Вошел капитан Наумов и попросил газету. Лев Михайлович молча протянул ему «Правду». Капитан ушел. Доватор долго сидел не двигаясь. Перед его глазами все еще стояла виденная утром картина. Он ехал в штаб группы. Навстречу, по дороге, на предельной скорости мчались автомашины, переполненные ранеными. А по обочинам дороги бесконечной вереницей шел народ — старики, женщины с котомками за плечами, детишки. Коровы подымали запыленные головы, тоскливо ревели.
— Из каких мест, товарищи? — придерживая коня, спросил Доватор.
— Смоленские... Калининские... Белорусские...
— Из Бешенковического района Витебской области никого нет?
— А ты что, земляков ищешь? — спросила старуха, опираясь на суковатую палку, и подняла на Доватора слезящиеся, воспаленные от пыли глаза.
— Ищу, мамаша... Вы не оттуда?
— Ты, сынок, тут не ищи. Туда ступай, там ищи! — Старуха гневно потрясла палкой, указывая на запад.
Слова старухи, как горький упрек, больно ранили сердце...
Доватор встал со скамьи, позванивая шпорами, прошелся по комнате. С печки спрыгнула на пол желтая кошка. Доватор нагнулся и взял ее на руки.
— Ишь, востроглазая... Мышей ловишь? А еще что умеешь?
Лев Михайлович, поглаживая мягкую шерсть кошки, медленно ходил из угла в угол.
В комнату заглянула с узлом в руках хозяйка дома, пожилая женщина с добрым, усталым лицом.
— А я слышу — с кем-то вы разговариваете...
— С кошкой разговариваю, — ответил Доватор.
Хозяйка улыбнулась. Подошла к кровати, быстро постелила чистую простыню, сменила наволочки. Нерешительно спросила:
— Товарищ начальник, неужто и сюда басурман придет?
Не раз приходилось Доватору отвечать на такие вопросы, но всегда они волновали его.
— Пожалуй, придет, — сказал он и, подумав, уверенно добавил: — А вот живым-то едва ли уйдет отсюда...
Громко стуча сапогами, вошел коновод Сергей и молча поставил на стол еду.
Хозяйка вздохнула, поправила подушки и бесшумно вышла.
— Как Сокол? — спросил Доватор, продолжая гладить кошку.
— Расковали...
— Ладно, иди. Я с тобой еще поговорю...
Сергей ушел. Лев Михайлович взял с тарелки кусок колбасы и стал кормить кошку.
Офицер связи, явившийся по вызову Доватора, очень удивился, застав нового командира кавгруппы сидящим на корточках и кормящим кошку.
— Лейтенант Поворотиев по вашему приказанию прибыл! — смущенно отрапортовал он.
Доватор встал, осмотрел офицера с ног до головы, нахмурился и промолчал.
Поворотиев, нерешительно переступая с ноги на ногу, поправил кобуру от нагана, в которой с трудом помещался пистолет Токарева.
— Вы — лейтенант? — после длительной паузы спросил Доватор.
— Так точно! — ответил Поворотиев.
— Аттестованный, значит? — пряча усмешку, продолжал Доватор.
— Так точно. Аттестован.
— Не понимаю, — Доватор развел руками, — не то лейтенант, не то ефрейтор. Знаков различия нет.
Поворотиев виновато посмотрел на петлицы и покраснел.
— Поломались, а купить...
Доватор достал из полевой сумки блокнот, вырвал лист, присел к столу и стал что-то писать. Сложил лист, протянул лейтенанту.
— Передайте комдиву. А ко мне без знаков различия прошу не являться.
— Есть! Разрешите итти?
— Нет, подождите. Разыщите моего коновода и скажите ему, что я приказал дать вам пистолетную кобуру.
Лейтенант вздрогнул, повернулся, больно лягнув правой ногой по щиколотке левой, и выбежал из комнаты красный от стыда.
Минуту спустя, садясь верхом на коня, он от волнения никак не мог поймать ногой стремя. Потом надвинул кубанку до самых ушей и шажком поехал по улице, стараясь разгадать, что кроется за строгостью полковника. Бросив повода на луку, Поворотиев вынул из кармана синих брюк полученную от Доватора бумажку и прочитал ее.
Новый командир кавгруппы предупреждал комдива, что приедет сам, — лично будет поверять конский состав, вооружение, вьюки, снаряжение... «А ведь посмотришь — кошку колбасой кормит!» Поворотиев усмехнулся, покачал головой и сунул записку в полевую сумку.
Вечернее небо было чистым, безоблачным.
Где-то одиноко и методически била пушка: немецкая привычка — тревожить русских, не давать покоя во время ужина. Однако жизнь шла своим чередом. Из леса вкусно попахивало лавровым листом. Дымили кухни, перекликались связные, дневальные, посыльные. Гремели котелки, ведра. Весело выговаривали трубачи: «Бери ложку, бери бак, кто не хочет, иди так!»
