— Без бутылки, Антидюринг, в твоей философии не разберешься... А если без философии, может, он просто злостный неплательщик, от алиментов спасается. Вчера радио по их заявкам передавало песню «Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз».
— Перестань. Ты же знаешь, что это неправда.
— Это я так, для красноречия, — сдался Садырин.
Погодаев и в самом деле уехал в глухую тайгу, в Баргузинский заповедник, где прослужил егерем всю минувшую зиму.
Он вернулся из заповедника в Приангарск весной, заморозки уже отступили, и оттепель была вовсю. Прямо с вокзала он поехал в общежитие, ему не терпелось увидеть Мартироса, да и других ребят.
Удачно он приехал — к большому развороту монтажных работ!
Варежка и в выходные дни не сходила с крана.
Михеич встретил Погодаева приветливо, но строго спросил:
— Понял свою ошибку, егерь? То-то же! Больше бригаду не бросишь?
— Поручиться не могу. Бригада все-таки — не жена с детьми. Скорее всего, поработаю у вас до осени, а там...
— Ну как знаешь, непоседа. Но только в третий раз, хотя парень ты хороший и такелажник хороший, тебя не приму. У меня не проходной двор.
— Приедешь тогда ко мне, Гена, — пригласил бригадир Галиуллин, при котором шел разговор. — Возьму с открытой душой. Старый друг лучше новых двух.
— Ты все-таки, парень, перекати-поле, — сказал Михеич, не скрывая своего недовольства Погодаевым.
— Вы хоть знаете, что это такое?
— Сорняк вроде такой...
— Кустик курая. К осени он округляется, размером с футбольный мяч. Под напором ветра ломается его стебелек, перекати-поле носится по степи и разбрасывает семена.
— Семена разбрасывать и ты не ленишься, — хихикнул Садырин.
— Не знаете, что за кустик, Матвей Михеич, а человека обзываете сорняком, — сказал Чернега с деланной обидой за Погодаева.
Маркаров не принимал участия в разговоре, хотя Галиуллин несколько раз поглядывал в его сторону, безмолвно приглашая вступиться за Погодаева. В комнату набился народ, и Маркаров не хотел при всех, а в первую очередь при Погодаеве, доказывать Михеичу его неправоту.
И лишь когда они оказались вдвоем в комнатке Михеича, сказал:
— Если хотите знать, Матвей Михеич, у Погодаева сибирский характер. Живет в нем старинная вольница, независимость предков, которые помещиков и в глаза не видели. Рудознатцы, золотоискатели, плотогоны, землепроходцы и прочие странники...
— Поэтому можно отрываться от своего коллектива?
— Да не отрывается он ни от кого! Вы в понятие «свой коллектив» включаете только тех, кто связан с нами одной ведомостью на зарплату, кто числится в Востсибстальмонтаже. А Погодаев в понятие «коллектив» включает всех, кто хорошо трудится на просторах Сибири... А что такое вообще коллектив? — Маркаров помолчал, не столько дожидаясь ответа, сколько желая этой паузой подчеркнуть, что у Михеича было время ответить на этот вопрос. — Коллектив — совокупность людей, объединенных общими целями, общей деятельностью. Погодаев смотрит на этот вопрос шире. Возьмите наш подшефный колхоз. Вы тоже маялись там два выходных на уборке картошки. Помните, мы еще с Садыриным сочинили шутейный лозунг для колхозников: «Поможем монтажникам убрать урожай!» Кол-хоз — это коллективное хозяйство. А в том колхозе, хоть он и называется «Новая жизнь», нет коллектива. Какая-то толпа людей, живущих на одном косогоре...
— Ну это ты загнул, Антидюринг, зафилософствовался...
— Пусть Погодаев даже чудак. У нас так мало осталось чудаков, они слишком быстро вымирают. Зато Кириченковы... — он кивнул головой на дверь смежной комнаты. — Мечтаю, чтобы наша общественная атмосфера была насыщена уважением к бескорыстию во всех его проявлениях. Вот если бы Погодаев гонялся по Сибири за длинным рублем...
— Я этого не говорю.
— Кто же Погодаев — такелажник-одиночник, что ли? Купил частным образом подъемный кран и подымает грузы «налево»? Вот скажите... Мы не первый год в Сибири. А вы Байкал видели? И я не видел. Разве это нормально? Только после выпивки поем про омулевую бочку. А по Ангаре, через все пороги, хоть раз проплыли?
— Тут ты кругом прав, — согласился Михеич нехотя. — Это нам с тобой минус...
— У нас на Кавказе ходит поговорка: откуда сидячему знать, до какого места дошел пеший? Не тот больше знает, кто дольше жил, а тот, кто дальше ходил...
