— Лучше разберется, чем иные профессора, — запальчиво выкрикнул Коршунов.
Это было незаслуженное оскорбление аудитории, где три четверти наверняка носили ученые степени и звания, а остальные, за исключением Славки Курочкина, имели высшее образование.
В зале возник глухой ропот. Члены ученого совета, как по команде, отвернулись от Коршунова и сосредоточенно занялись развлекательным уничтожением бумажных запасов, разложенных на столе.
Лаштин оживился и перестал перебирать бумаги. Бортнев поправил очки и, уловив изменение обстановки, сразу сообразил, как восстановить дисциплину и порядок на заседании.
Когда Коршунов кончил, он не дал ему уйти с трибуны.
— Будут вопросы к рецензенту? — спросил Бортнев.
Члены совета сразу же ухватили палку, кинутую председательствующим. Они попросили уважаемого рецензента разъяснить некоторые неясности в его темпераментном выступлении. Петр Константинович спросил, как учтены в оглашенных рецензентом калькуляциях затраты по вертикальному транспорту? Использована ли для этого известная формула Ираклия Бенедиктовича или допущен прямой счет?
Илья Никитич поинтересовался, как применительно к данным калькуляций изменится «сигма» при счете приведенных затрат, с учетом «бета-прим» в натуральных единицах измерения? Какой принят при обсчете нормативный коэффициент эффективности и как учтены средневзвешенные капитальные вложения в производство конечной продукции в рублях на кубический метр железобетона?
Умненькими вопросами члены ученого совета превратили трибуну в эшафот и принялись довольно натурально сечь строптивого рецензента, швырнувшего булыжник в науку.
Сначала Коршунов пытался выкрутиться. Но после того как в зале раздался откровенный смешок, вызванный теоретической неграмотностью, Женька понял, что от битья ему не уйти. Помянув недобрым словом Утехина, втравившего его в эту историю, он стал резать напрямик:
— Не знаю.
— Ответить не могу.
Жебелев попытался помочь Коршунову, но Бортнев пресекал все попытки спасения утопающего.
— Вопрос адресован рецензенту, — коротко уточнял он.
Лешка Утехин улизнул из зала, чтобы не видеть сцены избиения младенца. Когда наконец Коршунова отпустили с трибуны, он кинулся искать институтского друга. Но Утехин надежно укрылся среди шкафов архива, расположенного в подвальном помещении. Он знал, что сейчас ему нельзя попадаться на глаза Коршунову. Надо дать ему недельку остынуть.
Председательствующий объявил перерыв.
После перерыва слово взял Лаштин. Он выразил глубокое сожаление, что рецензент оказался не в состоянии разъяснить некоторые существенные положения своего выступления.
— В этом, товарищи, наша вина. Институт недостаточно популяризирует достижения науки, мало разъясняет уважаемым практикам теоретические основы экономики строительства. Необходимо активнее пропагандировать достижения научно-теоретической мысли, чтобы не было фактов такого… э-э… невежественного заблуждения. Это тем более недопустимо, как мы сегодня еще раз убедились, что слабая теоретическая подготовка руководящих кадров среднего звена приводит к ошибочным, вульгарным взглядам в таком важнейшем вопросе, как применение сборного железобетона. Огорчительно, товарищи члены ученого совета, сознавать и то обстоятельство, что некоторые научные работники используют недостаточную теоретическую подготовку строителей для поддержки сомнительных научных концепций.
«Круто взял, — подумал Жебелев, дергая себя за мочку уха. — Хватит ли дыхания такой подъемчик одолеть?»
Умело оперируя «сигмой», «бета-прим» и формулой Ираклия Бенедиктовича, Лаштин принялся доказывать, что предложения Жебелева и цифры убытков, сообщенные Коршуновым, надо рассматривать как обычные исключения, имеющиеся в любом правиле. В этом аспекта чрезвычайно ценны мысли товарища Курдюмова, где имеется масштабность охвата явлений, где дан анализ картины в целом по народному хозяйству.
— Главное же — защита центральной линии индустриализации — это сборный железобетон, — гордо заявил Лаштин, словно он явился творцом индустриализации строительства. — Ради центрального направления, ради его идейного звучания должно, товарищи, пренебречь частностями. Я надеюсь, что ученый совет поддержит меня и не позволит ни частным, ни ограниченным, ни единичным способом подрывать большой и принципиальный вопрос…
— Не о том же речь! — крикнули из зала.
