нашелся. Поможет подготовиться к экзаменам.
— Один не пойдешь к ней! Слышишь, Калле?
Глаза Этери метали молнии.
— Хорошо, хорошо… Тебя с собой брать буду. Вместе будем решать уравнение с одним неизвестным.
— С каким неизвестным, Калле? Пусть он один ходит к лесничихе, а тебе Баженов поможет. Я попрошу Алексея Ивановича.
Калле громко рассмеялся:
— Глупенькая ты моя! Уравнение с одним неизвестным, это ма-те-ма-ти-ка. Понимаешь, ревнивица! Идем домой, я по тебе соскучился.
Калле подхватил жену и, как ребенка, вынес на руках из кузницы.
Спит поселок, погасли огни в клубе, отзвенели песни молодежи. Анастасия Васильевна идет по уснувшим улицам одна. Вот и дом Баженова. Она невольно замедлила шаги. Занавески на окнах задернуты. Кошка спрыгнула с перил крыльца, перебежала дорогу. У конторы леспромхоза Анастасия Васильевна остановилась отдохнуть, потерла занемевшую руку. Как тихо вокруг! Сонно дышит река, черной тенью покрылись берега. Две ольхи с обломанными верхушками сиротливо жмутся к школе, в прозрачной дамке лежит Заречье — новый район поселка. Покой, безмятежно дремлющая природа… А на душе неспокойно. Откуда все пришло? Плохи дела в лесничестве? Но месяц назад они не были лучшими. Заботы о службе всегда с ней, а это что-то новое, родилось недавно и раздражает своей неясностью, неуловимостью, будоражит Душу.
В доме Куренкова блестит огонь лампы. Но вот он гаснет, скрипит калитка, и на улицу выходит человек. Похоже, сам мастер.
Чтобы не встречаться с Куренковым, Анастасия Васильевна свернула на боковую дорожку. Ей не хочется слушать одно и то же: «Настасья Васильевна, не притесняй Гаврилу. Зачем нашей дружбой попрекаешь?» И еще что-то в этом роде.
Мастер пошел ей наперерез. Ишь, как торопится! Ну что ж, сейчас он получит хорошую порцию перца. В который раз Парфенов из-за пьянства или опаздывает на работу, или лежит больной. Куренкова бочка не свалит, здоровье у него геркулесовское.
Анастасия Васильевна швырнула мотыги на землю и приготовилась отчитать друга Парфенова. Но к своему удивлению в подходившем человеке она увидела Баженова. Он был без фуражки, на плече висела плотно набитая бумагами полевая сумка.
— Анастасия Васильевна, здравствуйте! Я так рад был увидеть вас. Разрешите мне вас проводить? Хочется с вами побеседовать. Понимаете, у меня удача, и еще какая!
— Какая же удача у вас? — спросила Анастасия Васильевна, радуясь встрече. Ее тревоги вдруг исчезли, на душе стало легко, покойно. Что с ним? Его не узнать. Куда девалась его постоянная броня: ироническая полуулыбка, холодновато-вежливый тон. Лицо оживленное, улыбка широкая, светлая.
— Мне стала ясна важная деталь машины, которую я давно задумал. Мою мысль подтолкнул Куренков. Он отлично знает лесное производство. С удовольствием провожу с ним вечера.
— Что за машина, если не тайна?
— Вас интересует? — живо спросил Баженов.
— Да, конечно. Если у вас есть желание, расскажите.
Баженов отобрал у нее мотыги и, не спрашивая, что это такое, пошел с ней рядом. Он с увлечением рассказывал о своем изобретении. Как долго ему был неясен один очень важный узел его машины. Как он бился еще в Ленинграде, искал нужные пути. Ищешь, кажется нет конца, и вдруг…
— Понимаете, Анастасия Васильевна, как мне повезло в Хирвилахти!
Анастасия Васильевна с улыбкой кивнула ему. Она очень хорошо понимала его состояние. Она была счастлива его радостью.
