Неясно, чем вызвано их бездействие здесь, в Шанхае, где русский командир в китайских водах распоряжается по своему усмотрению, а его офицеры избивают рукоятками револьверов администрацию пароходов».
Клюсс протянул газету комиссару:
— Прочтите, Бронислав Казимирович. Эта подстрекательская заметка осложнит наше и без того трудное положение. Наверно, через несколько дней китайцы предложат нам разоружиться.
Действительно, вскоре Клюсс получил письмо. В изысканных выражениях на английском языке китайский дипломат приглашал его к себе для конфиденциальной беседы. Что это будет за беседа, Клюсс догадался сразу.
Чэн принял его со сдержанной любезностью. После обычного обмена приветствиями, взаимных расспросов о здоровье, благополучии родственников, сожалений о жаре и пыли китайский дипломат приступил к делу.
— Нам прислали из Пекина директиву, командир, которая требует, чтобы мы предложили вам разоружиться или покинуть наши воды. Я ещё не показывал её своему шефу и пока положил в сейф.
Клюсс усмехнулся:
— Этим вы хотели оказать мне любезность, доктор?
— Не совсем так, командир. Я хотел бы прежде знать: как вы отнесетесь к такому предложению?
— Что я могу вам ответить? Меня эта директива не устраивает. Уйду — потеряем пароходы. Разоружусь — потеряем и честь, и пароходы.
— Понимаю вас, командир. Но всё-таки как вы будете реагировать на такое предложение?
— Никак не буду реагировать.
— А если будет применена сила?
— Буду стрелять.
— Так ведь вас потопят!
— Пусть так. А потом будет война… Но, между нами говоря, я в это не верю. Вы, конечно, хорошо знаете новую историю, доктор. Стационеров с их маленькими пушечками почему-то боятся топить. Вспомните «Пантеру» и агадирский инцидент.
— Вы на это и рассчитываете?
— Я обязан защищать интересы своей республики, в данном случае удержать здесь русские пароходы. Почему вы мне в этом не хотите помочь? В Чифу ваши власти не дали белым увести пароход. А здесь, в Шанхае, за такие же действия вы хотите поставить меня в безвыходное положение и заставить стрелять. И это накануне эвакуации японских войск и установления на всей русской территории единой власти! Не понимаю, зачем вам это?
— Нам и вообще будущему китайскому правительству это не нужно. Но поймите, что в Пекине борьба за власть. Отголоском этой борьбы является присланная директива.
— Директива — лист бумаги, пока она лежит в сейфе. Но если её оттуда вытащить, она может породить и действия.
— Не удивляйтесь, командир, но действовать пока некому. Наш военный флот — вы, наверно, слышали — забастовал и до выплаты жалованья никаких распоряжений правительства выполнять не будет.
— А генерал Хо не будет действовать?
— Пока не получит приказа своего сюзерена, не будет.
— А сюзерен?
— До меня дошли слухи, что он приказал вас не трогать.
— Поразительно! Почему бы это?
— Он опасается за свой тыл, Северную Маньчжурию. В газетах пишут, что туда перебрасывается Красная Армия…
— Возможно… На чем же мы закончим нашу откровенную беседу, доктор?
— Закончим так. Я буду держать директиву в сейфе, пока это будет возможно или не придет новая. Вы будете воздерживаться от каких-либо выступлений, нарушающих суверенитет Китая. А тем временем должна измениться обстановка. Ведь такие события на пороге! Если же события запоздают и Пекин будет упорствовать — посоветуемся снова. Я вас извещу.
Крепко пожав руку доктора Чэна, Клюсс уехал в хорошем настроении. Он чувствовал косвенную поддержку Советской России и её Красной Армии. Он верил, что благодаря этой поддержке заграничная миссия «Адмирала Завойко» будет успешно завершена.
101В древней маньчжурской столице Фынтяне, как тогда называли Мукден, за опоясавшей внутренний город крепостной стеной, среди казарм маузеристов-телохранителей, прятался роскошный дворец повелителя Маньчжурии маршала Чжан Цзо-лина. Казармы — длинные одноэтажные бараки, с крытыми черепицей, вогнутыми по-азиатски крышами, — утопали в океане домов внутреннего города — Найчена. Пропитанные чадом бобового масла, увешанные полосами вертикальных вывесок, узкие улочки затихали. Скученное население Найчена в маленьких двориках столетних деревянных домов радовалось ночной прохладе и лениво переговаривалось перед тем, как отойти ко сну. А за оклеенными бумагой переплетами почерневших от чада оконных рам тысячи ремесленников при свете масляных ламп продолжали прилежно трудиться. Стекло и электричество не проникали ещё тогда в лабиринт внутреннего города и царствовали лишь в комфортабельных виллах и особняках «жибендзы цзунзе» — расположенного за стеной Найчена японского сеттльмента — объекта зависти и ненависти китайской бедноты.
