Сам по себе Шишкин был щупловат на вид. Но где не хватает силы, там злости с избытком. И злость в человеке не списываем на его характер, а принимаем на свой счет: к нам, и со злостью? За что? Что плохого мы ему сделали?
— Вы имеете дело с живыми людьми! — Авдеев подавил ответную реакцию вспылить, развернуть майора через левое плечо. Более того, попытался перевести разговор на степенный лад: нельзя же сыпать соль даже на царапину.
— Извините! Я не сестра милосердия! — Горели в глазах Шишкина недобрые огоньки.
Помните у Гоголя: «и лицо, как у дворянина». Если так судить, то Шишкин выходил лицом лишь в приходские дьячки: кургуз, широконос, усы рыжие, щетинкой. Но в этом ли суть? Сколько мерзавцев с царственным видом, и сколько хороших людей далеко не красавцы.
— Мое дело выполнять боевые задачи, а не щеголять добродетелями!
Подполковник Авдеев недолюбливал в военных людях всяких там усатых и бородатых недостриг, но он мог отделять плевелы от пшеницы, видеть человека дальше усов.
— Шишкин, я вас пригласил не для того, чтобы мы здесь пикировались!
Чувствовалось в Авдееве хорошо развитое чувство достоинства. Черен, как грач, — настолько черен, что глаз, казалось, не видать, — но красив: гладкое лицо, бархатистый разлет бровей, чуб с вороненым отливом на зачесе.
Сложения Авдеев примерно одного с Шишкиным, но воспринимался повнушительней, более солидным человеком. Не только потому, что был немного старше — три года, это ли разница! — а главным образом из-за умения держаться, обстоятельно вести разговор.
— Никто от вас не требует быть сестрой милосердия…
Авдеев договорить не успел, а Шишкин уже свое доказывает:
— Я со всеми вместе был тоже под самолетом. Все мы давали одну присягу стойко переносить тяготы и лишения службы.
Если посмотреть так на них, то Шишкин перед Авдеевым, как птаха в сетях: рвет, нервничает, суетится. А Авдеев все расставляет по своим местам:
— Вы — командир подразделения! Вы в первую очередь отвечаете за моральный дух своих летчиков!
Но и малые птахи, случается, могут больно долбануть:
— У вас, товарищ командир, еще вопросы будут по существу?
Авдеев чуть со стула не упал. Как? Разве он не по существу говорил?
— Через десять минут у меня назначено построение в эскадрилье. Я не имею права опаздывать!
По уму, так надо бы сначала объясните, в чем дело, а уже потом ставить так вопрос.
— Пожалуйста, я вас не держу! — Расхотелось и Авдееву говорить с ним дальше.
Шишкин встал, одернул китель.
— Разрешите идти? — спросил глядя прямо в глаза Авдееву.
Но что там было на душе замполита полка — ни Шишкину, ни кому другому не удалось высмотреть.
— Идите!
Четким шагом Шишкин вышел из кабинета.
«Ну и подарочек нам прислали! — невесело смотрел ему вслед Авдеев. И шевельнулось на душе предчувствием тяжелой неизбежности: — Придется от него избавляться. И чем быстрее, тем лучше. Не пьет, не гуляет, не курит — тем трудней будет сместить его. Значит, надо как-то по-хорошему…»
* * *
Авдеев не был ни мстительным, ни злопамятным человеком, но, если он задумывал что-нибудь в интересах дела, у него хватало и сил, и энергии добиваться желаемых результатов.
Неизвестно, чем бы кончилась их совместная служба, не включись в эту коллизию побочная ветвь — женская.
Насколько неудачно складывались отношения Авдеева с Шишкиным, настолько сердечно сошлись их жены. Крепче всего сплачивает людей общая борьба. Обе они работали в гарнизонном Доме офицеров. Авдеева заведовала библиотекой, Шишкина вела музыкальную студию. Какая может быть борьба! Может! Кто хочет, тот всегда найдет. Помните, как у поэта: «Так жизнь скучна, когда боренья нет!» Женщины объединились против «бега в мешке» — рутинной бездеятельности гарнизонного культпросвета.
Если Авдеев по природе был осмотрительным человеком, то жену его, Веру Павловну, иначе не представишь, как бегущую по волнам — изящная, легкая, порывистая блондинка. Энергия, настойчивость Авдеевой составляли организующую и пробивную силу.
Генератором идей, или болотом, в котором все черти водятся, была незаметная, скромная, худенькая, с серыми, в пол-лица, глазами Нина Федоровна Шишкина.
Именно Шишкина подала идею поехать на море, хотя Вера Павловна могла спорить, что это она так здорово придумала отпраздновать день рождения мужа.
Авдеев засомневался: в обществе Шишкина?
— Какое море? Не июль же! Будем там носами хлюпать!
