Во вторник он с утра волновался: «Идти, не идти?» На всякий случай надел новые трусы, полосатую футболку и завернул в газету прорезиненные тапочки.
На работе он так был рассеян, что дважды промазал молотком по зубилу и раскровенил себе палец.
«Ну и ладно, — подумалось ему. — Если там сразу же заставят драться, я им скажу, что палец болит».
После гудка он тщательно вымылся, причесался и не бросился, как его однолетки, бегом через проходную, а вышел степенно, с расправленными плечами и чуть выпяченной по-боксерски грудью.
Когда подошел трамвай, он не повис на подножке, а прошел внутрь вагона и заплатил за проезд.
В клубе водников Кирилл не решился узнать, где занимаются боксеры. «Засмеют, — думалось ему. — Тоже, скажут, боксер! Хотя бы подрасти немного».
Вдруг он увидел парнишку со спортивным чемоданчиком.
— Слушай, ты не знаешь, где здесь секция бокса? — спросил Кирилл.
— Идем, я тоже туда. Опоздали, кажется. Попадет от дяди Володи.
Парнишка привел его в раздевалку, бросил чемоданчик на скамейку и начал торопливо расшнуровывать ботинки.
— А ты что прохлаждаешься? — спросил он у Кирилла.
— Я первый раз.
— Не важно, раздевайся. Одетых в зал не впускают.
Делать было нечего. В тапочках и трусах Кирилл прошел вместе с парнишкой в большой спортивный зал. Там уже занималось человек двадцать. Одни прыгали, как маленькие девочки, со скакалками, другие тузили кулаками огромные кожаные мешки, подвешенные к потолку на канатах, третьи избивали мячи, прикрепленное резиной к планкам, четвертые как-то странно, словно с опаской, скачками передвигались и защищались от кого-то невидимого.
Среди мотающихся мячей и груш, заложив руки за спину, спокойно расхаживал заметно седеющий, но почти юношески стройный человек. Его коричневые тренировочные брюки и клетчатая ковбойка были тщательно отглажены, крупное лицо гладко выбрито. Тренер то и дело останавливался, щурясь вглядывался в занимавшихся своим делом атлетов, иногда одобрительно хлопал рукой по плечу, а иногда тыкал кулаком в живот, в спину, исправляя положение туловища, ног, наклона головы.
— Товарищ Сомов, прошу прощения за опоздание! Был задержан комсоргом в школе, — доложил парнишка, приведший Кирилла. — Разрешите заниматься?
Тренер недовольно взглянул на него и строго спросил:.
— А еще кто там дисциплину нарушает?
— Новичок.
— Ты его привел?
— Нет, сам пришел.
Кирилл растерялся. Хорошо, что разговор привлек внимание Чулина, тузившего мешок. Боксер узнал своего болельщика и поспешил на выручку.
— Я вам уже говорил о нем, — сказал он Сомову.
— Хорошо, пусть постоит в стороне и посмотрит, — разрешил тренер. — А вы — по местам!
Он ударил в гонг.
Боксеры поменялись местами, и вновь все закружилось, замелькало. В эту ритмическую пляску включился и запоздавший парнишка: он загонял кого-то невидимого в угол, прыгал козлом и, втянув голову в плечи, бил кулаками.
В перерыве Сомов подозвал Кирилла к себе и спросил:
— Для улицы заниматься хочешь?
— Для смелости, — негромко ответил Кирилл.
У тренера удивленно приподнялись брови. Редко кто из ребят признавал за собой такую слабость. Сюда они обычно входили надуваясь и выпячивая грудь, чтобы казаться сильными. Сомов знал их повадки и с первой встречи старался угадать, для чего они хотят научиться боксу. К нему чаще всего приходили развязные и опытные драчуны, бахвалившиеся своей отчаянностью. Правда, очень интересно было следить, как из бузотера и наглеца постепенно получается подтянутый и спокойный юноша, умеющий сдерживаться, уступать, готовый на благородный поступок. И все же драчуны его меньше интересовали, чем такие вот невзрачные ребята с неопределившимися характерами. Он любил из робких и неуклюжих подростков выращивать не только сильных, стройных и ловких парней, но и крепких, волевых бойцов, смелых и великодушных. Ведь настоящее мужество присуще не многим мужчинам. Поэтому он всякий раз внимательно приглядывался к новичку: что я в нем открою? Чем этому подростку помогу? Какая в нем основа? Испорчен он или еще не тронут плохими воспитателями? Он верил первому впечатлению и редко ошибался.
— Значит, для смелости? — переспросил Сомов.
Кирилл кивнул головой.