В лесничестве Баженов взглянул на скамейку под ивой.
— Если не возражаете, посидим несколько минут.
— Пожалуйста.
Баженов поместился возле Анастасии Васильевны.
— Как вам работается, Алексей Иванович? Помните, когда вы в первый раз пришли в лесничество…
— Очень хорошо помню, — с живостью подхватил Баженов. — Снежная ночь, вы проводили меня до шоссе. Все помню… — Он помолчал. — С работой у меня понемногу налаживается, в производстве разобрался, но пока я, так сказать, не совсем полноценный руководитель. Такому мастеру, как Куренков, мне еще нечем помочь.
Баженов не мог понять, почему он так доверчиво и легко поверял малознакомой женщине свои сокровенные мысли? Она почему-то с первой встречи расположила его к себе…
Анастасия Васильевна тихо открыла дверь, чтобы не разбудить мать, на цыпочках прошла через комнату и остановилась у окна. Высокая фигура Баженова медленно двигалась по тропинке, пересекавшей усадьбу.
5
Сегодня был трудный день. Километров двадцать исходила Анастасия Васильевна по лесу, отмеривая новые места для рубки.
Возвращалась домой — от усталости подкашивались ноги. Работаешь целый день, ни о чем не думаешь, а вот вечерами приходит такая тоска, — не знаешь, куда себя девать. Поздно. Лес шумит. И хорошо, что шумит. Тишина ночью гнетет. Она постояла у окна, молча всматриваясь в темноту ночи.
— Не спишь, Настенька? — послышался в полуоткрытую дверь голос матери. — А новый-то, главный инженер, как его… Алексей Иваныч, видный из себя мужчина. Грузинка, как ее, Этери, в бане мне сказывала, женка у главного красавица. Не видала ее, Настенька?
— Кого, мама?
— Женку главного?
— Нет.
Старуха громко зевнула и продолжала:
— Вежливый мужчина. Вчерась ты шумела в конторе, не поняла я, про что вы баяли, а он глядит на тебя с улыбочкой и помалкивает. Деликатный. Авось, бог даст, полегче заживем при новом-то.
— Посмотрим, — отозвалась из своей комнаты Анастасия Васильевна.
— Ох, и строга ты, доченька, с людьми, да и с собой. Потому и жизнь твоя неустроенная.
— Ладно, мама. Спи.
— Вот так завсегда! Спи, уходи, не мешай, не твое дело! Душа за тебя на части рвется. Не в одной работе жизнь-то! Вьюжно на сердце без мужа хорошего. Сама себя в черном теле держишь. Другие похуже, а давно замужем. Бобылкой помирать собираешься?
— Мама, не надоело ли тебе все годы об одном и том же?
Старуха умолкла, повздыхала и уснула. Анастасия Васильевна еще долго ходила по комнате, потом раскрыла томик стихов, перечитала знакомые строчки и задумалась. «Как горько до седин дожить, не повстречав того на свете, кто мог бы стать твоей судьбой, чтоб в сердце ты не знала стужи…» Одинокая… Слово какое неприятное, безрадостное. А ведь в прошлом она была не одна.
…1941 год. Немцы подошли к Ленинграду. Анастасия Васильевна работала в лесничестве под городом. Она эвакуировалась в небольшой сибирский городок Абакан. Работы по ее специальности не нашлось. Она устроилась в библиотеке.
Шел второй год войны. Она жила, как все эвакуированные, с надеждой на возвращение в родные места. Она потеряла следы матери, сестры, работала и тосковала в одиночестве. И вдруг пришла любовь, нежданная и негаданная, и перевернула всю ее жизнь.
Летчик Стрешнев часто посещал библиотеку. Тщательно причесанный, в хорошо сшитом кожаном реглане, он всегда вежливо здоровался, улыбался небольшими карими глазами, просил стихи. В один из
