— Попал, истинный бог попал! Где-то тут… волк! Матерый… Не замечали?
Волка не обнаружили. Постепенно собрались и те, кто гаил, и те, кто был в засаде. Добыча оказалась невелика: два серых на двадцать охотников.
— А где же наши главные стрелки? — спросил Бородин, оглядываясь.
— Верно, нету. Ах, хитрецы! — воскликнула Анастасия. — Наверное, трофеи не хотят показывать. Точно.
— Огрузились дичью — подмогу надо! Сами не донесут, — смеясь, заметил Захар Наливайка. — Слыхал я, как кто-то пыхтел за кустами.
Но Сайкин и Чоп, о которых шла речь, так и не показались из лесу. После короткого сбора пошли наизволок по бугру, прочесывая редкий кустарник. Растянулись длинной цепью. В одном ее конце кто-то спугнул стаю куропаток. Она темным косяком взметнулась в пасмурное небо и понеслась к лесу. Лишь одна куропатка, отбившись от стаи, полетела вдоль цепи. Охотники проводили ее взглядом, никто не решился выстрелить, жалея. Цепь двинулась дальше. Елена не отвлекалась от своего участка, всматривалась вперед до рези в глазах. Но больше ничего не попадалось, правда, вдалеке, между песчаных, обдутых ветрами бугров, среди тальника, прошмыгнул заяц, но дробь не могла его там достать. Елена, самая крайняя в цепи, уже едва волочила ноги, ступни горели и покалывали. Она удивлялась, как это резво шагали охотники, особенно боевая Анастасья, которая даже опередила цепь метров на пятнадцать. Елена старалась не отстать, стыдно было показаться слабой, и она из последних сил переставляла одеревенелые ноги. Она шла по ребристой снежной намети, то и дело спотыкаясь. И конца этому походу не предвиделось. Елена уже готова была бросить все и повалиться на землю.
Но вот цепь смешалась, все собрались в одно место. В шапке, сбитой на затылок, перепоясанный патронташем, в огромных сапогах, похожих на ботфорты, рослый, разудалый, чем-то напоминая петровского гренадера, Василий Никандрович с интересом разглядывал убитых волков. Они растянулись по пригорку — серые, как этот пасмурный день и эти песчаные места. По широкой спине одного, необычно крупного, каких, казалось, и не могло быть, шла бурая полоса, а брюхо было светлое, почти белое, с отвислой шерстью.
Бородин перевел взгляд на Елену. Она лежала на куче мерзлой суволоки у края поля, вытянув занемевшие ноги.
— Плохой из меня охотник, Василий Никандрович. — Елена приподнялась, захрустела обледенелым бурьяном, но не встала.
Признаться, и я не заядлый, — сказал Бородин, присаживаясь рядом с девушкой. Он вспомнил, как юношей одно лето усердно подкарауливал на птицеферме ястребов, кравших цыплят. Они донимали птичниц, которые бегали вокруг фермы, размахивали руками и голосисто кричали в небо. На длинных шестах, воткнутых в землю торчком, Бородин для острастки немало навесил вниз головой хищников с растянутыми крыльями и подернутыми пленкой мертвыми глазами.
Саша Цымбал, совершенно пустой, не сделавший ни одного выстрела за всю охоту, но перепоясанный крест-накрест блестящей портупеей, с биноклем в футляре, весь поскрипывающий кожей, — охотник-аристократ, как его мысленно окрестила Елена, — услужливо вертелся возле секретаря. Он то подносил термос с чаем, то перочинный нож, заискивал и опережал желания, и Елене это не нравилось.
— Ну а ноги как? Небось уже не держат? — спросил Бородин, пытливо заглядывая девушке в глаза.
— По правде, ноют, — ответила она, не представляя, как доберется к оставленной в Качалинской балке машине.
Снова вспомнили о Сайкине и Чопе. До сих пор их никто не видел.
— А может, что случилось? — забеспокоилась Елена.
— Хитрят! — успокоила ее Анастасья. — Вот заново прочешем Качалинскую балку — обязательно встретим.
Теперь Елене вместе с Бородиным предстояло гаить, но ноги настолько одеревенели, что тяжело было шевельнуть пальцами. Ко всему этому закололо в боку и такая началась резь, что хоть ложись и помирай. Елена с трудом поднялась с мерзлой суволоки, опираясь на ружье. Куда там еще гаить!
— Эй, товарищ Цымбал, посмотри-ка в свою трубу, далеко ли машина! — крикнул Бородин.
— Да вон! Возле опушки, километрах в двух, — живо отозвался Саша, давно наблюдавший что-то в бинокль. — Устали, наверное, Василий Никандрович? Давайте я вашего волка возьму.
— Еще чего придумал! И вообще, что ты меня, как девку, обхаживаешь? Ты о женщинах позаботься, хватит им охоты на сегодня. Елена, отправляйся к машине!