В своем бурном росте, обязанном удачному расположению у ворот Внутреннего Китая, на юге плодородной Маньчжурской равнины и на пересечении важнейших торговых путей, Фынтян давно прорвался за пределы средневековой крепостной стены и слился с наполненными древними памятниками дворцовыми городками Бейлином и Дунлином.
Но «великий хунхуз» предпочел иметь свою резиденцию в центре Найчена за крепостной стеной, восемь ворот которой охранялись сильными отрядами его жандармерии, с наступлением темноты запирались, чтобы с первыми лучами солнца распахнуться под протяжные звуки армейских труб. Здесь, окруженный тысячами своих трудолюбивых, покладистых и плодовитых соотечественников, он чувствовал себя безопаснее, нежели в холодных, просторных залах Бейлинского дворца. Там, как он думал, коварным хозяевам легче найти и убить «маньчжурского тигра», когда у них в этом возникнет необходимость. А здесь ему легче спрятаться среди тысяч своих солдат, ускользнуть от пули или кинжала и снова неслышно подкрасться к опасному врагу.
В глубине по-европейски комфортабельного здания, окруженная узкими коридорами, потайными проходами и лестничками, скрывалась приемная-кабинет «великого хунхуза», угнетавшая посетителей зловещей таинственностью. Это была квадратная комната без окон, устроенная посредине очень большого зала возведением четырех стен из прочного камня, не доходивших до потолка. Свет проникал в неё сверху, через второй ряд высоко расположенных окон зала, защищенных прочными железными решетками. Посредине каждой из четырех внутренних стен был сделан метровый проход для входа и выхода, закрытый снаружи на расстоянии метра тоже каменной стенкой. Всё это было задрапировано толстыми черными портьерами, за которыми угадывались вооруженные телохранители, набранные «великим хунхузом» из наипреданнейших головорезов. По мановению его почерневшего от табака пальца они зачастую становились палачами.
Старый Чжан сидел в тяжелом резном кресле из палисандрового дерева у такого же письменного стола и курил длинную китайскую трубку, заправленную первосортным английским «кэпстеном». На столе бронзовая лампа с бумажным абажуром. Электричества, проведенного везде в его дворце, «маньчжурский тигр» на рабочем столе не терпел. На его смуглом горбоносом лице с подстриженными седеющими усами застыло выражение сонливой сосредоточенности. Он только что выслушал доклад своего адъютанта, стройного, похожего на монгола пожилого офицера, со значком русского кавалерийского училища на сером мундире. Старый Чжан соображал, он принимал какое-то решение. Адъютант, застыв в почтительной и в то же время непринужденной позе, терпеливо ждал. Он знал, что, когда «великий хунхуз» размышляет, прерывать его опасно.
Наконец Чжан Цзо-лин поднял глаза.
— Где посланец генерала Хо?
— Ожидает внизу, мудрый повелитель. — Адъютант по-военному поклонился и звякнул шпорами.
— Ко мне его!
Ленивым движением Чжан выдвинул ящик письменного стола. Вороненой сталью сверкнул двенадцатизарядный «саведж», подарок недавнего тайного посетителя — американского дипломата. Скрытые за портьерами телохранители тоже щелкнули вынимаемыми из кобуры-приклада маузерами. Чжан Цзо-лин не был трусом, но после того, как в него стреляли, всегда готовил оружие перед приемом посланцев своих вассалов.
Шанхай и его китайские части Наньдао и Чапей стали теперь в центре внимания «маньчжурского тигра». Там, где-то на французской концессии, поселился его союзник Сун Ят-сен. Союзник временный, также недавно потерпевший поражение, но тем не менее авторитетный и популярный. Сейчас он был очень нужен «великому хунхузу». Справиться с удачливым У Пей-фу трудно. Солдат у него много, много и денег. Американское оружие течет к нему широким потоком. Есть у него и авиация, и летчики, обученные в Америке. И столица в его руках, и президент, старый, прожженный политик Ли Юань-хун, ставленник чжилийской клики. Чтобы победить У Пей-фу, фынтянских войск мало. Нужно создать против него коалицию, нужно напасть на него с фронта и тыла, поставить его между двух огней. Нужно, чтобы ему изменяли его генералы, чтобы он потерял популярность.