— Второй? — спросил Лютров. — Давайте второй…
— Алексей Сергеевич, топлива осталось двенадцать тонн, нужно немедленно останавливать второй, — сказал Углин.
— Да, убирайте второй.
— Может, их выключить? — спросил Тасманов.
— Надо выключить и закрыть пожарные краны, — согласился Углин.
— Давайте, — сказал Лютров.
— Но мы же не дойдем, братцы! — воскликнул Чернорай.
Лютров понимал беспокойство Чернорая, тяги могло не хватить, но нужно было выбирать меньшее из зол.
— Дойдем, — сказал Углин, — если сто километров, то дойдем.
— Сто тридцать, — сказал Чернорай. — Булатбек, сколько осталось? Леша, погоди снижаться, а то мы сейчас…
— Иосаф Иванович, может быть, все-таки наверху пройти, топливо экономить? — посоветовал Лютров.
— Алексей Сергеевич, оно выходит быстрее, чем вы его экономите.
— Хорошо, выключайте оба двигателя.
— Рано, рано, — сказал Чернорай.
— Костя, проси аварийное снижение, на них прямо.
— Понял, снижение аварийно.
— Останавливаю двигатель номер один, — сказал Тасманов.
— Давай.
— Топлива одиннадцать с половиной тонн, — доложил Углин.
— Понял.
— Останавливаю двигатель номер два.
— Так, сказал Лютров. — А вы правильно определили, откуда уходит топливо?
Он боялся, что ошибка может привести к остановке всех четырех двигателей: два выключат, два останутся без топлива.
— С левой стороны, это точно, — отозвался Углин. — Может быть, через бак, но, скорее всего, через двигатель.
— Понял.
— Но почему машина кренится влево? — спросил Чернорай.
— Как влево? Пустые баки слева и крен влево?
Но так оно и было.
— Леша, у тебя куда кренится, влево? — спросил Чернорай.
— Да, потому что два двигателя встали.
— Машина кренится из-за несимметричности тяги, — сказал Углин.
— Булатбек, — сказал Лютров, — дай Славе схему посадки.
— Топлива девять тонн, — доложил Углин.
— Снижаемся? — сказал Лютров. — Топливо больше не уходит? Кран перекрыт?
— Расход в норме.
— Следите.
— Костя, частоту Перекатов настроил?
— Да, Слава, работай.
— Они нас наблюдают? — спросил Лютров. — Пусть возьмут под контроль… Что сказали, Слава? Прямо садиться?
— Да. Шестьдесят километров до ближнего привода. Можно садиться с ходу. Ветер почему-то дают попутный, по полосе, — он протянул Лютрову схему посадки, — вот так… Так, зайдем, садиться сюда…
— Вес может оказаться большим, худо с попутным, полосы может не хватить.
— Алексей Сергеевич, — отчеканил Углин, — вес, к сожалению, маленький.
— Точно, да?
— Абсолютно. Керосину нет на машине, — сказал Тасманов.
— Сомнений нет, — подтвердил Углин.
— Слава, магнитофон включил?
— Да. Булатбек, удаление какое?
— Сорок пять километров.
— Курс у них посадочный какой?
— Сто сорок девять. Будем заходить по обратному лучу.
— Да, пусть помогут, — сказал Лютров. — У них что, плохой заход с этой стороны?
— Видимо, да, если посылают по ветру.
— Почему? Ты не знаешь?
— Нет. Надо запросить.
— Алексей Сергеевич, на двух двигателях сядем? — спросил Углин.
— Пока снижаемся… Там посмотрим. Прямая покажет. В крайнем случае запустим перед посадкой один левый.
— И он моментально проглотит все топливо. Все топливо уйдет за две минуты.
— Сколько сейчас?
— Восемь тонн.
— И пока держится?
— Да, норма сейчас, — сказал Тасманов.
— Булатбек, сколько осталось до них?
— До Перекатов удаление… около сорока.
— Понял.
— Заведут с ходу, у них пеленгатор, — пояснил Саетгиреев.
— Слава, земля, работай, — сказал Карауш.
— Я — 0801, я — 0801!.. Снижаюсь аварийно… Прошу обеспечить посадку с ходу… На курс сто сорок девять. Вас понял. Как ветер?.. Да, продолжаю снижаться, скорость снижения… восемь метров в секунду. Снижаюсь на двух двигателях.
— Топлива семь с половиной тонн, — отметил Углин.
— Хорошо.
В кабине раздались редкие звонки.
— Это что, Булатбек, дальний привод?
Неожиданно заговорила земля.
— Перекаты-один, Перекаты-один… Рабочая длина полосы тысяча восемьсот восемьдесят метров… Земляные работы в конце… Обеспечьте торможение.
— Вас понял. Давайте удаление… Понял. Курс сто сорок девять? Понял.