— Не искажайте мысли докладчика!
Бортнев позвонил в колокольчик. Зиновий Ильич терпеливо и снисходительно подождал, пока утихнет этот анархистский, недопустимый для ученого совета шум.
— Мы не позволим подрывать вопрос, — повторил он. — Не позволим ставить под сомнение авторитетный документ, открывающий «зеленую улицу» сборному железобетону!
Затем Лаштин откашлялся и заявил, что, несмотря на все сказанное, он не считает себя вправе отмахнуться и от сомнений, прозвучавших в докладе Жебелева. Раз есть неясности, надо продолжить научные исследования.
— Не исключено, товарищи, что накопление фактов и совершенствование методологии изучения вопроса приведет к необходимости внести уточнения. Таково закономерное движение науки. В настоящем же виде, без проведения дополнительных исследований, предложения Жебелева представляют в их натуральном виде мелкое, не заслуживающее внимания, починочное мероприятие, а не результат серьезного исследования проблемы в целом.
Бортнев скомкал перечеркнутый проект решения и попросил у Казеннова новый экземпляр. Вчитавшись в формулировки, он подумал, что в основе, пожалуй, они как раз подойдут. Конечно, при доработке надо кое-что конкретизировать, снять в отдельных абзацах рыхлость. А в целом подходяще, мудро проект составлен.
— Кроме того, — продолжал Зиновий Ильич, которому теперь благожелательно внимали члены совета, — я рекомендовал бы предложения Жебелева не направлять в руководящие органы. Они для этого недостаточно обоснованны и вески. Не тянут они, товарищи, по крупному счету, не могут служить основой для принятия важных решений.
Выступление Лаштина поддержал Илья Никитич. Грузный, с седой шевелюрой, он встал за столом с зеленым сукном и с ходу усомнился в данных двух плакатов, заявив, что для выведения подобной координаты фактических затрат мало графических точек.
— Больше надо, много больше, — веско сказал он. — Это обстоятельство, а также гуманные мысли заставляют меня полностью солидаризироваться с выступлением Зиновия Ильича.
С Ильей Никитичем солидаризировалась экономический доктор Елизавета Сергеевна. Технический доктор Петр Константинович признал, что в докладе Жебелева есть рациональное зерно и высказанные предложения о продолжении исследований, несомненно, разумны, пожелал совету еще раз вернуться к данному вопросу и уже тогда решить его конкретно.
Перспективные кандидаты второго ряда воздержались от выступлений, так как им предстояло защищать докторские диссертации. В предвидении такого ответственного момента они были предельно сдержанны в публичных местах.
Третий же ряд, почуяв, что совет возвращается в привычное дремотное лоно, надежно управляемое председателем, разбрелся по коридорам курить и обмениваться новостями.
Приглашенные на совет, ранее имевшие намерение кинуться в драку за Жебелева, малость поостыли еще во время профессорской экзекуции, устроенной Коршунову. Вылезешь на трибуну, а тебе подкинут какую-нибудь новую «сигму» или «бета-прим» и выставят перед народом настоящим дураком. У этих стариканов в запасе всякого хитрого добра навалом. Ткнут в нос вопросик, и будешь, как Коршунов, краснеть и заикаться. У Жебелева голова правильно мыслит, но, может быть, он в самом деле поторопился. Может, лучше продолжить исследования, собрать больше материала для окончательных выводов. Столько лет эти проклятущие махины монтировали, еще полгодика погодить можно, не обедняем в конце концов. Планы, слава богу, каждый год перевыполняем, по темпам роста впереди идем…
Несколько смельчаков вылезли на трибуну, но с ними легко управился Бортнев. Он давал им широко развернуться на вводных мыслях, а когда они переходили к существу, оказывалось, что у них истек регламент. После выступления Коршунова члены ученого совета никому, кроме самих себя, регламент не продлевали.
— Что же это такое, Николай Павлович? — взволнованно шептала Инна Замараева, подсевшая к Жебелеву. — Гробится же наш вопрос… Чего же вы молчите? Ведь у нас же все-все правильно.
— Не волнуйтесь, Инна Александровна, — успокаивал Жебелев расстроенного старшего инженера. — Мы на этом воевать не кончим.
