Однако, занимаясь проверкой женщин, он не забывал и обо мне, то и дело бросал на меня подозрительные и как бы грустнеющие взгляды. Взгляды его как бы вопрошали о чем-то. Но о чем?
Вдруг ко мне подошла выходящая из магазина покупательница и, раскрыв сумку, показала содержимое. В пальцах она, если не ошибаюсь, сжимала что-то вроде чека. Она приняла меня за контролера! Так как я ни слова не понимал по-французски, я движением руки направил ее к выходу: «Верю! Идите!»
Она прошла. Я взглянул на настоящего контролера и поймал его взгляд, полный горестного упрека. Только теперь я понял, в чем дело! Мы стояли по обе стороны от выхода из магазина, и он, как и эта женщина, только гораздо раньше, принял меня за второго контролера, вероятно, присланного директором магазина с тем, чтобы впоследствии сменить его или просто проверить его работу. Вот откуда горестные упреки его взглядов.
Время от времени покупательницы подходили то к нему, то ко мне. Я, не заглядывая в сумки, направлял их к выходу. А он добросовестно заглядывал к ним в сумки да еще успевал, оглянувшись, перехватить потенциальных бомбометательниц, входящих в магазин.
Вероятно, женщины, издали заметив неутомительный вариант моей проверки, стали гораздо чаще подходить ко мне. То и дело раздавалось: «Мерси!» на мой жест: «Идите! Идите!».
Я почувствовал, что меня начинает душить смех, тем более, что взгляды старика делались всё более горестно-упрекающими. Между нами шел безмолвный, но достаточно напряженный диалог.
— Значит, я постарел? Хотят заменить меня тобой?
— Откуда я знаю, — безвольно разводил я руками.
— Интересно, в чем я провинился? Я и сейчас работаю лучше тебя.
— Кто его знает, — слегка разводил я руками.
— Я опытный, а ты нет. Вот эту мулатку, которая сейчас прошла мимо тебя, надо было тщательно проверить.
— Ничего особенного у нее не было, — отвечал я взглядом. На это он ответил длинной тирадой.
— С твоей проверкой ты пустишь хозяина по ветру, хотя туда ему и дорога! Если он хочет избавиться от меня, мог бы прямо мне об этом сказать, а не подсылать шпионов!
— Да я здесь от нечего делать! — отвечал я гримасой скучающего бездельника.
— Знаю, знаю, почему ты здесь!
Мы так хорошо друг друга понимали, что я пустился на гасконскую шутку, которую он, к сожалению, не понял. Вернее, понял совершенно превратно.
Как раз в дверь входила арабка. Я властно показал на арабку, он проследил за моим взглядом, но подумал, как впоследствии выяснилось, что я ему показываю на дверь. Потом я ткнул пальцем в него. Потом я ткнул пальцем на покупательниц, выходящих из магазина, и соединяя их с собой, ткнул пальцем на себя. Кажется, яснее не выразишься.
— Вы проверяете бомбисток, — сказал я всеми жестами и взглядами, — а я буду проверять выходящих с покупками! Так дело пойдет быстрее!
Он воспринял только смысл моей руки, показывающей ему на дверь, а все остальное не понял. От возмущения он побагровел и даже, не проверив, пропустил в магазин арабку. Первый раз. Счастливица ничего не поняла.
— Как?! Ты приказываешь мне уходить из магазина?! Ты что, хозяин? Наглец!
— Ради Бога, все остается по-прежнему! — крикнул я ему взглядом и успокоительными движениями обеих рук постарался восстановить мир.
А между тем, покупательницы все чаще ко мне подходили, и он явно ревновал. Я вынул сигарету и, поймав его взгляд, попросил:
— Можно я пока пойду покурю, а вы подежурьте?
Отчасти я этим хотел смягчить ужасное впечатление от своей гасконской шутки, хотя весь ужас ее заключался в том, что он ее превратно понял. С другой стороны, я этим хотел показать ему, что не дорожу своим местом. Во всяком случае — не очень дорожу.
— Идите! Идите! Нечего у меня спрашивать! — сухо ответил он взглядом. Мне показалось, что он перешел на вы в знак полного отчуждения. Я вышел, покурил сигарету, бросил окурок у мрачно завинченной урны и вернулся на свой пост.
Увидев меня, он сам вынул пачку сигарет и показал мне:
— Я тоже пойду покурю, раз уж меня собираются заменять.
— Идите, курите! — энергично кивнул я ему. — Я пока подежурю за вас! Да мы могли бы и вместе пойти покурить! Гори ваш хозяин огнем!
Я подпустил социализма, чтобы угодить ему Но он сурово отстранил мой некоторый порыв последовать за ним. Подпущенный мной социализм, по-моему, он вообще не заметил. Мы стали хуже друг друга понимать.
