Я вдруг догадался, что старик пошел ва-банк! Мол, если уж меня выгоняют, пусть арабки взорвут магазин вместе с его посетителями и шпионами!
Довольно эгоистическое решение, подумал я, с некоторым унылым облегчением следя за удаляющейся в глубь магазина последней бомбисткой.
Помещение очень большое, подумал я с надеждой, но и бомбисток ворвалось сколько! Если бы они действовали одновременно, они бы могли бы свалить Эйфелеву башню. Вот и шли бы туда. Я вообще сильно усомнился в правильности моего решения войти в магазин.
Но старик оказался героичней, чем я думал. Он вскоре вошел в магазин и с решительностью самосожженца занял свое место. По выражению его лица я понял, что он продолжает дискуссию, может быть, даже подключив к ней и своего хозяина. Я посмотрел на него. Он ответил мне гневным и как бы бесшабашным от отчаянья взглядом:
— Бесстыжий! Еще такой здоровый мужик, а отнимаешь работу у старика!
Я хотел успокоить его взглядом, но тут заметил, что приближаются моя жена и ее приятельница. Жена, увидев меня, радостными восклицаниями давала знать об исключительно удачных покупках.
— Что так долго? — упрекнул я их, когда они подошли.
— Да ты только посмотри, что мы купили! — оживилась жена и стала вытаскивать из сумки и показывать мне свои покупки.
Тускло одобряя покупки, я рассеянно оглядел их. И тут вспомнил своего старика и посмотрел на него.
Лицо его выражало горячечную работу мысли. С одной стороны, я вроде добросовестно, как никогда, проверяю покупки. Но с другой стороны, он начал догадываться, что мы из одной компании. Тем более русская речь.
А ведь до этого мы, хоть и молча, но, по его мнению, говорили по-французски.
Лицо старика начало оживляться светом надежды. И это было прекрасно!
— Так ты не из сукиных сынов моего хозяина?! Не мог же он для этой цели нанять русского да еще с двумя женщинами! — кричал его взгляд.
— Нет, конечно, — ответил я ему улыбкой.
— Постой! Постой! Почему же ты тогда сумки проверял? — спросил он недоумевающим взглядом и даже наклонился к теоретической сумке, а потом, выпрямившись, махнул рукой в сторону двери, явно пародируя мой жест.
— Так они же сами лезли, что я мог сделать? — ответил я взглядом, разведя руками, а потом перевел взгляд на своих женщин: — Я их ждал!
Я хлопнул по плечу жену и не поленился дотянуться до плеча ее приятельницы, почему-то очень удивившейся моему хлопку. Потом я наклонился к сумкам, взял их в руки и как бы готовый направиться к старику, спросил его взглядом:
— Сумки проверять будете?
Старик расхохотался в знак того, что ценит мой юмор. После этого он царственным движением руки направил нас к выходу. Очаровательный старик. Мы вышли из магазина.
Бог сидит на небесном камне и время от времени поглядывает вниз, на Землю, как пастух на свое стадо. Рядом стоит дьявол. Он очень подвижен.
— Ну, смотри, смотри, что получилось из твоего возлюбленного человечества, — насмешливо сказал дьявол Богу. — Всё копошатся!
— Но ведь ты не можешь отрицать, что было величие замысла, — вздохнув, отвечает Бог.
— Во всяком замысле главное — точность, — ехидно заметил дьявол. — Величие замысла — оправдание неудачников.
— А чему ты радуешься? — спросил Бог. — Люди в меня в самом деле недостаточно верят. Но и в тебя мало кто верит.
— Тут-то ты и попался! — обрадовался дьявол. — Я сам ни во что не верю! И люди, даже те, что в меня не верят, в сущности, следуют моей вере.
— Логично, но противно, — сказал Бог. — Истина должна быть красивой, иначе она не истина.
— Вот ты Бог, — продолжал дьявол, — ты ни в чем не сомневаешься, а люди полны сомнений. Страшно далеки вы друг от друга!
— Я сомневаюсь больше всех, — сказал Бог.
— В чем ты сомневаешься? — удивился дьявол.
— Я пока не уверен — слишком рано или слишком поздно я послал на помощь людям своего сына. Или все-таки вовремя? Если не вовремя, значит, я способствовал напрасной гибели своего сына. Об этом думать невыносимо.
— Кто же развеет сомнения Бога? — вкрадчиво спросил дьявол.
— Только люди. Я на них надеюсь, — вздохнул Бог, — больше мне не на кого надеяться.
— Значит, ты нуждаешься в людях?
— Да.
— А они нуждаются в тебе?
— Очень.
— Тогда какая между вами разница?
— Я твердо знаю, что нуждаюсь в них, чтобы оправдать свой замысел и не быть виновным в гибели сына. А они еще не уверены, что нуждаются во мне. Слишком многие не уверены. Вот в чем разница. Надо ждать, ждать, ждать, пока они все не уверятся, что нуждаются во мне.
— Почему ты так переживаешь гибель сына? Ты же его воскресил?
Воскресив его, я воскресил и память его о всех предсмертных муках. Он успокоится только тогда, когда уверится, что муки его были не напрасны.
— Вот ты говоришь: надо ждать, ждать, ждать. А тебе не кажется, что люди могут уничтожить друг друга, пока ты ждешь, что они в тебя поверят?
Такая опасность есть. Но почему ты, дьявол, так обеспокоен этим?
— Мне будет скучно без них. Они развлекают меня… А ты не можешь избавить их от этой опасности?
— В том-то и дело, что не могу. Если бы я мог избавить человечество от самоубийства, я бы давно избавил и отдельных людей от самоубийства.
— Почему ты не можешь остановить самоубийства?
— По условиям моего замысла жизнь, как и добро, — добровольны.
— Чего ты ждешь от людей?
— Ответственности.
— А как же вера?
— Это одно и то же. Ответственный человек, думая, что он не верит в Бога, на самом деле верит, только не знает об этом. И наоборот, безответственный человек, думающий, что он верит в Бога, на самом деле не верит, но не догадывается об этом.
— Как ты относишься к покаянию?
— Это очень серьезно. Любому грешнику надо дать шанс очиститься. Но мне ли не знать, что многие люди каются, чтобы грешить с освеженными силами. Кстати, про ад люди напридумали всякие страшные сказки. Но все на самом деле еще страшней. Ад — это место, где человеку раскрывается со всей ясностью бессмысленность его греховной жизни. Но при этом человек лишается права на покаяние. От этого он испытывает вечные мучения. Его мучения удваиваются еще тем, что он очень хочет, но не может эту правду передать на Землю своим близким, чтобы они потом не испытывали этих мучений.
— Почему бы тебе эту полезную информацию не помочь донести их близким? — спросил дьявол.
— Нельзя, — строго сказал Бог, — тогда они перестанут грешить не из любви к добру, а из страха.
— Признаться тебе, в чем моя сила и в чем моя слабость? — вдруг сказал дьявол.
— Ну!
— Моя слабость в том, — понизил голос дьявол, — только между нами… Моя слабость в том, что я, в конечном итоге, не смог переподличать человека. Все рекорды за ним!
— А в чем твоя сила?
— А сила как раз в том, что, если человек такой, это оправдывает мои игры с ним. Оставь людей! Пусть копошатся! У самих под ногами дерьмо, а сами в космос летают. Бедуин еще поднимает верблюда, а на космодромах уже поднимают космические корабли!
— Да, караван человечества слишком растянулся, — с хозяйской озабоченностью заметил Бог.
— Если верить слухам, которые ты же распространяешь, так говорят, ты умнее всех. Зачем тебе люди?
— Никаких слухов о себе я не распространяю, — возразил Бог. — Это люди научили тебя подхамливать? Что касается разума… Главный признак существования разума — это его повторяемость в других. Уразумить людей — значит убедиться в собственном разуме.
— Люди говорят, что ты иногда вмешиваешься в их дела и наказываешь зло.
— Никогда! Наивные люди думают, что, если зло где-то потерпело крах, значит, это дело моих рук. Случайность. По этой логике получается, что, если зло побеждает, значит, моя рука ослабла. Ни то, ни другое!
Я вложил в людей искру совести и искру разума. Этого достаточно, чтобы весь остальной путь они прошли сами. При всех своих страшных заблуждениях они, в конце концов, исполнят мой замысел, если будут раздувать в себе искру совести и искру разума.
Но если они этого не смогут сделать сами, вот тогда я спущусь к ним и припомню им судьбу своего сына! Многим будет нехорошо!
— Значит, ты никогда не вмешиваешься в дела людей?
— С тех пор, как послал к ним сына, — никогда! — отвечал Бог. — Если бы я по своей воле их поправлял, это нарушило бы чистоту моего замысла. Другое дело, что некоторые чуткие люди, предугадывая мое неодобрение, сами себя поправляют. И это хорошо.
— А в незапамятные времена ты вмешивался в дела людей? — спросил дьявол.
— Изредка, — отвечал Бог, подумав. — Помнится, мне понравились скандинавы. И я направил Гольфстрим вокруг Скандинавии, чтобы они от холода не впали в слабоумие. И они оправдали мои надежды.
