Переступив порог его кабинета, Наташа растеряла все мысли, виновато сказала:
— Извините, Юрий Максимович, я потом.
— Стойте, стойте, — вскинул голову профессор. — Как же это, зашли и вдруг назад? Извольте докладывать.
Он поправил пенсне, вышел из-за стола, вопросительно прищурился:
— Что случилось, признавайтесь?
— Ни... ничего, — сбивчиво заговорила Наташа. — Это совсем не срочно. Это мое личное. Если можно, я в другой раз...
— Нет, нет, извольте сейчас.
Наташа стала объяснять. Получалось тяжело и нескладно. Профессор вздохнул, наклонил голову. Потом вдруг оживился, спросил резко:
— Отпуск изволите просить?
У Наташи заныло в груди: «Я так и знала, я чувствовала».
Федотов медленно прошел по кабинету, поглаживая редкие седые волосы.
— Ну и задачку вы мне задали. Что же с вами делать?
— Простите, Юрий Максимович, если трудно...
— А вы как думаете?... Профессор Федотов маг, да? Ничего подобного. Ну ладно, извольте, на семь дней отпустим.
— Спасибо, Юрий Максимович. Вы, пожалуйста, на меня...
— Все, все, — строго сказал Федотов, подняв руку с желтыми пальцами. — Никаких извинений. И вообще извольте не нервничать. Пора привыкнуть решать вопросы хладнокровно. Вы врач и при том уже с опытом.
* * *
После восьми вечера Наташа отправилась в гостиницу к Соболю, предусмотрительно пригласив с собой Дину. Дина очень обрадовалась, узнав, что знакомство предстоят с холостяком, который должен скоро переехать в Москву. Всю дорогу расспрашивала, какой он собой и почему до сих пор не женился. В пылу откровенности призналась:
— Пойми, Ната, всю жизнь неравнодушна к офицерам. Потому и в военный журнал работать перешла. Но счастья все равно нет.
Наташа смотрела на курносое, покрасневшее от волнения лицо спутницы и думала: «Вот и познакомишься. В жизни всякое бывает».
Соболь встретил женщин весело. Узнав, что вопрос с отпуском решен положительно, схватил Наташу за руку и стал поздравлять с успехом. Наташа сконфузилась:
— Вы так говорите, Михаил, будто я установила спортивный рекорд или сделала какое-то научное открытие.
— Прошу прощения — сказал Соболь. — Вношу поправку. Рад за удачу. Опять не то? Ладно, просто пусть дорога будет счастливой!
Он торжественно вытянулся и победно поднял руку. Казалось, что событие, о котором шла речь, больше радовало Соболя, чем Наташу.
Из гостиницы пошли в ресторан, где играл джаз и между столиков кружились пары. Наташа запротестовала:
— Скажите, пожалуйста, чего мы здесь не видели? Сплошная грусть.
— Ну, знаете ли!... — воскликнул Соболь, сморщив лоб. — В ресторане и вдруг... Нет, я вас не узнаю, Наталья Мироновна. Вы невероятно оторвались от жизни.
— А я и раньше не ходила по ресторанам.
Молчавшая до сих пор Дина шепнула ей в самое ухо:
— Послушай, Ната, ради меня ты можешь?
У Дины были такие умоляющие глаза, что Наташа не могла не согласиться.
Едва успели сесть за круглый стол, Соболь крикнул официантке:
— Бутылку российского и яблок!
После очередного тоста он протянул руку Наташе, приглашая ее на вальс. Она закачала головой:
— Нет, нет, Михаил, перед такой мастерицей танца, как Дина, мои таланты ничего не стоят.
Соболь медленно вышел из-за стола, нехотя кивнул партнерше. А когда вернулся, написал Наташе записку:
«Не ставьте меня больше в неудобное положение. Танцевать хочу только с вами».
Она ответила строго:
— Нет.
Дина поняла Соболя, стала нервничать. На фокстрот ее пригласил какой-то длинный пожилой грузин. После танца она погрустнела и перестала разговаривать. Наташа чувствовала себя виноватой. «Как нехорошо получилось. Думала сделать человеку удовольствие, а тут...»
Домой возвращались втроем. Было тепло, моросил дождь. У самой двери Наташа попыталась оставить Соболя с Диной. Снова ничего не вышло. Когда он ушел, Дина заплакала:
— Неужели я такая незаметная, Ната?
— Не говори глупости, — сказала Наташа.
— Почему же тогда?..
— Почему да как! Российское на тебя действует.
— Нет, российское тут ни при чем. Я просто вспомнила Володю. Ведь он любил меня, ты понимаешь, любил...
Наташа догадалась, что Дина подумала о своем «красавчике», хотела спросить: «Почему же ты уехала от него?», но удержалась, не стала бередить старые раны.
Скорый поезд «Москва — Ташкент» шел точно по расписанию. На стыках рельсов гулко стучали колеса. За плотно закрытыми окнами свистел ветер. Плыли белые степи с балками, перелесками. Все реже попадались весенние проталины. Заметно холодало.
В купе мягкого вагона, кроме Наташи и Соболя, сидела пожилая высокая женщина. Она была глуховата и на редкость необщительна, все время вязала и тоненьким сиплым голосом напевала один и тот же заунывный мотив.
Соболь нервничал:
— Вот послал бог соседушку. Умрешь от скуки.
Почти на каждой остановке он убегал из вагона в вокзальные буфеты, возвращаясь всякий раз с новым сортом конфет.. Клал конфеты перед Наташей и, улыбаясь, приговаривал:
— Угощайтесь. Эти поднимают настроение.
Наташа махала рукой:
— У вас все для настроения. Лучше берегли бы деньги.
А женщина продолжала вязать, не обращая внимания на шумливого соседа. Заунывный голосок ее то затихал, то снова заполнял купе.
В Куйбышеве женщина сошла. Соболь на радостях вынес ей два тяжелых чемодана и огромный узел. Насыпал в карманы пальто конфет. Наташа, глядя на него, рассмеялась:
— Какая обходительность.
— Будешь обходительным, — сказал Соболь, облегченно вздыхая. — С такой побыть еще сутки, попадешь в психиатричку.
Ужинать пошли в вагон-ресторан. Соболь пил коньяк, деловито рассуждал:
— Чудесная вещь. Солнечная энергия, заключенная в виноградной капле. Исцеляет от всех недугов.
Наташа улыбнулась:
— Изумительное открытие. А медики и не знают.
— Знают. — Соболь хитро прищурился. — Только не признают. Ученость мешает.
Выходя из ресторана, Соболь хотел взять спутницу под руку. Она отстранила его.
— Не трудитесь, Михаил, я сама.
— Здесь очень опасно.
Поезд летел на полной скорости. Колеса так часто позвякивали, что трудно было представить, как они успевают крутиться. Тонкие мостики между вагонами тревожно поскрипывали. Наташа перебралась через них, затаив дыхание. Соболь снова попытался взять ее за руку.
— Слушайте, вы несносны, — строго сказала Наташа и прошла мимо.
В купе Соболь стал жаловаться:
— Так вот и получается в жизни: ты к человеку со всей душой, а он коготки выпускает.
Наташа не поняла, опросила:
— Кто? Какие коготки?
— Эх, Наталья Мироновна, и все-то вы понимаете, только не хотите признаться. — Соболь обиженно отвернулся к окну. — Так уж, видно, мир устроен. Один счастлив, другой лишь любуется чужим счастьем.
— Хорошим любоваться всегда приятно, — заметила Наташа, делая вид, что ничего еще не понимает. — А счастье, оно у каждого в руках. Только не каждый...
— Довольно, — остановил ее Соболь. — Не люблю нравоучений. — Он достал из кармана папиросу, нервно помял ее в крупных пальцах, попросил: — Разрешите, я покурю здесь.
— Курите, — сказала Наташа и приоткрыла дверь.
Выпустив изо рта густой клуб дыма, Соболь сунул окурок в пепельницу, закрыл дверь и в упор посмотрел на спутницу.
— Вы помните вечер нашей первой встречи?
Наташа растерянно заморгала.
— Не помните, — покачал головой Соболь. — А я до сих пор во сне вижу, и вас, и ваше зеленое платье, и бинокль, который взял для вас. Теперь хоть вспомнили?
— А зачем? — серьезно спросила Наташа.
— Ну, хотя бы...
— Вы пьяны, Михаил.
— Кто пьян? Эх, Наталья Мироновна, нет у вас души. Поймите, из-за этой самой встречи я и в холостяках до сих пор хожу.
— Ой, как страшно. Еще в монастырь уйдете.
— Вам смешно. — Соболь расстегнул китель и опустил голову. — А я ведь тоже человек.
Наташа встала и широко открыла дверь.
— Душно, — сказала она, — и много дыму.
Соболь долго смотрел на нее, о чем-то думая, потом снял китель, сапоги и лег, повернувшись к стене. Наташа посидела еще немного и тоже легла, не снимая халата. Прислушиваясь к шумному дыханию соседа, подумала, что, кажется, слишком резко говорила с ним. Ведь, может, и правда его признания были чистосердечными. А то, что у нее, Наташи, нет и не было к нему никаких чувств, так в этом никто не виноват. В жизни так бывает. Во всяком случае, надо было ответить как-то иначе... И у нее вдруг возникло желание поправить положение, сказать Соболю что-то мягкое, теплое.
— Михаил, вы спите? — спросила она вполголоса.
Он молчал.
— Извините меня, — продолжала Наташа. — Не хотела я... Так получилось...
Соболь тяжело вздохнул и укрыл голову одеялом. Наташа долго смотрела в темный потолок вагона, потом повернулась на бок и закрыла глаза. Ей приснилось, будто Соболь совсем еще маленький. И она играет с ним в мячик на широком зеленом лугу. Мячик вдруг куда-то укатился, и Миша заплакал. Она взяла его на руки и принялась успокаивать. В этот момент Наташа почувствовала, что кто-то ее трогает. Приоткрыв глаза, увидела над собой освещенное бледной синевой ночника лицо Соболя. Горячими руками он гладил ее плечи, шептал что-то быстро и невнятно. Не вполне разобравшись в происходящем, Наташа попыталась поплотнее укрыться одеялом. Но горячие мужские руки тянулись к ней все настойчивее. Изо всех сил она отбросила их от себя, подняла голову.
