Дни и часы
Ночь на девятое апреля была опять бессонной для руководителей подполья. «Русский военно-политический центр» со всей решительностью поставил перед «Интернациональным центром» вопрос о немедленном вооруженном восстании. Слишком много было различных проволочек, и явно переоценивалось значение пассивного сопротивления. При всех трудностях, которые далеко не всегда позволяли центрам быстро собраться на совещание, при всех случаях нарушений связи, все же можно было проявить большую оперативность и решительность. Так думали руководители «Русского военно-политического центра».
— Мы не вправе больше колебаться и выжидать! — с волнением говорил Симагин. — На лагерных дорожках и в бараках еще не высохла кровь наших товарищей, павших от рук эсэсовцев. Еще стонут раненые, которых не успели перевязать. И мертвые и живые призывают нас взяться наконец за оружие. Свобода или смерть — третьего пути нет! Лучше смерть в бою, чем допускать истребление беззащитных людей. Сегодня складывалась достаточно выгодная обстановка для нашего организованного выступления: вчера эсэсовцы действовали неуверенно и разрозненно, их было не так много. Наш удар явился бы для них неожиданностью. Чего мы медлим? На что надеемся? Помощь американцев — это самообман. Надо полагаться только на себя. Во многих бараках лагерники ожесточенно, хотя и неорганизованно, сопротивлялись эсэсовцам. Фашисты понесли немалый урон. Если гитлеровцы и завтра ворвутся в лагерь, они несомненно встретят еще более сильный отпор. Люди будут биться, не спрашивая ни у кого разрешения, из одного только инстинкта самосохранения. А это облегчает гитлеровцам возможность истреблять нас поодиночке. «Русский военно-политический центр» самым решительным образом предлагает: не позднее завтрашнего дня начать общее восстание и с оружием в руках биться за свободу. Нас заставляют немедленно действовать и трудности с продовольствием. Мы можем выдавать людям в день не больше ста граммов хлеба. Через два-три дня иссякнут и эти запасы хлеба. Тогда мы погибнем от голода. Выступать — иного выхода нет!
Глава «Интернационального центра» товарищ Вальтер тяжело поднялся с места. Медленно, обдумывая и взвешивая каждое слово, он говорил:
— Друзья, я хорошо знаю смелость и мужество русских товарищей. Верю, что у них слова не расходятся с делом. При вооруженном восстании они грудью, в первых рядах пойдут на врага… — Он перевел дыхание, держась за грудь. От волнения у него сдавило сердце, и без того больное. С усилием он продолжал: — Жертвы советского народа в борьбе с фашизмом неисчислимы. Человечество знает это и еще не раз благодарно склонит голову перед советским народом, избавившим мир от фашистской чумы.
Но в преждевременном и, прямо скажем, почти безоружном восстании мы не имеем права губить всех, поймите, всех! — и русских товарищей и большинство узников других национальностей. Я заявляю с полным пониманием ответственности и с достаточным знанием обстановки: условия для вооруженного восстания еще не сложились. Час восстания близок, но еще не пробил. Поэтому надо выиграть время. Всеми средствами выиграть время! Нельзя обольщаться тем, что сегодня эсэсовцы проявили некоторую растерянность и ворвались в лагерь малыми силами. Скорее всего, они провоцировали нас. Войск у них вокруг Бухенвальда более чем достаточно, чтобы истребить нас до одного человека. В ближайшие два-три дня должны произойти большие изменения. Мы и в этом случае располагаем проверенными сведениями. Гитлер в спешном порядке начал перебрасывать свои силы с Западного фронта на восток — против Советской Армии. Ведь сопротивление фашистов здесь, на западе, фактически прекратилось. Получили приказ выступить в восточном направлении и некоторые части, дислоцирующиеся в районе Веймар — Эрфурт. В таких условиях не только день, но даже каждый выигранный час очень важен. Что же делать конкретно?.. Остается одно: завтра, если гитлеровцы пойдут на сверхжестокие меры, нам, чтобы не подвергать лагерь опасности полного уничтожения, придется даже допустить частичную эвакуацию… — Вальтер, тяжело дыша, смотрел на товарищей. Он не отнимал ладони от груди. В его взгляде было так много боли и муки, что многие склонили головы, только бы не видеть его глаз. — Иных возможностей у нас нет… — Вальтер говорил почти шепотом. — По самым последним сведениям, Кампе отдал категорический приказ: эвакуировать завтра из Малого лагеря полторы тысячи евреев и группу русских военнопленных. Русские товарищи, по-видимому, внушают начальнику лагеря больше всего недоверия. В приказе подчеркнуто, что при проведении эвакуации не останавливаться ни перед чем. Кампе хвастался: если русские и на этот раз не выйдут из лагеря, он прикажет артиллеристам открыть огонь по всем баракам. Дескать, пусть русские останутся в ответе за уничтожение всего лагеря. Этот палач способен выполнить свое бесчеловечное намерение. Итак, мы поставлены перед окончательным выбором: или из лагеря угонят около двух тысяч человек, или все мы будем истреблены. Разумеется, нет никакой гарантии, что эвакуированные останутся живы. Скорее всего их попытаются уничтожить. Думайте, товарищи! Как нам поступить?..
Все молчали. Никто не решался высказать какое-либо предложение. Очень тяжело было всем. Многие невольно смотрели на Симагина. Что он скажет?
Было над чем задуматься руководителю «Русского военно-политического центра». Можно было, конечно, так укомплектовать эшелон эвакуированных русских, что в него попадут исключительно бойцы бригад. Они в пути сумеют постоять за себя да еще защитить обессиленных, до крайности истощенных евреев, не способных ни на какое сопротивление. Но уход части русских подпольных бригад значительно ослабит силы «Интернационального центра», остающиеся в лагере. И все же надо решать. Участники совещания ждут слова Николая Симагина.
— Русские военнопленные, — заговорил наконец Симагин, — смогут здесь на месте силой оружия противостоять приказу гитлеровцев… Но если «Интернациональный центр» находит необходимым, русские военнопленные выполнят свой интернациональный долг: чтобы не подвергать опасности уничтожения весь лагерь, мы согласны отправить в эвакуацию часть наших товарищей военнопленных. Но надо учесть чрезвычайно трудное положение тех, кто останется в лагере…
Обсуждение длилось долго. Наконец было принято решение: в эшелон, подлежащий эвакуации, надо включить русских военнопленных, снабдив их оружием и боеприпасами. В случае необходимости они способны будут оказать вооруженное сопротивление не столь уж многочисленной сопровождающей фашистской охране, сумеют защитить не только себя, но и группу безоружных евреев. Другая, гораздо большая часть русских бойцов, остающаяся в лагере, выступит вместе с повстанцами «Интернационального центра». На том и порешили.
В первом бараке руководители «Русского центра» с нетерпением ждали возвращения Николая Симагина. Сейчас «Военно-политический центр» уже не считал нужным соблюдать прежнюю строгую конспирацию, и все члены его находились в одной из комнат барака.
Поздно ночью Николай Симагин вернулся. Он ничего не ответил на вопросительные взгляды друзей. Попросил ближайшего своего помощника Степана Бикланова уединиться с ним в отдельную каморку.
— Степан, — заговорил Симагин, не в силах сдержать волнение, — слушай очень внимательно! Я должен сообщать тебе чрезвычайно важную новость… — Он рассказал ему и о решении «Интернационального центра» и о своем согласии на эвакуацию группы русских военнопленных.
Бикланов оцепенел. Лицо его застыло, точно изваянное из камня.
— Ничего не понимаю, Николай… Как это можно?.. Не понимаю!
— Иного выхода нет, Степан. Понимаешь, нет! Иначе весь лагерь превратят в прах и пепел. Погибнут десятки тысяч людей. Ну сам знаешь… Мы должны выполнить свой интернациональный долг, Степан. Я счел нужным сначала поговорить с тобой. Некоторые могут не понять этого. Ты помоги мне доказать им. Твое слово — веское. Помоги, Степан! Решение — тяжелое, но единственно правильное. Ведь колонна эвакуируемых все же не останется беззащитной. В случае чего наши люди перебьют к черту охрану. А если и погибнут, то в бою. Слышишь?
Бикланов одной рукой схватился за голову, другой оперся на стол. Симагин тронул его за плечо.
— У нас нет времени долго раздумывать, Степан. Принимай решение… — Помолчал и добавил: — Я сам отправлюсь с эшелоном. Слышишь? Нужно еще договориться о том, как мы будем действовать в дороге.
«Интернациональный центр» дает нам достаточное количество оружия. Ну, говори!
Бикланов поднял голову. Брови насуплены, глаза горят огнем, губы твердо сжаты.
— Не думал, что так получится, — тихо сказал он и закусил губу. — Тяжело… Невыразимо тяжело… Могут подумать, что мы бросаем друзей! В самую трудную минуту… Но я объясню.
