Пойгин мог безошибочно определить появление в стаде моржей келючи. Тревога моржового стада многое объясняла ему. Случалось, стадо спешно покидало облюбованное лежбище и в панике уходило от келючи, однако не так просто уйти от него; он снова и снова настигал стадо, и тогда моржам приходилось терпеть его.
Когда на льдину взбирается морж-бродяга, его не очень любезно пускают в самую гущу стада, каким бы могучим он ни был. Тычки бивнями с разных сторон встречают его, так что он часто покрывается множеством кровоточащих ран. Случается, что пришелец покорно останавливается, смиренно опускает голову, словно бы кланяясь, и только через некоторое время продвигается дальше, внутрь стада. Зоркий глаз Пойгина улавливал особенности повадок каждого моржа, ему было понятно, кто из них признанный вожак, кто метит его заменить, кто пришелец, какой из детёнышей осиротел, какая из моржих готова усыновить его. Медленно поворачивал он голову, разглядывая стадо; в глазах его вместе с охотничьим азартом светилась доброта; казалось, он страдал оттого, что не может заговорить с этими смышлёными существами на человеческом языке. Если бы они понимали его так, как он понимает их!
Однажды охотники заметили, как побледнело лицо Пойгина, вникавшего в поведение стада моржей. Всем стало ясно: появился келючи. Кое-кто в панике бросился к байдарам, вытащенным на лёд. Пойгин властным жестом руки остановил перепуганных. «Келючи! Келючи! Келючи!» – доносился до него шёпот пришедших в смятение охотников. Ятчоль, снова бросаясь к байдаре, прохрипел:
– Келючи! Скорее на берег!
Ещё у нескольких охотников сдали нервы. Они столкнули лёгкую, из моржовых шкур байдару на воду.
– Назад! – приказал им Пойгин. – Келючи настигнет вас. Пропорет днище байдары. Я узнал его – это людоед.
Байдара уходила всё дальше. Четыре охотника отчаянно гребли вёслами, а Ятчоль, вскинув карабин, всматривался в морские волны, быстро поворачиваясь в разные стороны. Волна не позволяла ему твёрдо стоять на ногах, иногда он почти падал и снова вскакивал, тыча в разные стороны стволом карабина.
И вдруг крик донёсся с байдары: «Келючи! Келючи! Келючи!» Ятчоль беспорядочно стрелял, байдара резко накренилась, зачерпнув воды, видимо, келючи ударил в неё головой.
– Назад! – закричал Пойгин. – Плывите назад!
Байдара развернулась, поплыла к ледяному полю. На вёслах осталось двое. Ятчоль и ещё два охотника схватились за копья, не давая келючи подплыть к байдаре.
Келючи распорол днище байдары уже у самого ледяного поля. Охотники успели выскочить на лёд. Келючи зацепил байдару бивнями, поволок её за собой, рыча и фыркая. Изломав бивнями деревянный остов, он превратил байдару в кучу моржовых шкур, медленно плывущую по воле волн. Ятчоль сел на лёд, бормоча трясущимися губами: «О, келючи, келючи! Проклятый келючи!» Если бы морж-людоед распорол днище байдары не рядом с ледяным полем – никто из пятерых не спасся бы…
Пойгин подошёл к Ятчолю, с бесстрастным видом протянул ему свою трубку и сказал:
– Ты всегда поступаешь наперекор мне. Сегодня это могло бы кончиться очень скверно.
– Это ты наслал на меня келючи! – крикнул Ятчоль и тут же осёкся под суровыми взглядами охотников.
Моржовое стадо расположилось на соседней льдине. Пойгин, вооружившись биноклем, долго наблюдал за поведением животных.
– Да, это келючи. Одноглазый людоед, – наконец сказал он угрюмо приумолкнувшим охотникам. – Тот самый, который в прошлом году перевернул три байдары охотников из стойбища Китовая челюсть. Погибло шестнадцать мужчин. Кто-то из них всё-таки сумел копьём выколоть келючи глаз.
Эту историю знали все охотники, но Пойгина выслушали с таким потрясением, будто услышали её впервые.
– Если мы не убьём келючи здесь, – сказал Пойгин, не отрывая бинокль от глаз, – он нас догонит в пути. Он будет стеречь байдары до самой зимы. Надо его убить. Сделаю это я…
Охотники смущённо, вместе с тем с надеждой переглянулись, а Ятчоль поднялся со льда и сказал, всё ещё трясясь от страха:
– Я пойду с тобой. Я его задушу собственными руками! Я выворочу бивни из его вонючей пасти!
Громкий хохот, казалось, удивил даже моржей. Улыбнулся и Пойгин.
– Здорово ты нас развеселил, – сказал он и снова поднёс бинокль к глазам.
Плыло над горизонтом солнце. Вблизи море было зелёным, а вдали почти чёрным. Обширные поля дрейфующих льдов слепили лучистой белизной. С неумолчным криком кружили чайки. В мглистой дымке угадывался морской берег. Снежные вершины гор маячили вдали.
