— Может, мне выступить?
— Нет, прошу вас, — испуганно остановил Николай Павлович благородный порыв Инны. — Вы уже недавно выступали.
Инна опустила голову.
— Если Коршунова они не пожалели, — решил утешить Жебелев преданную сотрудницу, — из вас, Инна Александровна, люля-кебаб сделают… Вы ведь насчет всяких «сигм» не крупный специалист.
Николай Павлович понимал, что вопрос провалился. Как здорово начал Коршунов, и вот — неожиданный конфуз. Надо было перед выступлением просветить парня. Предупредить, что члены совета — народ деликатный. Между собой они могут поцапаться и употребить всякие словеса, но от других невежливого обращения не потерпят.
Лаштин и Курдюмов хитро закрутили. Вроде и опровергли доводы Жебелева и вроде правоту его в какой-то мере признали. «Продолжить научное исследование вопроса» — против такого фортеля что возразишь? Лаштину важно добиться, чтобы ученый совет не вынес предложения Жебелева на рассмотрение министерства, чтобы не была отменена инструкция об ограничениях по применению металлических конструкций. За этой бумагой он как за каменной стеной. Пока она действует, его и десять Жебелевых с места не сдвинут.
Николай Павлович дернул себя за ухо и решил, что подерется насчет формулировки постановления ученого совета.
Когда прения были окончены, выступил председатель совета, доктор технических наук Бортнев. Он с удовлетворением отметил, что на заседании развернулась плодотворная научная дискуссия.
— Я не специалист-экономист, и мне трудно уловить все тонкости того, что явилось предметом обсуждения. Но тем не менее я позволю высказать некоторые соображения. Мне представляется, что на основе отзывов и на базе выступлений можно обобщить ход нашего заседания примерно следующим образом. В первую очередь можно отметить актуальность представленной на рассмотрение работы, а также поблагодарить ее участников за научную инициативу. — Бортнев поправил очки, отхлебнул глоток боржоми и продолжил, заглядывая в подготовленный проект решения. — Мы много раз спешили, товарищи члены ученого совета. Давайте же сегодня не принимать поспешных решений… Мне представляется, что надо сделать какой-то срез по сегодняшнему состоянию вопроса и дать правильный прогноз, который бы ориентировал нас на определенный промежуток времени. Конечно, вне всякого сомнения, поисковые исследования надо продолжить. Но глубоко вряд ли есть основания влезать. Сборный железобетон тут в сумме побьет. Надо откровенно признаться, товарищи, что в перспективе у нас, кроме сборного железобетона, ничего нет.
— Не в том же суть! — крикнули из зала.
— Правильно, — уклончиво отозвался Бортнев. — Я просто хочу констатировать, что ни у докладчика, ни у рецензентов, ни у выступающих не было возражений против принципиальной концепции на применение железобетона в строительстве… Если разрешите, мы сформулируем наши выводы в таком духе, как это было высказано и докладчиком, и товарищем Курдюмовым, с учетом, конечно, ценных мыслей всех выступающих на ученом совете.
Довольный, что совет возвратился в привычное русло, не поддался анархии, которую хотели ему навязать, Василий Петрович зачитал подготовленный проект решения. Пункты в нем были сформулированы столь туманно, что при желании их можно было толковать расширительно — в пользу Жебелева и ограничительно — в пользу Зиновия Ильича Лаштина. Все зависело от того, кто их будет толковать. В этой тонкости заключалась мудрость проекта решения. Ибо толковать его в министерстве будут Лаштин и Курдюмов.
Но тут случились неожиданные вещи. По проекту решения слово попросил Ираклий Бенедиктович, чью формулу не знал Коршунов. Вынув изгрызенный мундштук с потухшей сигаретой, он сказал скрипучим голосом:
— Я был участником многих совещаний на подобные темы. Всегда председательствующие отмечали, что была интересная научная дискуссия, плодотворный обмен мнениями и после этого было, Василий Петрович, дипломатическое решение о продолжении научных исследований. Уже не раз мы топили живые мысли в дискуссионной жвачке, вместо того чтобы открыть им дорогу в жизнь. Вопрос, который мы сегодня рассматривали, особенно актуален, мы обязаны были в откровенном и свободном обмене мнениями найти тот путь, чтобы немедленно использовать в практике строительства уже полученные результаты. Это задача, это гвоздь экономической науки. Будет она идти впереди технической политики, будет оказывать на нее влияние — она будет наукой, а начнет семенить вдогонку, это уже не наука, а, извините, ливерная колбаса.