И даже не сентябрь был, а апрель, самое начало месяца. Только-только проклевывалась весна.
— О чем ты говоришь? Ты только представь: синь моря, лазурь неба, пляска огня на снегу. И уха на свежем воздухе!
— Какая уха?
— Шишкин говорил, будет! Он, знаешь, какой рыбак?
Авдеев знал свою жену — это стихия. Если загорелась — не остановишь. Легче укротить извержение вулкана.
— Зачем нам толкотня в квартире, суета, все эти разговоры? Посадим в «Жигули» детей, возьмем Шишкиных — как раз полный комплект! — и через полчаса на море!
«В конце концов и мне полезно посмотреть Шишкина вне службы. А то встречаемся в основном по скандальным делам», — вполне резонно рассудил Авдеев.
В воскресный день, часов в десять утра, они были уже на берегу залива Большой Клык. Все точно: и сверкало тысячами солнц море, и голубел нетронутый снег, и стояла дикая тишина пустынного берега. Дышалось действительно легко и свободно.
Большой Клык, огибая сопку, кривым лезвием врезался километров на десять в материк. Залив уже был чистым ото льда, только по самой береговой линии тонкой, стерильно белой оторочкой держался припай.
Авдеев смотрел на все эти красоты, а перед глазами было другое: стоит Шишкин, припав на колено, перед задней дверцей «Жигулей». «Блаженный миг! Офеля, я жду!» — дурачился он, простирая руки навстречу своей тихоне. Всякий согласится, что в «Жигулях» неудобно выбираться с заднего сиденья. Дверца открывается только на полраспаха, и все такое хрупкое, что кажется, сломаешь.
Нина Федоровна сначала подала трехлетнего сына, а затем сама обняла мужа за шею. Шишкин вынес ее, встал и чуть задержал на руках. Чувствовалось, что он с удовольствием носил бы ее еще по берегу моря. Да, если не увидеть, трудно было предположить в Шишкине такие нежности. Он точно любил ее.
Грех, но Авдееву думалось тогда: не будь этих маленьких, слабых ручек на шее у Шишкина, никакого сладу с ним вообще бы не было. А так, хоть маленькая, но семья — не может о них не думать.
Вслед за Шишкиным не вышли из машины, а как с конвейера скатились два мальчика — близнецы Авдеевых. Шестилетние, юркие, в одинаковых темно-бордовых куртках, одинаково черноглазые — точно в серийном исполнении соловьята-разбойники.
Не ожидал Авдеев от Шишкина и полной самостоятельности в деле. Ни минуты без работы. Перво-наперво расчистил лопатой снег, поднял ребятишкам костер. Закончил одно, немедля перешел к другому: достал из машины рюкзак, тряхнул его вверх дном. На снегу раскаталась резиновая лодка.
— А это зачем? — не понял Авдеев.
— Зубаря ловить! — ответил Шишкин, ухватисто ладя наконечник насоса к штуцеру подкачки. — Как вы смотрите на зимнюю рыбалку?
— Положительно! Только что это такое?
Ножной насос вида черепахи хрипел, как гусиное горло, под каблуком Шишкина.
— Я тоже хочу похрипеть! — смеясь, наступила красным сапожком на полушар насоса Вера Павловна.
Кто работает, тот и хозяин положения. Все остальные не больше чем помощники.
— Подождите, Вера Павловна! Я закончу кормовую секцию, а то лопнет! Вы будете накачивать переднюю.
Лодка имела два герметичных отсека: задний уже принял форму овала из звеняще-резиновых валиков с плоским днищем, передний пока лежал на снегу брошенной скруткой.
Вера Павловна оказалась не только деятельной помощницей, а и отважной женщиной. Закончила накачивать лодку и тут же потребовала:
— Возьмите меня с собой!
— Лодка на двоих, Вера Павловна. Сядет третий — все утонем!
Пожалуй, только этим доводом и остановил ее Шишкин.
Окружив лодку со всех сторон, они всей гурьбой двинулись спускать ее на воду.
«Лодка на двоих!» Само собой выходило, что вторым должен быть Авдеев.
Кто бы сейчас спросил Владимира Михайловича: ему это надо? Ну куда несет? Пораскинуть здравым умом — на верную гибель! Что за дикие желания? Голодное время, что ли…
Против воли, а шел Авдеев. Куда денешься! Бывает же так: катится на тебя телега судьбы — и не уклониться, не отвернуть! Ну как ему отказаться? Во-первых, и куры засмеют! Во-вторых, тут же заскочит в лодку Вера. Нет, лучше он сам. Трудно в присутствии такой жены самому владеть ситуацией. Не был бы так уверен еще в себе Шишкин. А то видно, не в первый раз отправляется в свое дурацкое плавание. Когда только успел здесь? Впрочем, одно слово — рыбак.