— Хитер! Ну что ж, попробуем из тебя боксера сделать. А сумеешь соблюдать наш режим и не пропускать занятий?
— Я еще не знаю, — откровенно сознался новичок. — Но буду стараться, мне для одного дела надо.
— Для какого, если не секрет?
— Цакуну надавать. Он знает, что сильный, поэтому лезет ко всем.
Дядя Володя недовольно поморщился.
— Нужно заметить — цель мелковатая и попахивает обычным хулиганством, — сказал он, — хотя в ней на первый взгляд как будто и есть проблески благородства. Ладно, потом об этом поговорим. Становись в строй.
* * *
Оказалось, что Кирилл пятнадцать лет не так дышал и не так передвигался по земле, как это нужно для ринга.
— Если стремишься вперед, — говорил тренер, — двигай сначала выставленную левую ногу и подтягивай за ней правую. Если в сторону — начинай с той ноги, какая ближе к движению. Передвигайся на носках, эластично, без суеты…
И бить кулаком в боксе, оказывается, надо было совсем по-иному, чем в обычных потасовках.
— В боксе нет замахов, — учили его. — Удар наносится коротко и неожиданно. Всякий замах настораживает противника, и тот постарается опередить тебя или уклониться. Представь себе, что в перчатку вделано короткое шило, которым тебе надо быстро и точно уколоть. Для укола ты же не станешь размахиваться, нет ведь? Вот так и в боксе. К тому же лучше до самой цели не сжимать пальцев в кулак. Сжатие их в кулак в последнее мгновение придает удару резкость.
В общем, Кириллу пришлось заново учиться владеть своим телом, руками, движением ног. Тренер понимал, что этот тщедушный подросток не скоро станет бойцом. Он ясно видел его физические недостатки: тонкие руки, слаборазвитую грудную клетку, истощенное тело с едва приметной мускулатурой. И в то же время интуиция подсказывала: займись, не пожалеешь.
На первых же занятиях внимание Сомова привлекли удивительная легкость ног новичка и умение мгновенно реагировать на любую опасность. Правда, пока это были только судорожные защитные движения, какие делают люди в силу инстинкта самосохранения, но такой быстроты тренеру еще не доводилось наблюдать. Видно, мальчик в своей жизни получил немало тумаков и затрещин. Ну что ж, такому они будут не в новинку. Только бы психика была устойчивой и сердце не подкачало.
Кирилл по предписанию тренера по утрам обтирался холодной водой, проделывал десятки упражнений и на работу шел пешком, стараясь дышать полной грудью. Он так научился рассчитывать время, что на завод ни разу не опоздал.
Ребята первые дни посмеивались над ним, видя, как он, словно маленькая девочка, прыгает то на одной, то на другой ноге со скакалкой, тычет кулаками в воздух и движется, точно заводная игрушка. Как-то раз они попробовали, трудны ли эти упражнения. Оказалось, не очень легки. Они стали повторять их и так постепенно втянулись в атлетические занятия и стали закаляться: спали при открытой форточке, по утрам поливали один другого в ванной комнате холодной водой и всей пятеркой делали пробежки, до завода.
Первые дни от не испытанных прежде движений Кирилл ощущал легкое недомогание и ломоту во всем теле, словно был кем-то избит. Потом это прошло, и наступила приятная легкость, какая бывает, когда ты чувствуешь каждую мышцу, налившуюся силой, и все воспринимаешь ярче, веселей.
Занятия в спортивном зале стали для него необходимостью. Без них он скучал, чувствовал себя сонным и вялым.
Кирилл научился без устали тузить тяжелые мешки, вкладывая в удары вес тела, играть с мячом, выстукивать мотающейся грушей марш. Он с нетерпением ждал, когда тренер разрешит надеть боевые перчатки, и с завистью смотрел на старших ребят, которые часто боксировали на ринге.
Он неплохо защищался: делал подставки, разучил уклоны, уходы, а дядя Володя выдерживал его в зале, не подпускал к рингу и говорил:
— Ловкость зависит от того, как ты усвоил боевые приемы и как много у тебя их в запасе.
И Кирилл накапливал.
Лишь зимой наступил долгожданный день. После первого часа занятий тренер сам бросил ему перчатки и весело сказал:
— Ну, поглядим тебя в спарринге.
От этих обыденных слов у Кирилла вдруг так заколотилось сердце, что стало трудно дышать.
Кому довелось переживать волнующее чувство спарринга — первого вольного боя, — тот знает, что это такое!
В зале еще не замерло эхо ударов о кожу, качаются на канатах тяжелые мешки, колышутся груши… Вот товарищи начали перебинтовывать кисти рук, и тебе кажется, что заранее перевязывают какие-то переломы.
