обхватив ее руками, и задрожавшим от слез голосом спросил:
— Мама, мамочка, почему ты плачешь?
Нина торопливо вытерла слезы, обняла мальчика:
— Мой сыночек милый. Мама устала с дороги. У нее голова разболелась. — Нина застегнула пуговицу на Генкиной курточке. — Ты хочешь кушать, маленький?
— Нет, мама. Я не хочу кушать.
Успокоенный Генка подбежал к отцу, глаза его блестели радостью.
— Папа, а у меня пистолет есть. И пистоны. Две коробки. Бабушка купила. Идем, покажу!
Он потащил отца в коридор, где стоял чемодан. Баженов внес чемодан в комнату. Генка достал свои сокровища.
— Папа, можно, я во дворе постреляю, а?
Он выбежал из комнаты.
— Алеша, я знаю… Я очень виновата перед тобой, — тихо начала Нина, не поднимая глаз и терзая в руках сумочку. — Я жестоко обошлась с тобой… Мне показалось, что ты меня не любишь, что тебе дороги только твои дела… Я ждала тебя. Ты не приезжал. Я не оправдываюсь, Алеша… Я не ценила твоего отношения ко мне. И только потом я поняла… И вот я вернулась… — Нина помолчала. — Геночка часто о тебе спрашивал, плакал… И вот мы приехали…
Баженов стоял у стола, спиной к жене и складывал бумаги. Руки у него слегка дрожали. Голос Нины, ее слова едва доходили до его рассудка. Ему хотелось закричать на нее, затопать ногами, оскорбить самыми грубыми словами, но он усилием воли сдержал себя. Жена за его спиной тихо всхлипнула.
— Может, обойдешься без слез? — проговорил он глухо, не оборачиваясь.
Нина прижала к глазам кружевной платочек, потом положила его в сумочку.
— Снимай пальто. Потом поговорим, — сквозь зубы выдавил Баженов, взял в руки газету.
Нина сняла шляпку, пальто. Она двигалась бесшумно, исподволь и робко поглядывая на мужа.
Дверь с грохотом распахнулась, Генка с раскрасневшимися щеками влетел в комнату.
— Папа, а я воробья подстрелил! Их много на крыше. Я ка-ак пальнул, он и свалился! Вот. Погляди, папа.
Маленькая пичуга с открытым клювом и скрюченными лапками лежала на ладони мальчика.
— Воробушка кто-то камнем подбил, сыночек.
— Да нет же, папа, я подстрелил!
— Ну, хорошо, хорошо. Ты подстрелил. Ты у меня знаменитый охотник. — Баженов ласково похлопал сына по плечу.
— Папа, я еще постреляю. Можно?
— Можно, дружок.
Генка убежал. Баженов встретился глазами с женой. Она смотрела виновато, как побитая собака, вот-вот поползет. «Видно, солоно ей пришлось у нового «хозяина», — злобно подумал Баженов.
— Я пойду за молоком для Гены, — хмуро обронил Баженов.
— Да, да, — с живостью подхватила Нина. — В поезде он почти ничего не ел. Всю дорогу спрашивал: «Мама, скоро приедем? А папа нас встретит?..» Ах, Леша, меня так мучит раскаяние! Если бы ты знал, как часто я…
Баженов шагнул к двери и с силой захлопнул ее за собой. Нина вздрогнула от неожиданности. Лицо ее приняло злое и торжествующее выражение. Ничего, она потерпит! Он не выгнал ее в первую минуту встречи, у него не хватит характера сделать это потом. Она-то очень хорошо знает своего мужа. Главное, у него нет женщины. Он — один. Она не опоздала приехать.
Нина достала из сумки пудреницу, провела пуховкой по лицу. Она слышала, как хлопнула входная дверь, и подошла к окну. Баженов шел с бидоном по направлению к столовой. Нина тихонько усмехнулась и стала выкладывать вещи из чемодана.
Баженов целый день занимался сыном. Он не хотел и минуты оставаться с женой с глазу на глаз. Она надела свой лучший халат из китайского шелка, надушилась и с книжкой уселась на диван с таким видом, словно она вернулась из Ленинграда, где она гостила и только, но глаза ее следили за мужем, и в них прятался страх. Она изменилась внешне: появились мешки под глазами, морщины у глаз. Баженов боролся с нестерпимым желанием подойти к ней и выплеснуть ей в лицо кипевшую в нем ненависть и отвращение.
Он помогал сыну строить мост и, глядя, как мальчик старательно выбирает из коробки металлические планочки, думал, как он мог столько лет жить с этой женщиной, как мог родиться ребенок от такой матери? Год назад, когда она уехала от него, он плакал от горя, писал ей каждый день, просил вернуться. И даже, когда он узнал о ее связи с Погребицким, он долго не мог выбросить ее из сердца. Сколько душевных сил он потратил на нее! Сейчас он ненавидел ее так же сильно, как тогда любил.
Перед его мысленным взором встал образ Анастасии Васильевны. Он видел ее глаза, строгие, умные, сдержанную улыбку, слышал ее голос, мягкий, грудной. Кончились их вечера, когда он торопился к ней в лесничество, чтобы поделиться своими мыслями и переживаниями. Боже мой, как он был непростительно глуп! Он сам закрывал глаза на ее любовь. Чего он ждал? Ему давно нужно было послать развод жене, давно покончить с его постыдным «семейным счастьем». Баженов бросил злобный взгляд на жену. Его душила желчь. Блудливая кошка! Вчера мурлыкала в постели Погребицкого. Выгнали — прибежала в его дом.
Зазвенели планочки. Генка разрушил «мост». Нина подошла к столу, прижалась щекой к голове сына. Баженов отклонился, чтобы ее одежда не касалась его. Ему были противны запах ее любимых духов, «серебристого ландыша», вид ее здорового и красивого тела…
— Мой мальчик, тебе пора спать. Десятый час.
Ее голос, поза показались Баженову наигранными: раньше она не проявляла столько нежности и любви к сыну.
— Пойдем в постельку, Геночка.
Нина положила руки на плечи сына. Генка мотнул головой, уцепился за край стола, захныкал.
— Я не хочу спать! Я хочу с папой…
— Гена, папа устал. Папе завтра на работу. Ему нужно отдохнуть.
— Не-ет, я хочу с папой! — Генка заплакал.
Баженов привлек к себе сына:
— Ну, хорошо, хорошо, перестань плакать. Большой парнишка, а плачешь, как девчонка.
Баженов своим платком вытер мокрые щеки сына.
— Папа, я хочу с тобой! — тянул Генка.
— Ладно. Еще полчасика, а потом без разговоров в постель. Уговорились?
— Ага! — в заплаканных глазах Генки столько радости… — Папа, ты мне почитаешь «Золотой ключик», а?
Мальчик льнул к отцу, заискивающе заглядывал ему в глаза. Баженов касался руками его стриженой головы, худеньких плеч, все еще не веря, что сын с ним. Как он вырос за время разлуки!
— Ну, давай почитаем. — Баженов посадил сына на колени, раскрыл книжку. — Слушай, дружок. «Давным-давно в городе, на берегу Средиземного моря жил столяр Джузеппе, по прозванию Синий Нос. Однажды ему попало под руку полено, обыкновенное полено для топки очага в зимнее время…»
— А папа Карло смастерил из полена Буратино! — воскликнул