Погодаев сам себе выписывал «командировку», не интересуясь суммой заработка, не претендуя на подъемные, добровольно лишая себя из-за частых переездов ежегодного отпуска и отказываясь из-за непостоянного адресе от пятидесятипроцентной денежной надбавки, так называемых «северных», какие полагаются тем, кто пять лет работает в северных широтах на одном месте.
Ему недоступны дальние курортные рейсы в Европу, он никогда не грелся на пляжах Черного моря, да он и не опечален этим — слишком любит свой суровый край, он еще не побывал во всех его заповедниках и заказниках, не по всем рекам проплыл...
Через несколько месяцев Погодаев, невзирая на предупреждение Михеича, снова расстался с бригадой и отправился не то на Селенгу, не то на Киренгу сплавлять лес.
— Никак я тебя не пойму, — сказал Михеич, прощаясь.
— Это уже конфликт поколений, — поспешил со своим объяснением Маркаров. — Если бы Погодаев был нам до конца понятен, разве он запомнился бы? Да никогда! А непонятный, всегда что-то ищущий вызывает к себе интерес...
Видимо, Погодаеву здорово досталось на лесосплаве. Рыжеватая бородка казалась более жиденькой, чем прежде. Михеич пожалел его, так Погодаев исхудал после новой отлучки.
Нет, нет, он не жил впроголодь, нашлась добрая душа, которая его и подкармливала, и обшивала, и обстирывала. Но он лишился душевного покоя из-за непорядков на лесосплаве, а самая большая неприятность — охранные леса на берегах Байкала под угрозой. Речь не о подросте, в тех прибайкальских лесах встречаются деревья возрастом в пятьсот лет и постарше.
Он советовался на этот счет с Мартиросом, долго сочинял письмо в «Правду», так и не сочинил, пришлось подключаться Мартиросу, а еще Погодаев отправил жалобы в Комитет народного контроля и какому-то депутату Верховного Совета...
За последние два года у Погодаева появилась и окрепла душевная потребность не разлучаться надолго с Галиуллиным, Михеичем, Шестаковым, с крановщицей Варежкой. С ними многое можно пережить вместе, обмозговать, прежде чем собраться с духом, с силами и снова обречь себя на кочевое одиночество.
Но больше всех ему недоставало в странствиях Мартироса Маркарова. Погодаев любил с ним и работать рядом, и спорить допоздна, лежа на соседней койке, и даже подпевать ему, когда тот сочным баритоном затягивал каторжно-ссыльную песню «Глухой неведомой тайгою» или что-нибудь заведомо кавказское, причем, по признанию Мартироса, грузинские песни он любит больше, чем армянские.
Мартирос умел не горячиться в жарком споре, но самое важное — обладал удивительной способностью: заставлял Погодаева задумываться о жизни.
Двумя годами раньше в Байкальске Погодаев сидел в неопрятном директорском предбаннике, терпеливо дожидаясь очереди.
Если бы он явился не в потрепанных джинсах, измызганной куртке, болотных сапогах с отворотами, с каской в руке и с газетным свертком под мышкой, секретарша не заставила бы его так долго ждать. Небрит или начал отпускать бороду? Не было уверенности, что эта рыжеватая жидкая мочалка когда-нибудь станет бородой.
Прошло около часа, пока он попал в такой же, как приемная, прокуренный и замызганный кабинет.
— Хочу узнать о судьбе своего заявления.
— Заявление? О чем?
— Народ беспокоится. Щелочь разъела стальные болты и заглушки, Вода течет в карьер, а оттуда просачивается в Байкал. Все больше щелочных стоков. Двадцать тысяч кубометров помоев. В районе сброса на дне огромное коричневое пятно — волокнистые органические вещества. — Погодаев достал из кармана пачку газетных вырезок, перевязанную шпагатом. Иные листки измяты, замусолены, пожелтели. — Есть и сигналы нашей печати.
— Ты что же, хочешь доказать, что сознательнее меня и советской власти?
— Этого я не говорил. А советскую власть вы не олицетворяете. Даже на комбинате.
— Полагаешь, что несешь большую ответственность за Байкал, чем я?
— Ответственность у вас намного больше. Но беспокоиться за Байкал я имею такое же право, как вы. Разве тревога зависит от должности? Если у дирекции нет времени — пригласите ученого человека. Пусть расскажет про Байкал и Ангару. А мы обсудим проект с точки зрения природы.
— Ты что-то воду мутишь.
— Это вы мутите байкальскую воду. — Погодаев развернул газетный сверток и вытряхнул на письменный стол тухлую рыбину.
— Это еще что за гадость?
— Омуль протух не на берегу, а в Байкале. Наглотался вашей большой химии... — Он не торопясь завернул омуля, а на стол положил пачку газетных вырезок. — Почитайте, что ученые люди пишут.