— Второй двигатель у нас не работает, тормоза будут аварийные, командир, — сказал Тасманов.
— Хорошо. Сколько топлива, Иосаф Иванович?
— Топлива семь тонн.
— Слава, выпускай шасси.
— Шасси? Рано, на двух двигателях не дойдем, Леша, зачем? На прямой выпустим. Зачем тебе это нужно?
— Выпуск аварийный, могут долго не выходить.
— Выпустятся, на прямой снижаться будем…
— Тасманов, шасси будут нормально выходить?
— Шасси?.. Слабо будут выходить.
— Слабо?
— Да, медленно.
— Сейчас развернемся и будем выпускать, Слава.
— Будут заводить по локатору, — напомнил Саетгиреев.
— Слава, скажи, чтобы длинный заход не делали.
— Понял. Разворачивайся.
— Видишь полосу, да?
— Да.
— Скорость триста… Слава, посмотрим, шасси-то у нас…
— Не вышла правая?
— Правая нога не вышла.
— Аварийно выпускается, — сказал Тасманов, — медленно идет.
— Слава, держи скорость!.. Слава, скорость триста.
— Двигатели больше не дают!
— Тасманов!
— Да, командир?
— Запусти второй двигатель!
— Понял, запускаю…
— Магистральный кран открой! Второй, второй, — сказал Углин.
— Двигатель не идет, командир.
— Первый запускаю, — сказал Углин.
— Слава, машина падает! Держи обороты полностью, Слава!
— Двигатели не держат… Давай форсаж, Тасманов!
— Бортинженер, форсаж обоим правым!
— Есть обоим форсаж!
— И запусти какой-нибудь двигатель, — сказал Чернорай.
— Нет, ничего. — По полосе, как по ориентиру, Лютров видел, что форсаж восстановил нужную скорость снижения. — Шасси?
— На месте, командир, — ответил Тасманов.
— Хорошо, Алексей Сергеевич, — согласился Саетгиреев. — Доворачивайте.
— Да, да… Форсаж есть?
— Да, — отозвался Тасманов.
Едва кромка полосы скрылась под самолетом, как колеса «С-44» гулко зарокотали по бетону.
— Хорошо… Вот так, — говорил Лютров, — убирай форсаж, Слава. Убирай двигатели, Тасманов.
— Понял, двигатели убрал.
— Хорошо. Парашют, Слава, парашют.
— Тормоза аварийные, — напомнил Тасманов.
— Понял. Славик, парашют.
— Есть, есть.
Все почувствовали сильный рывок выпущенных тормозных парашютов, а вслед за тем услышали голос Карауша:
— Ну, вот, а вы боялись…
— Проснулся, одессит… Вентиляторы, Слава, не забудь.
— Да, да.
— Братцы, а топлива осталось семь тонн! — сказал Углин.
— Спокойно, спокойно, полоса кончается, а мы еще не встали… Вон строительные машины, там люди… Тихо, тихо…
— Сейчас встанем. Все нормально, — сказал Тасманов.
Несколько раз качнувшись при включении тормозов,
«С-44» остановился.
— Ну, вот, братцы, по-моему, ничего…
— Отлично, Алексей Сергеевич! — сказал Углин. — Айда разбираться.
Еще до того, как к огромной машине, казавшейся среди «ИЛ-14», «ЛИ-2» и «АН-24» осой, упавшей в муравейник, подкатил оранжево-черный «газик» руководителя полетов, высокого, подвижного человека в форме, из люка в нише передней ноги самолета по опущенной Тасмановым лестнице вышли один за другим все члены экипажа.
Из шести человек в коричневых кожаных костюмах только двое резко выделялись — Лютров ростом, как будто стеснявшим его, принуждавшим двигаться медленно и опасливо, и Углин — пугающе худой, узкогрудый человек в очках, которые непременно соскочили бы с его длинного тонкого носа, если бы на пути к стыдливо розовеющему в любую погоду кончику не оказалось удобной впадинки. Бортрадист Костя Карауш и штурман Саетгиреев выглядели одинаково стройно, в равной мере обладая той юношеской стройностью, которая ухитрялась уравнивать их в летах, хотя Карауш был почти на десять лет старше Саетгиреева. Тасманов и Чернорай казались братьями — одинаково коротконогие, с широкими литыми спинами и длинными руками, разве что Чернорай был заметно крупнее бортинженера.
Углин первым подскочил к двум спаренным двигателям на левой стороне и, ступив прямо в натекшую на бетон лужу керосина, принялся вскрывать капот двигателя.
— Что-то, по-видимому, с топливными трубами. Что-то с ними, — бормотал Углин, ловко орудуя отверткой в паре с подоспевшим Тасмановым, не замечая, что керосиновая капель падала ему за шиворот.
— Ну, конечно! Смотрите!
Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисавшими створками капота, рассматривая плавно сгибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.
