Склоненное вниз лицо Тополева было багровым, серо-желтые усы его шевелились, он зажал между колен тяжелые свои руки с набрякшими венами, чтобы скрыть их дрожь. Несколько минут он всем напряжением воли сдерживал гнев, накипающий в нем, затем медленно поднялся, подошел к двери и рывком распахнул ее.
— Уходите! — сдавленным голосом крикнул старик. Большой, вздыбленный и гневный, он был страшен. — Чтобы и духу вашего не было здесь!
Грубский вскочил.
— Что вы, Кузьма Кузьмич? Как можно! — с испугом вскрикнул он.
— Вон! — взорвался старик громовым криком. — Не доводите меня до крайности, иначе придется по частям выносить вас отсюда.
Бывший главный инженер съежился, втянул голову в плечи и прошел мимо старика, даже не взглянув на него.
— Вы, бывший друг, зарубите себе на носу: серебряная дружба ваша с инженером Тополевым кончилась, каюк! — бешено крикнул Кузьма Кузьмич Грубскому -в спину. — В ваших гнусных интригах и домашних заговорах я не участник. Забудьте мой адрес!
Он с грохотом захлопнул дверь за гостем и грузно зашагал по комнате.
— Прохвост! Единомышленника во мне нашел. Видишь ли, призывает к активным действиям!
За дверью слышался шум, негромкие слова. Кузьма Кузьмич подошел к двери.
— Он болен и чем-то встревожен, — виновато оправдывалась Марья Ивановна.
— Он выжил из ума и одряхлел, годен только на клей и мыло, — раздраженно шипел Грубский.
— Еще посмотрим, на что годен Тополев! — крикнул старик, но гость его уже не услышал: лязгнули дверные запоры, которые закрывала Марья Ивановна, и дом, растревоженный неожиданным визитом, снова погрузился в тишину.
Тополев все шагал и шагал взад и вперед, заложив руки за спину и бормоча себе под нос. Постепенно старик успокоился, лицо его прояснилось. На глаза ему попала бутылка вина, принесенная Грубским. Кузьма Кузьмич взял ее и расхохотался. Гнев его испарился, он чувствовал себя так, если бы совершил трудное, но доброе дело.
— Пожалуй, за это можно и выпить, — усмехнулся Кузьма Кузьмич, налил в рюмку тёмнокрасного густого вина, отпил и аккуратно вытер усы. — Лекарство неплохое, пойдет больному на пользу.
После этого он долго стоял и смотрел в запорошенное темное окно. Потом подсел к письменному столу и до рассвета не отрывался от расчетов и докладной записки о своем предложении — рыть траншеи в проливе взрывным методом.
Глава седьмая
В домике под снегом
...Уже не было больше сил бороться с бураном, и Беридзе перестал верить, что им удастся спастись. Только мысль об Алексее и какая-то упрямая злость двигали им, не позволяли ему ослаблять борьбы. Он брел, шатаясь и падая, и, словно тень, следовал за ним Ковшов.
Спасение пришло неожиданно — в образе человека, словно вытолкнутого порывом ветра из непроницаемой снежной завесы. Они увидели его, когда он — большой, страшный, хрипящий — вплотную приткнулся к Беридзе. Алексей, заподозрив недоброе, бросился на защиту товарища. Незнакомец, однако, не нападал, он что-то кричал Георгию Давыдовичу, и Алексей понял: человек хочет им добра.
Теперь они продолжали путь гуськом — впереди незнакомец, за ним Беридзе и Алексей. Внезапно незнакомец остановился, поговорил о чем-то с Георгием Давыдовичем, повернул лыжи влево и скрылся. Беридзе, уколов лицо Алексея смерзшейся в лед бородой, закричал:
— Нам повезло, Алексей! Встретили бывалого человека, рыбака, хозяина пурги. Он услышал выстрелы. Услышал выстрелы, говорю! Он уверяет, что расслышал их в этом аду. Обещает вывести.
— Он же исчез, твой хозяин пурги!
— Не исчез, а ищет спокойную дорогу. Ищет, говорю, тихую дорогу. Ветер дует слоями. Роза ветров на практике. Говорю, роза ветров!..
Алексей попытался спросить, далеко ли до рыбацкого селения, но, открыв рот, захлебнулся ветром.
Рыбак вырос рядом с ними столь же неожиданно, как и в первый раз. Не задерживаясь, он прошел мимо инженеров в другую сторону.
— Не найдет он свою сказочную дорогу! — усомнился Ковшов.
— Найдет! Сейчас он, видно, пересекает направление ветра.
Рыбак действительно отыскал дорогу. Следуя за ним, инженеры скатились в какую-то глубокую выемку. Справа и слева, в два человеческих роста, возвышались сугробы. Наверху неистовствовала пурга, здесь же снег падал тихо и ветер дул относительно спокойно. Созданная движением бурана траншея шла не напрямик, а сложным зигзагом. Рыбак вел их по ней уверенно, как по исхоженной тропе.
Немного спустя лыжники наткнулись на костер. Он ярко горел на дне снежной канавы. Несколько человек молчаливо потеснились, уступая место подошедшим. Беридзе и Ковшов, согрев руки, отвязали спальные мешки, залезли в них и вплотную придвинулись к костру.
— Вызволили вы нас из беды, дорогой товарищ. Большое спасибо, вовек не забудем! — благодарил рыбака Беридзе.
Алексей с интересом всматривался в людей. Суровые и молчаливые, они походили на ямщиков в огромных своих тулупах. Тот, что вывел инженеров из бурана, хозяйничал у костра — он был, по-видимому, старшим. Завернувшись в тулуп, он присел и поверх пламени посмотрел на Беридзе. Лицо незнакомца в красноватых отблесках костра поразило Алексея своей мужественной красотой. У рыбака был смелый взгляд, прямой и тонкий нос, крутой подбородок. Он широко улыбался, будто все они сидели не на морозе, а в теплой комнате.
— Он у нас вечно кого-нибудь спасает. Ему даже премию раз за это выдали, — сказал кто-то с усмешкой, и остальные дружно рассмеялись.
— Верно, был такой случай у меня, паря. Лет пять назад привелось вот так же зимой найти на Адуне двух замерзших людей. Один бухгалтер, другой кассир, что ли. Тащил я их на себе по очереди восемь километров. Мне и выдали премию: заподозрили, не я ли их прикончил. Под арестом был две недели, пока разбирались с мертвяками. Дружки-то надо мной и смеются с тех пор.
Рыбак рассказывал об этом спокойно, сам посмеиваясь над собой. Голос его понравился Алексею мягкостью тембра и почти басистой густотой. «Он хорошо поет, наверное», — подумал Алексей. Беридзе, слушая рассказ рыбака, хохотал так, что борода его, торчавшая из спального мешка, прыгала.
— Хорошо, что вы нас живыми застали. Не миновать бы тогда повторения прошлой истории с премией, — сказал он.
— Однако с той поры у меня словно болезнь появилась. — Рыбак всех обвел взглядом, лицо его посуровело. — Не могу дома в непогоду усидеть. Все чудится мне, паря: гибнет чья-то человеческая душа на Адуне. Ведь трудно без опыта из такой переделки выбраться!.. И скажи, какое счастье мне выпадает: каждый год я обязательно на кого-нибудь набреду!
— И даве так-то, — заговорили у костра. — Прислушался, вскочил: «Стреляют!..» Мы его утешаем, он злобится: «Люди гибнут, а мы сидим!..» И не зря, видишь, беспокоился.
Беридзе, успев набраться сил, завел с рыбаками оживленный разговор. Рыбаки охотно делились с ним своими заботами. Лов у них в Нижней Сазанке был все время плохой, мало рыбы — чересчур большая вода. А сейчас рыба есть. Они идут на совещание в район, буран задержал их, и, видимо, они запоздают. Из всего извлекая пользу, Беридзе и у них выспросил, велики ли разливы Адуна в здешних местах. Потом начал рассказывать о стройке нефтепровода, о том, что трасса перенесена с правого берега на левый.
Согревшийся в мешке Алексей незаметно задремал под разговор. Некоторое время голоса доносились до него, потом они словно растворились в нахлынувшей дремоте. Он не знал, час ли прошел или только несколько минут, когда окрик Беридзе разбудил его. Спать Алексей мог при любом шуме, но если обращались к нему, он сразу просыпался.
— Смотри, Алексей, кто наш спаситель! — громко и возбужденно говорил Беридзе, приподнявшись. — Это же Карпов. Мой, выходит, соавтор проекта левого берега! Говорили-говорили мы с ним — и выяснилось. То-то я чувствую по разговору, странный рыбак передо мной сидит. Строитель, а не рыбак! Мы, дорогой товарищ, много хорошего слышали про вас. Залкинд вас разыскивал и письмо вам посылал. Вы должны, просто обязаны вернуться на стройку.
— Письмо я получил, спасибо на добром слове. И начальник ваш, Батманов, заезжал позавчера в Нижнюю Сазанку — тоже вел со мной разговор. Благодарен за уважение. Только нельзя мне, паря, на стройку идти. Я за колхоз отвечаю, мы рыбу ловим.
Карпов сказал это, потупившись, каким-то упавшим голосом. Алексей понял, что он расстроен встречей с ними, выбит из колеи письмом Залкинда и предложением Батманова. Спутникам Карпова не понравился такой поворот в разговоре, они зашумели.
— Вы не сманивайте его, товарищ инженер, не сманивайте!
— Он и без того сумной ходит, как узнал, что строительство по-новому пошло.
— Мы в колхозе тоже не в шашки играем. Рыба нужна для фронта. Карпов у нас председатель и душа делу. Народ его уважает. Без него нам нельзя. Если уйдет, сроду не простим.
Рыбаки умолкли, выжидая. Беридзе прислушался к стихающему гулу ветра. Выпростав наружу руки, он стал вылезать из мешка.