Пойгин, присев на нос одной из байдар, вытащенных на лёд, не отрывал бинокль от глаз, наблюдая за келючи. Да, это был самый крупный зверь в стаде, огромный, с могучей грудью. Выбравшись на лёд, он победно осмотрелся единственным глазом. Заметив, как трусливо уходит с его дороги вожак стада, засвистел, несколько раз утробно пролаял. Собравшись в комок, он бросил могучее тело вперёд, подобрал под себя задние ласты для следующего броска. Стадо, сбиваясь в общую массу, уступало ему дорогу. Замешкалась моржиха с детёнышем, ткнула моржонка несколько раз носом, отодвигая в сторону, однако было уже поздно. Келючи в следующем броске настиг малыша и вогнал в него страшные бивни. Мать жалобно заревела.
Лицо Пойгина страдальчески передёрнулось. Опустив бинокль, он некоторое время что-то напряжённо обдумывал. Охотники с потерянным видом топтались возле него, не решаясь вымолвить ни слова. Лаял и стонал смертельно раненный моржонок, ревела моржиха. Пойгин отомкнул затвор карабина, зачем-то заменил патроны, внимательно оглядывая каждый из них, и тихо сказал:
– Я иду на келючи.
Несколько охотников с решительным видом схватились за свои карабины.
– Нет, я один, – остановил их Пойгин. – Я не знаю, как поведёт себя стадо. Моржи могут отомстить за келючи, если они признали его вожаком. Меня они не тронут…
– Это почему же тебя они не тронут? – по укоренившейся привычке не соглашаться с Пойгином заносчиво спросил Ятчоль.
Пойгин даже не глянул в его сторону. Ещё раз проверив карабин, он первым схватился за байдару, чтобы столкнуть её на воду.
Келючи, уже успевший ранить моржиху, внимательно следил и за поведением охотников. Едва заметив, что байдара оказалась на воде, он бросился к краю льдины, намереваясь нырнуть в море. Но он слишком далеко зашёл на ледяное поле, упиваясь своей властью над стадом. Грузно переваливаясь, келючи порой приостанавливался, высоко поднимал голову, угрожающе рычал, будто бы изумляясь дерзости приближавшегося к нему охотника.
Пойгин, вскинув карабин, шёл на келючи. Теперь он ничего не видел, кроме раскрытой его пасти, из которой торчали два огромных бивня. Надо было выстрелить именно в пасть келючи. Пуля, всаженная в его тушу, может застрять в толстом слое жира, раненый зверь станет намного опаснее. Шея, плечи, грудь его были покрыты, словно кольчугой, бородавчатыми наростами.
Только выстрел в пасть может оказаться смертельным. Какой келючи огромный! Надвигается горячей, сотрясаемой яростью тушей, закрывая собой полсвета. Даже солнце собою закрыл. Вот уже обдаёт Пойгина горячее, смрадное дыхание. И что же такое варилось в его бездонной утробе? Уж больно отдаёт смрадом. Как поведут себя другие моржи? Пусть, пусть разорвут Пойгина в клочья, но он должен прежде убить келючи… Только бы не отказал карабин. Только бы не дрогнула рука. Не подвели бы глаза, залитые горячим потом.
И Пойгин выстрелил прямо в пасть келючи. Зверь вскинул голову ещё выше и вдруг с размаху воткнул бивни в лёд. Из горла его вместо рыка вырывался хрип. Вот он ещё раз поднял голову, раскрывая пасть. И Пойгин снова выстрелил. Келючи повалился на бок, обнажая брюшину. Пойгин послал последние пули ему в живот.
Бесконечно долго длилось мгновение, в которое Пойгин пытался постигнуть, что происходит со стадом. Заходилась в крике совсем низко над его головою чайка. Звенело в ушах. Плескалась волна о днище льдины. Размеренные удары волны казались неправдоподобно спокойными. Море совершало привычную работу, гнало льдину куда-то на север, всё дальше от берега, с поверженным келючи и с человеком, который никак не мог прийти в себя и подумать о том, не грозит ли ему новая опасность: бывает, что стадо моржей бросается к погибшему вожаку, сталкивает в море и уносит, стараясь при этом отомстить виновникам его гибели. Если бы сейчас моржи двинулись со всех сторон к убитому келючи, они смяли бы дерзкого охотника.
Видимо, прошло ещё одно бесконечно длинное мгновение, отмеченное новым истошным вскриком чайки, прежде чем Пойгин понял, что моржовое стадо не признало келючи за своего вожака. Это было спасение. Моржи, поднимая морды, фыркали, некоторые лаяли, но никто из них не выражал ярости. Мало того, было похоже, что вздох облегчения сотрясает всё стадо. А поверженный келючи безжизненно лежал на льду, из пасти его лилась кровь.
