— Знаю, Иван Васильевич! Мне доверяет командование, и мне больнее всего потерять это доверие. Страшна не смерть — страшен позор.
— Это верно, — подтвердил Панфилов.
Бойков, вытерев папахой влажный лоб, надел ее на голову и, подойдя к генералу Атланову, попросил разрешения немедленно выехать в полк. Атланов молча вывел его на кухню и, взяв за пряжку ремня, спросил:
— А почему не хочешь ужинать?
Комдив устало улыбнулся. В уголках его губ резко обозначились морщинки. Глаза смотрели мягко и добро.
— Тебе надо выпить стакан водки и отдохнуть. Так или нет?
— Так, Иосиф Александрович. Стакан водки выпью, но ужинать не могу, поверь...
— Верю. Однако на рассвете атака. С голодным желудком много не навоюешь. Предупреждаю, Виктор! Действовать надо без фокусов. Людей беречь и самого себя тоже. Иначе я тебе пропишу и валерьянку... Никаких обещаний мне не нужно. Я тебе доверяю попрежнему. За дружбу нашу кровь отдам!
— А ведь это, Иосиф Александрович, для меня самая лучшая ласка.
И, только выехав на коне из ворот, Бойков понял все значение последних слов командира дивизии. Конь пошел широкой, плавной рысью. В лицо полковнику ударил морозный воздух. Казалось, что он освежал не только Прокуренное горло, но и облегченно забившееся под полушубком сердце. Бойков дал коню свободный повод. Мелькали дремавшие под снежным покровом избы. На окраине, по лесной проселочной дороге, изломанным строем, гремя снаряжением и хрустя по свежему снегу, еще не растоптанному валенками, входила в село пехота.
— Какой части, товарищ? — придерживая повод, крикнул Бойков.
— Панфиловцы!..
Охваченный усилившимся чувством радости, Бойков, пригнувшись к шее коня, пустил его полным галопом.
ГЛАВА 11
Возвратившись из штаба дивизии, комиссар Абашев подготовил с начальником штаба боевой приказ о наступлении и в ожидании подхода артиллерии и батальона панфиловцев пошел отдыхать, приказав старшему лейтенанту Шевчуку:
— Разбуди в шесть. Два часа надо поспать, а то в голове туман, и барабанщики стучат.
Выходя из землянки, он добавил от порога:
— Батальон подойдет, расположи его. Пусть люди немножко вздремнут. Если что-нибудь будет от Осипова, буди немедля...
Проводив комиссара, Кондрат Шевчук вернулся в блиндаж. Расстелив на столе карту, он, посапывая трубкой, стал наносить обстановку. В углу на растрепанных снопах ржаной соломы, укрывшись буркой, спал коновод Гриша Симаков. Широкая, просторная землянка, служившая колхозникам бомбоубежищем, была теперь приспособлена под командный пункт. На столе рядом с полевым телефоном чадно дымил в консервной банке круто насоленный бензин. Мелкие хлопья сажи, порхая в воздухе, падали на листы карты и от малейшего прикосновения жирно размазывались. Свирепо посмотрев на такое освещение, Шевчук зажег обрывок газеты и концом карандаша хотел было убавить фитиль, но неловким движением погасил его. Клочок бумаги, догорев, обжег ему пальцы и тоже погас. Шаря в темноте рукой по столу, он чуть было не опрокинул банку и громко позвал:
— Симаков!
— Сейчас, товарищ старший лейтенант. А почему темно? — шурша в углу соломой, спросил Симаков.
— Потому, что у тебя «светило», як у худого слесаря форсунки. Шипит, чадит, трещит и гаснет. Иди до мене и неси спички. Зажигай. Да, смотри, не повали мне эту чортову машину, тут на столе карты. Чуешь?
— Чую, — хрипло откашливаясь спросонья, ответил Симаков. — Зараз все будет в порядке. — Он чиркнул спичкой. Но едва пламя спички коснулось фитиля, как бензин, фыркнув скопившимися в консервной банке газами, со взрывом отбросил банку в угол. Землянка снова погрузилась в темноту.
— Что же ты наделал? — задыхаясь от запаха перегоревшего бензина, крикнул Шевчук. — Да я тебе за карту, знаешь, що сделаю?!
Свою боевую карту Шевчук содержал в идеальном порядке. Он никому не позволял к ней притронуться, и вдруг такое несчастье.
Но разразиться вспыхнувшим гневом Шевчуку не удалось. За дверью послышался разговор, вошел дежурный.
— Где же огонек? — проговорил он из темноты.
— А, с его огнем! Взорвался, як фугас. Ты с кем тут? В чем дело? — беспокойно спросил Шевчук.
— Пушки прибыли, — ответил дежурный.
— Командир батареи капитан Мхеидзе, — раздался от порога голос с сильным кавказским акцентом.