За деревней Поворотиеву повстречалась женщина.
— Скажите, товарищ военный, где тут штаб? — поравнявшись с лейтенантом, спросила ода.
Поворотиев придержал коня.
Женщина торопливо вытащила из рукава записку, доверчиво протянула Поворотиеву. В ее усталых, ввалившихся глазах светилась улыбка. Лейтенант не сразу отвел взгляд от ее строго очерченных бровей, молодого загорелого лица. Стройную, сильную фигуру женщины горбатил висевший за плечами армейский вещевой мешок. Черный жакет, черная косынка, палка в руках делали ее похожей на странницу.
В записке, которую прочитал Поворотиев, Оксане Гончаровой предлагалось разыскать штаб «начальника Льва Михайловича». Фамилия начальника не упоминалась. Подписал записку Гордиенков.
— Хлопцы меня в лесу устрели. Командир расспрашивал, чернявый такой... Где этот штаб, товарищ военный?
— Придется проводить... — Поворотиев сделал вид, что смотрит на женщину недоверчиво. Она, сверкнув белыми зубами, приветливо улыбнулась.
Повернув коня, лейтенант коротко сказал:
— Идите вперед... Здесь недалеко.
В штабе капитан Наумов выслушал доклад Поворотиева и сухо заметил, что лейтенанту не следовало брать на себя обязанностей по патрулированию девушек, а нужно было выполнять то, что предусмотрено наставлением по полевой службе штабов в разделе: «Служба офицера связи».
Молодому лейтенанту ничего другого не оставалось, как сказать капитану: «Есть!» Про себя он назвал капитана «штабная душа» и дважды огрел плеткой своего ни в чем не повинного дончака.
Капитан Наумов приветливо предложил Оксане снять мешок и поставить палку в угол. После этого он провел ее к Доватору.
В комнату уже вползали вечерние сумерки, и лица Доватора Оксана не разглядела. Она видела только тускло блестевший глазок ордена, неясные очертания пряжек и ремней и решила, что перед ней важный начальник.
— Здравствуйте, — проговорила она тихо.
— Здравствуйте, — Доватор кивнул и придвинул ей стул. — Садитесь.
Оксана присела.
— Откуда идете?
— С под Витебска.
— Какого района?
— Бешенковического.
— Деревня?! — крикнул Доватор.
— Село Хотино, — ответила Оксана, испуганная криком и порывистым движением, с каким Доватор подошел к ней.
— Хотино? Фамилия, фамилия как?
— Гончарова...
— Григория Гончарова знаешь?
— Это мой батько... Откуда вы знаете? — А меня узнаешь?
Оксана некоторое время пристально всматривалась в побледневшее лицо Доватора. Откинувшись на спинку стула, чуть слышно проговорила:
— Узнаю... Бачьте!.. Да вы ж Левонтий Доватор! Мамо... — договорить ей не дали слезы.
— ...Як начали стрелять, як начали, — рассказывала Оксана Доватору. — Мы в лесу сидели, а потом у болото перебрались. Старики мои дома остались, а нас немцы начали гонять. Идут по лесу — из аутоматов палять. Кругом трещить, на елках огонь вспыхивает... Ой, страшно было! Мы тогда у болото и убегли. Там ваша матка с батькой были...
— Где же они остались? — спросил Доватор, отгрызая кончик мундштука потухшей папиросы.
— Там, у болоте... Мы вместе жили. Хлеба не было. Грибы ели, малину... Потом немцы и туда пришли. Все разбежались, потеряли друг дружку. Я одна осталась. Ночью шла, а днем в кустах ховалась. Ну вот и пришла... — Она опустила голову, закрыла лицо руками, заплакала.
— Добре, что пришла, добре!.. — Лев Михайлович щурит глаза, молчит. — Не надо, Оксана! — Он кладет ей на голову руку.
— Куда же мне теперь, Левонтий Михайлович? — спрашивает Оксана.
— Борщ умеешь варить?
— А то нет?
Долго в этот вечер расспрашивал Лев Михайлович Оксану о деревне, о родственниках, о друзьях, с которыми в юные годы организовал в Хотине комсомольскую ячейку.
— Мы еще побываем в Хотине, Оксана, мы еще вернемся!..
...Поздней ночью часовой видел, заглядывая в окно, как Доватор, заложив руки за спину, ходил по комнате из угла в угол. Сняв пояс и расстегнув гимнастерку, он подолгу сидел над боевой картой, читал какие-то бумажки, чертил карандашом. На схеме предполагаемого рейда вырастали сотни условных топографических значков — кружочки, черточки, флажки, крестики, нарисованные синим и красным. Вот изогнутая синяя черта с множеством углов, протянувшихся через всю карту. Это передний край противника. Синие ромбики, притаившиеся в зелени кудрявых перелесков, — это танки. Проволочные заграждения в два кола отмечены двумя черточками, похожими на букву «Н». Синие кружочки со стрелками, похожими на жало змеи, — пулеметные гнезда.
