— Меня вы уже убедили, Нуритдин-ака, — сказал Ильхом. — И я постараюсь последовать вашему совету.
— Колхозник или рабочий совхоза, — кивнув, произнес Мурадов, — так или иначе будет выращивать на своем участке овощи и бахчевые. Если мы добьемся, что государственный план закупок будет выполняться за счет колхозного и совхозного огорода, то — что произведет индивидуальный сектор, обеспечит внутренний рынок, он завалит его овощами и фруктами. Значит, цены понизятся. Тут, Ильхом Пулатович, арифметика проста, нужно только не сбиваться с правильного курса.
— Столько задач вы уже поставили, Нуритдин-ака, — сказал Ильхом, — что я уж начинаю сомневаться, справлюсь ли?
— Не перестраховывайтесь, — словно бы прочитал он мысли Ильхома, таившиеся так глубоко, что Сиддыков и сам бы не мог признаться себе в их существовании. — За грехи Таирова вам не придется отвечать. Но вторая половина года в вашем распоряжении, Ильхомбек, а это очень много. Каким бы ни был итог нынешнего, но закладывать основы следующего придется вам. Да и результаты этого во многом будут зависеть от того, как вы будете руководить. Знаете что, вызовите к себе деда, пусть он будет вашим негласным советником. Уверен, ошибки не произойдет.
— Мне уж и самому тридцать пять, — сказал Ильхом, — а дед… он, конечно, в совете не откажет, но у него тоже свои принципы.
— Какие, интересно узнать?
— Я помню, как он учил меня плавать, — стал рассказывать Ильхом, — бросил в воду, а сам любуется с берега. Чуть не утонул я тогда. Потом он проделывал это со мной до тех пор, пока я сам не выплыл. И так все время.
— Хороший метод, — рассмеялся Мурадов, — надо его взять на вооружение при работе с кадрами. Быстрее выяснится, кто на что способен. Жизнь ведь тоже, по моему разумению, бурная дарья.
— Только не начинайте это с меня, Нуритдин-ака, — сказал Ильхом.
— Именно с вас и начну. Потому что вы уже, как говорится, знаете, с чем его едят, этот метод.
— Хорошо, — согласился Ильхом, — только прошу не быть слишком строгим, если споткнусь…
В половине восьмого, едва только по радио начался утренний концерт, Ильхом вышел из гостиницы. «Афганец» уже пошел на убыль, дул редкими порывами и гнал по асфальту оставшиеся со вчерашнего дня клочки бумаги. Небо все еще было рыжим, солнце напоминало белый шар. Но дышалось легко, как в сосновом бору.
Ильхом не любил базары. Ни тот, куда он сейчас шел, ни любой другой. Его утомляла спешащая куда-то толпа, разноголосица.
Несмотря на то, что день был будничный, да к тому же и ветреный, народу на небольшом — далеко не таком, как в Термезе, — рынке было много. Товаров — тоже. Прилавки ломились от золотистых, словно осколки солнца, яблок, красных, как кровь, помидоров, пучков зеленого лука, кинзы, укропа и петрушки. Здесь можно было купить все — черный, в пакетиках, душистый перец, свежую капусту, морковь, ранние дыни — хандаляшки и даже американскую жвачку. Ильхом подходил то к одному, то к другому прилавку, интересовался ценами, прислушивался к репликам покупателей, которыми в основном были жены строителей, рабочих недавно пущенного хлопкоочистительного завода, учителя, медики, служащие районных организаций. То есть те, кто не имел собственного клочка земли.
Сравнения приходили сами собой. Он заметил, что часть продающих те же помидоры запрашивает за них одинаково высокую цену, точно предварительно сговорились между собой. Некоторые просили чуть пониже, но все же… Причем, что удивило его, так это качество. У тех, кто запрашивал высоко, товар был высшего качества, как на подбор. У тех, кто поменьше, — тоже хорошие помидоры, только не мытые, но, видимо, пыль с них все-таки сдута. А в ларьке — совсем никчемные. Вялые, полузеленые или, наоборот, полукрасные, вперемешку с гнилыми и раздавленными. Стоили эти помидоры намного дешевле, но возле ларька никого не было. О причинах такого несоответствия цен он спросил у седобородого, грубоватого с виду, богатырского сложения старика, перед которым на прилавках высилась гора помидоров, скажем, среднего качества.
— Наивный вы человек, йигит, — усмехнулся он. — Большинство из тех, у кого помидоры, как с выставки, по-моему, ни разу не видели, где они и растут. Вырвется из кишлака на полдня колхозник, вроде меня, просидит тут до вечера, потом плюнет на все и отдаст кому-либо из них оптом по дешевке, ведь на работу надо! А эти не спешат, они все равно в убытке не останутся.
— Проще говоря, перекупщики?
— Самые настоящие спекулянты, — уточнил старик.
— Положим, они — спекулянты, — продолжил беседу Ильхом, — потому и продают дорого. Ну, а вы-то дехканин, неужели и ваши помидоры обходятся в полтора рубля, а? Это ведь пятнадцать рублей, если на старые-то деньги?!
— А кто считал, во сколько они обходятся? — Чувствовалось, что старику неприятен этот разговор.
— И все же? — не отступал Ильхом. Он видел, что тот колеблется.
— Красная цена им гривенник, — подумав, ответил он.
— Спасибо, ота, — похвалил его Ильхом. — Вот это ближе к истине. Тогда непонятно, почему такую цену заламываете.
— Гм. — Старик посмотрел на Ильхома, как на упавшего с луны. — Если сосед твой кривой, то и ты прищурь один глаз, говорят. Вот я и прищуриваю, а не то мне туго придется. Люди ведь покупают.
Подошла женщина и молча стала отбирать помидоры и класть их на чашку весов. Ильхом умолк, а когда она ушла, продолжил:
— Поговорим о другом, ота. Если выбросить на базар помидоры, хорошие, я имею в виду, государственные, можно сбить цену?
— Государство, — в тоне старика слышалась ирония. — Сельпо тоже государство?
— Не совсем, а в общем-то, да.
— Больше «не совсем» подходит, йигит. Каждый год наше сельпо сваливает в речку или в яму какую сотни тонн фруктов, овощей и дынь с арбузами, потому что дорога вагонов не дает. Сосед у меня заготовителем работает, так я как-то спросил его: что же вы хорошие хранилища не построите, Акбарджан, а? В космос летаем, а с таким пустяком справиться не можем! Даже автомашины-холодильники ведь уже придумали!
— Ну, и что он? — спросил Ильхом.
— Денег, говорит, нет. Эх, не я хозяин!
— А что бы вы сделали?
— Да ведь только за прошлую пятилетку наше сельпо столько денег списало в яму, что