— Уж ты горевать не будешь, даже если я совсем не приду! — ответил он взглядом и молча удалился.
Женщины проходили мимо меня, уже не раскрывая сумки, а только делая вид, что пытаются раскрыть. Отмашкой я отправлял их в сторону двери, и они, не забыв поблагодарить, удалялись. А некоторые, между прочим, проходили мимо меня и не думая раскрывать сумки и даже не делая вид, что раскрывают. Они, гордячки, просто не замечали меня. Черт его знает, что у них за порядки! Классовое общество!
Две женщины, раскрыв сумки, подошли ко мне. Одна из них по-русски сказала другой:
— Посмотри, чем этот здоровый лоб занимается! Тоже мне работа! А валюту, небось, гребет!
— Дай Бог мне столько здоровья, сколько он имеет от воровок! — мгновенно умозаключила вторая.
— Я работаю бесплатно, — ответил я по-русски с некоторой обидой. Я сказал это, скорее всего, чтобы не давать им распутывать на моих глазах сложный клубок своих отношений с воровками. Та, что сказала про воровок, опустила глаза и больше не вымолвила ни слова. Можно было понять — пристыжена. Но можно было понять и так: скромно остаюсь при своем мнении.
— Ой, извините, — воскликнула первая, — вы эмигрант? Но почему же бесплатно работаете?
— Стажировка, — сказал я. — Проходите!
— Спасибо, — поблагодарила она, закрыв сумку, в которую я даже не заглянул, — дай Бог вам доработаться до заведующего отделом!
— Надеюсь когда-нибудь, — ответил я, — хотя это и нелегко. Конкуренция.
— А конкуренция большая?
— Большая, — сказал я, — вот даже здесь, хоть я и бесплатно работаю, второй контролер терпеть меня не может. — Уйди, — говорит, — чтобы глаза мои тебя не видели!
— Он боится, что вы на его место сядете?.. Вернее, станете?
— Очень боится, — подтвердил я ее правильную догадку.
— А вы вместе начинали работать? — спросила она, что-то соображая.
— Нет, — сознался я, — он раньше. Лет на пятьдесят. Но я же готовлюсь к повышению. Я ему говорю: — Чего ты нервничаешь, старик? Я здесь временно, временно.
— А он что?
— И временно видеть тебя не хочу!
— Какой сердитый, — удивилась она, а потом, посмотрев на свою молчаливую подругу, вспомнила. — Он, конечно, получает с воровок и думает, что вы ждете свой процент! Какой же вы наивный!
— Да не жду я ничего! — воскликнул я голосом человека, уставшего от преследований, — мне сказали: осмотритесь, привыкайте к публике, а потом мы вас возьмем продавцом. Я ведь с образованием приехал…
— А он?
— Какое там образование! — вспылил я. — Церковно-приходская школа! Католическая, конечно.
— А рэкетиры у вас бывают? — неожиданно спросила она, так что я даже слегка растерялся.
— Насчет рэкетиров не знаю, врать не буду, — сказал я, — но бомбисток полно.
— Каких еще бомбисток? — насторожилась она.
— Арабских, конечно, — ответил я, но тут же успокоил ее. — Сегодняшние уже все перехвачены.
Она успокоилась и огляделась.
— Что-то я вашего напарника не вижу?
— Он как раз пошел бомбисток сдавать в полицию.
— Вам даже и за опасность должны были платить! — воскликнула она.
— Стажировка, — напомнил я свой крест, — не положено.
— А как у вас с языком? Понимаете французов?
Опять язык! Видимо, то, что они меня понимают, она не сомневалась. Я снова вспомнил своего старика.
— Психологически да, — сказал я твердо, — а так нет.
Она сильно призадумалась.
— Но потом вам эту бесплатную работу зачтут? — спросила она, переходя на более понятную тему.
— Сомневаюсь, — вздохнул я.
— Я думала только у нас не выплачивают зарплаты. Но у нас хоть обещают, — сказала она и, уходя с подругой, заключила: — Жестокий мир.
А между прочим, после того как старик вышел из магазина, арабки, словно того и дожидались, стали прямо-таки вламываться в дверь. Если старик был недалеко от входа, он не мог их не заметить. Глупо было бы предположить, что он отправился куда-то в поисках незавинченной урны. Так в чем дело?
Я вдруг догадался, что старик пошел ва-банк! Мол, если уж меня выгоняют, пусть арабки взорвут магазин вместе с его посетителями и шпионами!
Довольно эгоистическое решение, подумал я, с некоторым унылым облегчением следя за удаляющейся в глубь магазина последней бомбисткой.
Помещение очень большое, подумал я с надеждой, но и бомбисток ворвалось сколько! Если бы они действовали одновременно, они бы могли бы свалить Эйфелеву башню. Вот и шли бы туда. Я вообще сильно усомнился в правильности моего решения войти в магазин.
