронта. Когда из-под Тулы пришел эшелон с бурым углем и литейным чугуном, краснопролетарцы, как говорится, держались на втором дыхании. В ту ночь на завод позвонил Иосиф Виссарионович Сталин.
— Выстояли? — спросил он у Светозарова. — Молодцы! Завод работает?
— Всегда будет работать.
— Как дела с питанием, одеждой?
— Все… Все у нас пока есть, Иосиф Виссарионович.
— Очень хорошо, — неторопливо проговорил Сталин. — Скоро… Совсем скоро будет легче.
Разговор с вождем Светозаров слово в слово передал рабочим. Усталые и голодные москвичи немного оживились, повеселели. Больше всех торжествовал Силыч. Он тут же попросил слова и, размахивая меховым танкистским шлемом, произнес речь:
— Вот оно как, товарищи! Сам Иосиф Виссарионович нас благодарит! По такому случаю — даешь ударную вахту! Я, Лексеич, тебя на соревнование вызываю… Теперь, ясное дело, наши фашистам наскопидарят!.. Свою зарплату жалую в Фонд обороны!..
На последнюю вахту старый мастер заступил в то февральское утро, когда под Москвой загремели залпы «катюш». Светозаров поручил ему изготовить новое приспособление для расточки коленчатых валов двигателей внутреннего сгорания.
— Мы это мигом! Принесем швеллер — и точка!
Добытый из-под снега швеллер Яков Силыч с бригадой подростков нес в цех. Сделав шагов десять, он охнул и, опустившись на колени, схватился за грудь. Один из парнишек метнулся в медпункт, другие, испуганно переглядываясь, помогли Силычу лечь на спину. Когда прибежали Виктор и Наташа, старый металлист умирал от инфаркта. Наташа сделала ему два укола в руку. Силыч пришел в сознание, посмотрел на бывшего ученика и тихо-тихо проговорил:
— Тут у меня книжонка есть… Хорошо про нашу жисть сказано… Я… Я карандашом пометил… Не бедуй, Лексеич…
Промасленный томик стихов в библиотеке Светозарова хранится до сих пор. Яков Силыч Пятуня перед смертью подчеркнул в нем святые слова:
«…Есть у революции начало, нет у революции конца!»
Чистая постель, тишина, семейный ужин в ресторане, сияющий огнями город — все это Виктору Светозарову показалось непривычным, даже угнетающим. За два года войны он совсем отвык от такой роскоши. Лежа в постели, Виктор вспоминал московский аэродром, печальные глаза матери, которая по очереди нянчила своих ненаглядных внучат, се просьбы не простудить Марийку, наказ чаще писать письма… Виктор заверял мать, что все ее желания будут исполнены.
— А по мне, дети, не тужите, — советовала она. — Я-то дома остаюсь. Возьму к себе из общежития человек пять девчушек. И мне веселей, и им покойнее будет.
И только об одном горевала Дарья Федоровна: сам (так она называла мужа) весточки не подавал.
— Уж если что, — рассуждала она, — известили бы, как других. Если в госпитале и написать не может, друзья или сестры непременно бы помогли. Коли партизанит, дело, конечно, иное…
Когда мать умолкала, Виктор старался незаметно перевести разговор на другую тему. Иногда это получалось мягко, удачно, но, когда в горле першило, он, стараясь скрыть тайну, подхватывал Марийку на руки и просил ее показать, как она будет прощаться с бабушкой. Марийка обнимала Дарью Федоровну за шею и целовала в щеки.
— Не спишь? — вздохнула Наташа. — Я тоже вздремну и просыпаюсь.
— Волнуешься?
— Скорее скучаю. Здесь все не так, как дома.
В окно номера глядела печальная луна и не русские звезды. Они были такие же крупные, голубые, но им почему-то не хватало мягкости и веселого блеска.
«В настоящее время, — вспоминал Светозаров напутствие заместителя начальника главка, — ваша задача, Виктор Алексеевич, как можно быстрее закупить в Америке металлообрабатывающие станки и кузнечно-прессовое оборудование. Действовать придется пока одному. Приложите все силы к выполнению задания. Знайте: государственная политика Америки направлена на экономическое ослабление Советского Союза…»
Коммерсанты и деловые люди частных фирм на первой встрече удивлялись платежеспособности Советской России. Один из них прямо спросил Светозарова:
