— Может, и овец в один гурт? — спросил дядя Яков. — Суконную фабрику откроем.
— Можно и их, — немного подумав, согласился Скребнев.
— А куда кур девать? — тихо подсказала Прасковья.
— Птицеводство — тоже. Подумаем и о курах.
— Я бы, товарищи, предложил всех тараканов обобществить, — громко сказал Петька. — Что они раздражают собственников?
Дружный хохот покрыл Петькины слова, но Скребнев не смутился:
— Гражданин Сорокин, такой директивы не было.
— Вот как? — вскочил Петька. — А была директива в колхоз дубинкой гнать? Была директива всю неколхозную бедноту переводить в середняки, а середняков в кулаки? Была директива, чтобы всех, кто не идет в колхоз, считать контрреволюционерами? Знает об этом райком?
— Знает! — уверенно отрубил Скребнев и прорезал кулаком воздух. — Райком еще знает, что ваша ячейка находится без руля и без ветрил. Кто такой секретарь ячейки Никанор? Типичный середняк с двойной душой. Кто председатель сельсовета Столяров? Полумужик, полусезонник. Вы не чувствуете, как на корню гниете. Вы все население развратили. Район установку мне дал правильную.
— А способы?..
— К цели все средства хороши, — возвысил голос Скребнев. — Был нэп? Был. Было ограничение кулакам? Было. А теперь раскулачивание. Теперь, кто не с нами, тот против нас. А это дважды два… И я за все отвечаю.
Ввязываться в спор никто больше не стал. Собрание закончилось в полном молчании. Да и к чему споры? Лучше обождать, с чем приедет Алексей из района.
А уехал он в райком, не сказавшись Скребневу. Решил перед секретарем райкома поставить вопрос: чья власть на селе — советская или скребневская? Вступающие в колхоз после «бесед» со Скребневым новички не радовали. Нехотя приводили они своих лошадей на конюшни, а иные торопливо продавали их или в соседних селах обменивали на худшие, получая придачу. Хорошую сбрую прятали. Когда дело касалось семян, их у вступающих не оказывалось.
Приехал Алексей мрачный. Не заходя в совет, он прошел домой и, не евши, не сказав Дарье ни слова, залег спать. Спал до вечера. В тяжелые минуты у Алексея непомерная склонность ко сну.
Коммунисты пришли в избу к Алексею и принялись расспрашивать, что сказали в районе. Алексей осторожно намекнул, что район Скребнева отзывать не собирается.
— Постановление райкома есть, что Скребнев действует правильно? — спросил Петька.
— На словах передано.
— С секретарем виделся?
— Он в округ уехал.
— А тот, который с тобой говорил, не откажется после от своих слов?
— Не знаю.
— Так, стало быть, у нас в самом деле правый уклон? — таинственно оглядываясь, спросил Никанор.
Алексей ничего не ответил.
Про то, что коммунисты собрались к Алексею на совещание, каким-то образом узнал Скребнев. Войдя, он, не здороваясь, сердито спросил:
— Что — тайное заседание открыли?
— Коммунистам собираться, кажись, не воспрещено, — ответил дядя Яков. — Может, к тебе за разрешеньицем посылать?
— Не мешает, — подтвердил Скребнев.
— На, читай статью! — подал ему Алексей привезенный номер окружной газеты.
— Какую статью? — нахмурился Скребнев.
Но читать взялся Петька.
Ураганный огонь по правому оппортунизму!
Правый уклон глубоко засел в некоторых селах Алызовского района. Агенты его умышленно в практике колхозного движения льют воду на кулацкую мельницу. Вот — Леонидовка, где существуют сельсовет, ячейка партии, ячейка комсомола, да и все организации. Но они именно существуют. Чем они занимаются? Год тому назад кое-как организовался колхоз под беспартийным названием «Левин Дол», с помощью высших учреждений выстроили водяную мельницу, плотину, на этом и почили. Никакой дальнейшей работы за массовое вступление в колхоз не велось. На некоторых собраниях хоть и говорилось о колхозе, но вскользь. И, несмотря на это, стихийная воля со стороны бедноты и середняков до того была сильна, что они самотеком повалили в колхоз. Здесь еще неясно: желало такого прилива правление или нет. Факт налицо, что из сорока кулаков раскулачена только часть. Когда в село приехал уполномоченный Скребнев, ему первым делом поставили рогатки. Встретили в штыки. Сельсовет во главе со Столяровым, ячейка с секретарем Астафьевым, а также с секретарем комсомола Сорокиным всячески тормозили работу Скребнева, мешая проводить в жизнь данные ему директивы. На одном собрании Столяров, пытаясь подорвать авторитет уполномоченного, начал объяснять политику партии по отношению к крестьянству совершенно извращенно. Но, несмотря на это, энтузиазм прорвался даже на таком собрании. В колхоз подано заявление с подписями сорока двух человек. Одним словом, несмотря на всяческие рогатки и выходки кулацких агентов, дело с приездом уполномоченного т. Скребнева вполне наладилось, и коллективизация развернулась вовсю. Как на очень характерный факт следует указать, что стоило уполномоченному в личной беседе потолковать с некоторыми единоличниками, они тут же подавали заявления. Карта оппортунистов бита! Сейчас восемьдесят пять процентов коллективизированных хозяйств. Все они обобществили лошадей, инвентарь, ссыпали семена. Многие колхозники поговаривают обобществить рогатый скот, усадебные земли, а иные настаивают, чтобы с весны работать коммуной. Желаниям колхозников надо пойти навстречу. Но трудно все это осуществить, если нет правильного руководства на селе и все время будет процветать правый оппортунизм. Только ликвидировав кулаков и их приспешников, мы можем осуществить сплошную коллективизацию. А потерявший авторитет сельский совет немедленно надо распустить, организовав вместо него оргбюро, которое во главе со Скребневым наладит работу и ускорит колхозное строительство.
