По городу носились слухи о прорыве неприступных Спасских укреплений. Никто не знал толком положения на фронте, но над обещанием «воеводы» лечь костьми, но не допустить красных во Владивосток открыто смеялись.
Почуяв близкий конец, контрразведка свирепствовала. По малейшему подозрению хватали прямо на улице людей любого возраста. Главной задачей её «рыцарей» теперь стало лихорадочное обогащение. Для этого они были готовы на всё.
Глядя на идущие в порт японские роты, окраины торжествовали. Состоятельные и благоразумные обыватели решали не ждать конца — запирали и заколачивали свои особняки и дачи или вселяли в них доверенных стариков и старушек, которых красные не тронут. Отбывали за море на рейсовых судах, лелея надежду, что вмешаются иностранные державы и через год-два можно будет вернуться в «международный» Владивосток.
Наконец в облаках пыли во Владивосток докатилась первая волна отступавших. Солдатам и рядовым офицерам, изнуренным непрерывными маршами, стычками и боями, было ясно, что и последний русский город удержать не удастся. Японцы уходят, а снова встречаться лицом к лицу с красными никто не желал. Сдаваться страшно: пощады большевикам не давали, не ждали её и для себя. Дальше — море. И взоры их с тревогой и надеждой искали в бухте мачты и трубы, задерживались на серых громадах иностранных крейсеров. В запрудивших причалы толпах шел приглушенный говорок: «Возьмут ли? Удастся ли отплыть?» А от Угольной подходили всё новые подразделения.
Военные и штатские японцы, ожидавшие посадки на свои суда, без тени сочувствия наблюдали бедственную эвакуацию «искренних русских». Некоторые даже насмехались: «Барсуика пу! Пу!» Им отвечали сочной руганью.
При посадке подразделений на суда командиры старались поддержать дисциплину, сохранить военную организацию. Но всё было тщетно: ступив на палубу, в давку и тесноту, солдаты бросали винтовки в воду. На упреки усмехались: «Так способнее!»
Только на кораблях белой Сибирской флотилии сохранялся относительный порядок. Пассажиров командиры держали в ежовых рукавицах, под угрозой немедленной высадки на берег.
Штаб флотилии разместился на построенной в 1877 году, но ещё прочной мореходной канонерской лодке «Маньчжур». Она давно уже стояла у мыса Клета бессменной брандвахтой. Белогвардейцы опозорили старый корабль, сделав его застенком «морской» контрразведки. Двигаться он не мог: из шести котлов только один мог работать. Но адмирал Старк не хотел оставлять «Маньчжура» красным или топить его: очень уж удобные для штаба помещения на этом корабле! В поход из Владивостока его поведет на буксире «Байкал», теперь канонерская лодка 2 ранга, вооруженная шестидюймовой артиллерией.
Двойник «Байкала» — «Казак Хабаров» белым не достался. Его оставил для себя командир японского крейсера «Касуга», получивший предписание зимовать во Владивостоке.
В кают-компании «Маньчжура» по-старинному окруженной офицерскими каютами, сквозь пелену табачного дыма блистало золото погон. Расположенный над большим обеденным столом световой люк был закрыт брезентом из соображений секретности: начальник штаба знакомил командиров кораблей с обстановкой, задачей флотилии и распоряжениями адмиралов. Их было двое: Старк и Безуар.