В зале снова оживились.
— Я настаиваю, чтобы в решении была дана необходимая степень конкретизированных рекомендаций. Я не против продолжения научных исследований. Но давайте, товарищи, снимем сливки с уже надоенного молока.
Ираклий Бенедиктович сел в настороженной тишине.
Лаштин потянул было руку, чтобы возразить насчет предложения по уточнению проекта решения. Но тут произошло еще одно необычное событие. В зал заседания вошел первый заместитель министра, сопровождаемый растерянным старшим референтом.
Бортнев выронил проект решения и поспешил навстречу неожиданному гостю. На полдороге он обернулся и сверкнул очками на ученого секретаря. Казеннов догадался освободить свой персональный стул рядом с председательствующим и нырнул в третий ряд, где было теперь достаточно мест.
— Прошу вас, Иван Лукич! — Бортнев проводил заместителя министра на подобающее ему место и лаконично информировал его о рассматриваемом вопросе.
— Может быть, желаете высказаться?
— Нет, продолжайте, пожалуйста… Я, к сожалению, безнадежно опоздал. Рассчитывал к началу приехать, а вот получилось так, что и хвост едва ухватил… Я лучше послушаю.
Продолжать было трудно. Бортнев понимал, что первый заместитель министра неспроста явился на заседание ученого совета.
Лаштин снова стал перебирать бумаги. Курдюмов-сын подобрал вытянутые ноги и инстинктивно покосился на дверь.
Бортнев решил потянуть время. Минут десять он говорил о важности методологической стороны решения, основанной на фундаментальных теоретических выводах. Вновь были упомянуты «сигма», «бета-прим» и формула Ираклия Бенедиктовича.
Василий Петрович говорил и пристально всматривался в лицо первого заместителя министра. Но Иван Лукич был непроницаем, как статуя этрусков.
Председательствующему ничего не оставалось, как снова зачитать проект решения.
— Конечно, при окончательном редактировании, — поспешно оговорился он, — следует учесть правильное замечание Ираклия Бенедиктовича и дать необходимую степень конкретизированных рекомендаций… Пока предлагается данный проект принять за основу.
Жебелев предложил включить в проект решения пункт о снятии ненужных ограничений по применению металлических конструкций в строительстве.
— Вряд ли это целесообразно в такой категорической форме, — мягко сказал Бортнев, покосившись на первого заместителя министра. — Это компетенция министерства, и мы не можем навязывать свою точку зрения.
Иван Лукич непонятно усмехнулся и поскреб согнутым пальцем шишковатый нос. Предложение Жебелева отклонили большинством голосов.
— Жаль, что наука меня не поддержала, — сказал после голосования первый заместитель министра. — Я сегодня передал на рассмотрение коллегии материал по вопросу отмены ненужных ограничений по применению металла в строительстве. Я считаю, что товарищ Жебелев правильно и своевременно поставил вопрос.
Вечером, после столь неожиданно закончившегося ученого совета, Лаштин снова брел в одиночестве по осенним улицам. Он думал о совете, о напрасно потраченных деньгах на коньяк «Ереван» и об усатой, тупо соображающей аспирантке, которую ему подсунул старый друг.
Инна Замараева вечером писала письмо в периферийное строительное управление, где красочно и ярко излагала победу, одержанную на ученом совете.
Лешка Утехин планировал встречу с Лидой Ведутой в ближайшую пятницу, а не через две-три недели, как думал днем.
Бортнев и Казеннов сидели под замком в кабинете и конкретизировали проект решения, чтобы максимально приблизить его к той новости, которую сообщил первый заместитель министра.
Утром секретарь принесла почту. Только завидные физические данные позволяли ей выполнять эту ежедневную обязанность. Доставка входящей и исходящей корреспонденции в кабинете директора происходила с нарушением трудового законодательства, запрещающего женщинам переноску тяжестей свыше двадцати пяти килограммов.
— И вот еще, Василий Петрович, — секретарь положила перед Бортневым листок бумаги. — Сам принес…