Вспыхнувший свет карманного фонаря скользнул по бурке Шевчука, а потом по его нахмуренному, закопченному лицу и, мгновенно перепрыгнув на стол, осветил залитую бензином и испачканную сажей карту. Шевчук, подавляя гнев, заметил, как густые черные усы капитана шевельнулись в сдержанной улыбке. Рядом с вошедшим стояла рослая молодая девушка в белой сибирской кухлянке.
— Командир эскадрона старший лейтенант Шевчук, — сухо отрекомендовался Кондрат. — Располагайтесь...
— Мне нужно видеть командира полка. — Капитан, прижимая руку с фонариком к груди, освещал землянку. Симаков, вынырнув к свету, торопливо налаживал освещение. Дежурный, пообещав добыть лампу, вышел.
— Командира полка здесь нет. Командует комиссар. Он отдыхает. Сколько у вас пушек?
— Две. Нельзя ли все-таки разбудить командира полка?
— Зачем его будить? Он только что прилег. Подумаешь событие: две пушки! Человек не спал...
— Да, это событие. Настаиваю на том, чтобы доложили комиссару, — требовательно проговорил капитан. — Я прибыл в ваше распоряжение всего на сорок пять минут.
— На сорок пять минут? — Шевчук удивленно поднял глаза. — Вы что это, серьезно говорите?
— Вполне серьезно.
— Что же можно сделать за это время?
— Что нужно, то и сделаем, товарищ, — уверенно ответил капитан. — Мы только напрасно теряем время, — порывшись в полевой сумке, он достал какую-то бумажку и протянул Шевчуку. — Прочтите.
— Симаков! Мы что, до утра будем в темноте кукарекать? — принимая от капитана бумагу, спросил Шевчук.
— Все готово, товарищ старший лейтенант, — ставя зажженную коптилку, Симаков с отчаянием поглядел на стол, где взрыв наделал страшный беспорядок.
Шевчук, прочитав бумагу, быстро вскочил, окинув глазами улыбающегося капитана. Он перевел взгляд снова на бумажку, а потом на ординарца и изменившимся от волнения голосом крикнул:
— Гриша, а ну, скоро, до комиссара, буди его. Хотя нет, я сам. Вы меня извините, товарищ капитан, я зараз. А ты, Гриша, открой нам консервы и давай на стол, що там — вино, закуску. Это же, браток, праздник!
Надвинув на глаза кубанку и размахивая широкими полами бурки, Шевчук исчез в темноте.
Войдя в комнату, где, не раздеваясь, на кровати спал Абашев, Шевчук осторожно тронул его за плечо и, склонившись к его уху, тихо сказал:
— Товарищ комиссар, вставайте: «катюши» прибыли...
ГЛАВА 12
Комсорг полка Сергей Бодров полз к широкой просеке. Временами, словно купаясь в снегу, он переворачивался на бок и оглядывался назад. За ним, в нескольких шагах, с фельдшерской сумкой на спине белым комочком перекатывалась через кочки Нина Селезнева. Сзади нее, пыхтя и отдуваясь, полз Яша Воробьев, а вслед за ним радист Савелий Голенищев и связной Вася Громов.
Ночная попытка пробраться к Осипову не удалась. Всюду они натыкались на заслоны противника и подвергались обстрелу.
Под утро комсомольцы вынуждены были вернуться обратно. Вторично вызвав комсорга Бодрова, Абашев приказал взять с собой Голенищева с рацией и связного Громова и пробиваться всем вместе. Рацию надо было доставить во что бы то ни стало.
— Антону Петровичу скажи, что план операции разработан. Сегодня непременно будем атаковать. Наступлением руководит сам Доватор. Как только соединитесь, немедленно радируйте. Схему с моими пометками береги. В случае чего, уничтожь. Все, что я тебе говорю, запомни и передай в точности.
Вспоминая наказ комиссара, Сергей остановился. Вот она, просека. Предутреннюю морозную тишь разрывают длинные пулеметные очереди. Немцы почти беспрерывно стреляют вдоль просеки трассирующими пулями. Изредка бьют пушки. Самое главное — проскочить стометровую просеку. Место почти открытое. Мелкая поросль осинника — чудесное место для красноголовых грибов... Сергей разгребает рукавицей снег и, укрепив локти, кладет перед собой автомат.
Приближается рассвет. По верхушкам деревьев шаловливо пробегает ветер, с веток летят пушистые хлопья снега. На просеке тонкими белыми ручейками бежит поземка. Сергей накручивает на руку ремень автомата и сильным движением посылает тело вперед. Его примеру следуют и остальные.
Впереди пулеметная очередь подняла снежный вихрь. Сергей ныряет головой в снег. Он слышит, как над головой с шипящим звоном проносятся снаряды и с оглушительным треском рвутся между деревьями. Ползущие сзади окунаются лицами в снег и недвижимо замирают на месте. Сергей, первым подняв голову, оборачивается назад. Из-под упавшего на лоб спутанного чуба поблескивают черные, навыкате глаза. На тонком, с красивой горбинкой носу подтаивают снежные крупинки. Смахнув их рукавицей, он поправляет на плече автомат и ощупывает противогазную сумку, наполненную дополнительными зарядами для мин.