Энтузиаст.
Гадать не стали, кто писал. Илья, взглянув на Алексея, подмигнул:
— Факт налицо!
Алексей все же решил спросить:
— Ты писал, товарищ Скребнев?
— Редакцию спросите, — ответил он.
— Конечно. Раз факт налицо — значит налицо, — усмехнулся кузнец. — Только зачем ты сразу помногу врешь? Лучше понемножку, а то верить перестанут.
— Не поверили бы, не напечатали, — сказал Алексей. — Статья в окружной газете — дело серьезное. Давайте обсудим.
Спокойный голос Алексея насторожил Петьку.
Тревогой забилось Петькино сердце. Тревогой за старшего своего товарища.
— Чего обсуждать! — крикнул он. — Ложь это все и ложь! Мы еще не знаем, кто такой Скребнев, но знаем, что он не только всех мужиков запугал, но и нас прижал к стенке. Сейчас нет в нашем селе ни советской власти, ни партячейки, ни комсомола. Все на побегушках у Скребнева. Я прошу срочно вызвать сюда члена районной контрольной комиссии или передать туда наше дело. Лично я слагаю с себя обязанность секретаря комсомольской ячейки.
— Я тоже, — вздохнул Никанор.
Молча выслушивал все это Скребнев, лишь изредка что-то записывая в свою книжку. Алексей, облокотившись на стол, казалось, был совершенно равнодушен. Только когда стал говорить Илья, он оживился.
— Нас обзывают в статье кулацкими приспешниками, — начал Илья, — а мое мнение такое: кто писал эту статью, тот и есть кулацкий молотобоец. Поглядите, что получилось. Кто запляшет от этой статьи? Кулаки и подкулачники. Какую агитацию поведут? «Вот, мол, нас раскулачили и до вас добираются. А там и бедноту щипать будут». Ты, Скребнев, кулацкий агент, — прямо тебе говорю. Ты сводками заморочил голову райкому. Ты, — возвысил голос Илья, — Митеньку слушаешь и в колхоз его принял. Ты все делаешь под его диктовку. И середняков произвел в кулаки под его шепот. Нам этот Митенька всю шею обтер. Ты гонишь процент, а дальше хоть потоп. Много я видел уполномоченных, а такого первый раз довелось. Знать, до тебя и вправду надо добраться, кто ты такой есть. Может, по тебе Гепеу давно скучает. Мое предложение, товарищи, немедленно разуполномочить Скребнева и отправить его из села.
Сначала Скребнев улыбался, потом стал хмуриться, а под конец задвигался на табуретке. Едва смолк Илья, Скребнев поднял руку.
— Дай-ка мне…
— Подожди! — ответил Алексей.
— Безобразие! Почему не даешь слова?
— Не давать! — озлобленно закричали все. — Довольно, наслушались.
— Успокойтесь, — остановил Алексей. — Какое тут слово? Это же не собрание. Да и горячиться вам нечего. Илья зря распалил вас.
Потом обратился к уполномоченному:
— Товарищ Скребнев, чтобы избегнуть недоразумений, я объясню, в чем дело. Ты, Илья, напрасно растревожил всех и совсем зря грозил Скребневу. Пока его район не отозвал, он будет уполномоченным. А если придет время и найдут нужным отозвать — отзовут. А сейчас, поскольку Скребнева оставляют у нас, значит действия его признаются правильными. И обвинения нам предъявлены не кем иным, а окружной газетой. Несомненно, там перехлестнули, но факт остается фактом. Возможно, сельсовет и вправду надо распустить. Но пока считаю, что никаких отказов от своих обязанностей быть не может.