– Он говорил, что вы толстяк в черных очках, с опухшей физиономией и багровой лысиной.
Киссель затянулся папиросой так, что его впалые щеки пояти провалились. От него крепко попахивало спиритусом.
– Толстяк в черных очках – это еще куда ни шло… хотя я никогда не носил черных очков, – он снова помолчал. – Вы были в аттракционе кривых зеркал? В одном вы видите себя чудищем с необъятным брюхом, в другом – паралитиком с отвисшей челюстью, в третьем – вид вроде нормальный, только нога почему-то под мышкой. Психика алкоголика – это кривое зеркало. Один признался, что постоянно видит меня трехголовым, огнедышащим, а в пасти вместо зубов острые скальпели, – он оттянул воротник, словно тот его душил. Показался рваный сизо-багровый шрам поперек горла. – Его метка… Переломил ложку, заточил и… подстерег.
– Слава Гиппократу, что мои пациенты не видят во мне многорукого Шиву со скальпелями! – Волжин невольно поежился.
– Иногда меня видят таким, какой я есть, а потом в образе совсем другого человека… или монстра, – Киссель слабо улыбнулся. – Для них я прежде всего символ, фантом зла и преследования, а носителем фантома может быть любая оболочка: давний обидчик, соперник в любви или… соревновании, сосед по коммунальной квартире, собутыльник, даже случайный попутчик в поезде или трамвае, чем-то поразивший больное воображение… Боже! – он потер виски. – Чувствовать себя постоянным героем их пьяных кошмаров и бреда и даже не представлять, каким я кажусь… этого я никогда не узнаю… что за профессия! Всю жизнь вести долгую безнадежную борьбу, в которой не будет победителей, одни побежденные…
Волжин отвел глаза и стал разглядывать свои длинные пальцы. Эта вспышка отчаяния его покоробила. Он уже давно смирился с тем, что врач всю жизнь обречен вести долгую безнадежную борьбу с болезнями: одни исчезают, другие появляются, такова профессия.
– Нужна операция, и как можно скорее. Оба колена разбиты, на левом чашечка раздроблена. Голову тоже нужно просветить, подозреваю: трещина. Ведь с такого обрыва катился по камням… И все же малой кровью отделался.
– Пьяных бог бережет.
– Наваждение! И предшественник его… Киссель уставился на носки своих ботинок.
– История с предшественником его и подкосила. Вообще, натура сильная, долго держался, но тут… мощный стресс, упавший на благодатную почву и без того отравленной психики. Стал искать каких-то злодеев, возникла стойкая мания преследования. Это все коммунальники виноваты! – с ненавистью сказал он. Не привели в порядок квартиру – руки, видите ли, не дошли… Но кто знал, что пришлют такого же?
Волжина вдруг осенила догадка.
– И Петрович здесь лечился? – ахнул он.
– Н-ну… теперь можно сказать. Анонимно. Очень просил, чтобы не разглашали. Но ничего не могли поделать – болезнь запущена. Это у них профессиональное, – он выразительно мазнул себя по горлу.
Хирург сделал движение идти, но остановился, замялся:
– Этот фотоснимок… он все время ищет, твердит: дети, их нужно увезти, спрятать за океаном. Семья?
Киссель нехотя пробурчал:
– Откуда у него семья? Вырезка из журнала… каждый строит свой выдуманный мирок, где можно укрыться.
«Надо идти», – со страхом подумал хирург и торопливо бросил:
– Готовьте его к операции, дольше тянуть невозможно.
– Наркоз не возьмет, – тихо сказал ему в спину Киссель.
– Знаю, – хирург порывисто обернулся.
– Сердце не выдержит. Вконец изношено. Они долго смотрели друг другу в глаза.
– А что прикажете делать? – весь дрожа, воскликнул Волжин. – Свечу за здравие ставить?
Он повернулся на каблуках и стал спускаться по лестнице. Внизу в полумраке он заметил чью-то поникшую фигуру.
Старая женщина. Просто старая женщина с увядшим лицом, морщинками у глаз, потухшим взором. Из-под черной шапки выбились растрепанные седые волосы. «Как они быстро стареют, местные женщины! А ведь еще недавно была примой-танцовщицей… Я не пропускал ни одного ее выступления!» Воспоминание о тайной влюбленности заставило его замедлить шаг.
– Доктор, – сказала она тихо. – Как он?
– Через час операция, – деланно бодрым голосом заговорил врач. – Вытащим. И не таких вытаскивали. Будет жить, – и по привычке добавил: – а сколько – неизвестно.
Спохватился, но было поздно.
– Правда? – голос ее стал звонче.
– Чудес не обещаю, – он решил хоть чем-то приободрить. – Возможно, придется ходить на костылях.
– Будет жить, – повторяла она, не слушая. – Будет жить!
– На костылях, говорю вам! – с раздражением повысил он голос. – Инвалидом!
Она досадливо взглянула на него.
– При чем здесь костыли? Он, – высоко подняла голову, – он на костылях ходить не будет!
Волжин отступил. На его глазах происходило чудо. Куда исчезли морщинки, увядшее лицо, потухший взгляд? Прекрасная, полная сил женщина стояла перед ним. Раскосые дикие глаза смутно и загадочно блистали в полумраке. На щеках играл легкий румянец, а модно крашенные в седой цвет волосы, выбиваясь из-под соболиной шапки, подчеркивали и оттеняли нежный овал лица. «Как же это, как?»
Она прошла мимо пружинистой, танцующей походкой. Не сбежала, а скользнула по ступеням и вот уже идет по снегу через больничный двор. С болезненно забившимся сердцем он смотрел ей вслед. Она остановилась, запрокинула лицо и долго смотрела вверх, на окна палаты…
А в палате, словно повинуясь таинственному зову, Матвей открыл глаза. Зрачки разъезжались в стороны. Белый потолок, яркая лампа. Рядом высится капельница, но по трубочкам уже ничего не струится. Убрали. Думают, что теперь он заснет.
Но даже если и заснет, то проснется в точно назначенное время. В три ночи. Лена уже, наверное, достала и повесила в условленном месте робу. За пять минут он развяжется и уйдет.
Где-то там, далеко, тихое село на берегу прозрачной реки, но транспортер быстро домчит до него. Нескончаемо тянется через Вселенную серая неразличимая лента – до самых дальних звезд.
Он ждал своего звездного часа.
А там ждет она… милые родные лица… руки, протянутые навстречу…
Сердце измаялось и отгорело.
1959–1985
Нева – Беломорканал – Амур – Тихий океан – Северный Ледовитый океан
Ленинград – Хабаровск – Владивосток – Магадан – Анадырь
Полтава – село Засулье
Принайтованный – привязанный
Трехдечный теплоход – трехпалубный теплоход. Дечный, употребл. слитно с числом двудечный, двупалубный. трехдечный, трехпалубный. ДЕК м. морск. палуба и пространство между двумя палубами; ярус. Опердек, верхняя палуба корабля; мидельдек, вторая; гондек, третья.
Оморочка – Выдолбленная из дерева или берестяная лодка (обычно с острым носом и острой кормой).
ЛТП – Лечебно-трудовой профилакторий (заведение тюремного типа).
Осклабясь – Широко улыбнуться, показав зубы.