Оставшись одна в кабине грузовика, Елена вытянула ноги, наслаждаясь бездействием, прислушиваясь как сквозь сон к продолжавшейся охоте, отдаленному крику людей и неожиданному выстрелу.
Как хорошо было расслабиться и предаться приятным мыслям! Опасение Елены, что ее встретят в хуторе враждебно, с насмешкой, совсем прошло, правда, она поймала на себе косой взгляд Варвары, но это ее не испугало, не огорчило. Конечно, она сейчас вроде гостьи, поэтому такое дружелюбие. А если вернуться совсем, да еще к прежней должности председателя? Вот интересно, как тогда посмотрят на беглянку хуторяне?
От этой мысли Елена поежилась. Она представила иные взгляды, иные речи. Вот Варвара. Как бы она отнеслась к такому факту, если уже сейчас кривит губы? А Засядьволк, который теперь на должности председателя?..
Елена то прислушивалась к охоте, то целиком уходила в свои думы с такими подробностями, словно все это происходило на самом деле, и мысленно спорила, и посмеивалась иронически. Многим досталось от нее, даже Бородину. В последнее время она стала замечать за собой этот критический взгляд на жизнь, на людей. Наверное, взрослела.
— Как бы чего не приключилось с Филиппом Артемовичем, — сказал Захар, подходя к машине и прикуривая от папиросы шофера.
— Что такое? — встревожилась Елена, высовываясь из кабины.
— Да нету нигде! Сейчас по дороге встретил женщину из Веселого, говорит, видела каких-то двух мужиков: один тащил другого.
— Куда тащил?
— В хутор, куда же! Один вроде раненый. Может, волк порвал?
Захар сел на крыло машины, покуривал и поглядывал в сторону леса, откуда врозь и группами выходили охотники.
— Не беспокойтесь, Елена Павловна. Филипп Артемович сухим из воды выйдет, небось живой-здоровый. А насчет волка я приукрасил. Не пугайтесь. Волки что! Вот медведи — да! Со мной был случай, когда я ездил от нашего колхоза на лесозаготовки в Сибирь. — Захар покосился на Елену, слушает ли, и уверенно продолжал, воодушевленный ее поощрительной улыбкой: — Как сейчас помню, трактор у меня забарахлил, надо было сходить в поселок к ремонтникам. Дорога лесом, откуда ни возьмись из чащи шалый медведь, прет прямо на меня. Я на дерево. Медведь за мной. Я шапкой его по морде. Он схватил шапку, слез на землю, разорвал в клочья и — снова на дерево. Я в него фуфайкой. Он и с фуфайкой проделал то же самое. Я в него сапогом! И сапог порвал, но не успокоился, рычит, карабкается на дерево. Снимаю штаны, все, что на мне осталось, и тут чувствую в кармане что-то тяжелое. Вспомнил — английский ключ!
— Убил? — живо спросил шофер, слушавший Захара с открытым ртом. Захар сделал паузу, неторопливо затушил окурок о крыло машины и равнодушно ответил:
— Не. Погрозил ключом, он и убёг.
Елена, зная слабость Захара к побасенкам, не очень ему верила. Она отодвинулась в глубь машины, думая о Филиппе Артемовиче.
Послышались голоса. Охотники шли из леса толпой, возбужденные, довольные: к двум волкам прибавились три лисы. Анастасья несла зайца. Елена всмотрелась в толпу.
— А где же Филипп Артемович? Так и не встретили? — спросила она с беспокойством подошедшего Бородина. Он огляделся. Действительно, ни Сайкина, ни Чопа среди охотников не было.
— Наверно, уже давно дома, — предположила Анастасья. — Не волнуйтесь, Елена Павловна. Куда они денутся? Мы насквозь прочесали Качалинскую балку. Нашли бы хоть живых, хоть мертвых.
Но беспокойство не оставляло Елену и по дороге в хутор, хотя в машине было весело, охотники вспоминали разные смешные приключения. Елена чувствовала локоть Бородина, и это прикосновение было приятное и волнующее.
При выезде из леса снова попалась стая куропаток— паслась близ дороги. Солнце красными закатными лучами высвечивало, подкрашивало каждую птицу, на редкость крупную. Шофер остановил машину. Из кузова, перегнувшись через борт, в кабину заглянул Захар:
— Василий Никандрович, может, подстрелим пернатой дичи? Одного зайца маловато.
Бородин, любуясь стаей, покачал головой:
— Жалко! Видно, устали за день куропатки, как и мы. Снег вон какой, морозы прижимают. Тяжелая для них предстоит зима… Поехали! — Бородин локтем подтолкнул шофера.
— Анастасия пригласила на зайчатину. Пойдем? — предложил он при въезде в хутор, и Елена не возражала, только попросила сначала подвезти домой, чтобы удостовериться в благополучном возвращении Филиппа Артемовича с охоты.