Командующий флотилией молча сидел в углу. Вытянув длинные ноги, курил сигару и рассеянно слушал. Мысли его были далеко. Вспомнилось прошлое, клялось настоящее, заботило будущее. Вот и конец. Покидаем Владивосток, отдаем его большевикам. И японцы ничего не могут поделать. Не удержались на этом проклятом клочке земли, где каждый куст стреляет. Жгли, пороли, расстреливали, громили. Ничего не помогло. Мужики оказались сильнее, а главное, многочисленнее. Теперь ему, убеленному сединами адмиралу, приходится снова переживать позор так называемой эвакуации, или попросту бегства. Быть флотоводцем побежденной и изгнанной армады. Сохранять видимость «властителя на море», сурового и непреклонного. Никто, ни матрос, ни офицер, не должен и подозревать, что Старк просто уставший, больной и растерявшийся старик в блестящем мундире, продолжающий играть какую-то опереточную роль для спасения «русского флота». Тяжело это, но нужно испить чашу до дна…
Хорошо ещё, что начальник штаба по-прежнему энергичен и находчив. Но со странностями: не признает меркуловского правительства, считает законным только царское. Офицерство его, видимо, уважает за это. Уважает и титулует вашим превосходительством! Вообще всё здесь стало каким-то оригинальным. Вот, например, этот Безуар. Он в полной форме контр-адмирала. Даже не в тужурке, как все, а в сюртуке с новенькими погонами. Кто он? Выскочка! До революции был капитаном 2 ранга, бежал в Харбин. Осенью 1918 года с отрядом офицеров и гардемаринов захватил колесный буксирный пароход. Говорит, взял на абордаж! Да там кроме крестьянок да мещан было всего два красногвардейца. И представьте, стреляли! Прежде чем с ними расправились, трех офицеров и двух гардемаринов подстрелили. А Безуара за это генерал Хорват в капитаны 1 ранга произвел. Хорват кто? Засевший в Харбине инженер-генерал, имевший нахальство объявить себя верховным правителем России. Затем уже настоящий верховный правитель, да будет ему земля пухом, назначил Безуара командующим Амурской флотилией и в связи с этим произвел в контр-адмиралы. Но флотилию японцы так и не отдали. А выперли их красные из Хабаровска — увели на Сахалин лучшие корабли. Так ничем, кроме колесного буксира да рейдовой охраны, и не командовал Безуар. Ну а теперь уже не до командования — удирать надо… Хорошо ещё, что штаб по-прежнему работоспособен…
Действительно, Подъяпольский умел заставить всех работать. Обстановка не радовала.
Офицер связи Ямомото сообщил, что последние японские части будут посажены на транспорты послезавтра. «Касуга» останется во Владивостоке наблюдателем. Но на помощь крейсера нечего рассчитывать: он вмешиваться не будет, даже если начнутся бои у причалов.
Таково распоряжение из Токио. Сообщил, что в японских портах все русские суда будут немедленно разоружены, а экипажи интернированы. Офицерам будет сохранено холодное оружие. Последнее он сказал с нескрываемой насмешкой.
— А в корейских портах? — спросил Подъяпольский.
— Там пока нет такого распоряжения. Морские и военные начальники будут запрашивать Токио. Пока будут думать да отвечать — пройдет недели полторы. За это время вам нужно будет уйти. Или разоружиться.
— А если мы уйдем на Сахалин?
— Нельзя, господа. Там вас разоружат и интернируют.
Как нехорошо всё получается! Понадеялись на генерала Молчанова, не ждали такого быстрого падения Спасской твердыни. Такие укрепления! Думали хоть до весны продержаться. А взяли штурмом в два дня. И сам генерал еле ноги унес! Вот и получилось, что у этого дурака Безуара, ведь ему был поручен Добровольный флот, все суда оказались в расходе. Ну, «Томск», положим, пошел с дружиной Пепеляева и на днях должен вернуться. «Монгугай» тоже на подходе. «Сишан» уже вызвали из Хакодате, но, говорят, он ещё не разгружен. «Кишинев» только что стал под выгрузку в Циндао и, конечно, не успеет вернуться. «Олег» должен вот-вот подойти из Николаевска-на-Амуре. Если учесть и находящиеся в порту пароходы, этого было бы достаточно.
Но начальник контрразведки доложил, что подпольный ревком действует: объявлена всеобщая стачка, в районе Первой Речки готовится вооруженное восстание. Забастовали портовые рабочие, а команды судов разбирают и портят механизмы, дезертируют.
Вслед за ним явился начальник службы связи с сообщением, что Хабаровская радиостанция призывает все находящиеся в море суда не возвращаться во Владивосток до занятия его Народно-революционной армией.
Безуар подтвердил, что на порученных ему судах действуют большевики: на пароходе «Эльдорадо» уже во время погрузки войск неизвестные лица сняли и унесли на берег «в ремонт» какую-то часть главной машины. На борту, несмотря на расставленных всюду часовых, осталось не больше трети команды. На пароходе «Чифу» совсем нет команды, разбита арматура котлов и спущен пар. Буксир «Диомид» совершенно непригоден к плаванию, и команды на нём нет.
Подъяпольский понял, что действует скрытый и давно заведенный механизм, что нельзя надеяться и на возвращение находящихся в пути судов, и приказал грузиться на все имеющиеся в наличии суда и катера. Отобрать у начальника Гидрографической экспедиции Восточного океана Давыдова описной пароход «Охотск» вместе с экипажем, грузить его и готовить к походу.
— А Борис Владимирович не хочет с нами? — спросил Безуар про Давыдова. — Будет большевикам служить?
— Говорит, у него необработанные материалы по гидрографии Охотского моря. Мирового значения, — уклончиво ответил Подъяпольский.
Безуар повернулся к Старку:
