Милош Форман - Призраки Гойи

Лоренсо Касамаресу недавно исполнился тридцать один год. Он родился в одной из глухих деревень Мурсии. Лоренсо, четвертый ребенок в бедной крестьянской семье, провел детство среди полей, бегая босиком даже зимой, собирал несжатые колоски, дикие плоды и сгребал конский навоз маленькой деревянной лопаткой. Мальчик ловил рыбу в речушках голыми руками и охотился на птиц из рогатки. Когда наступала пора урожая, он воровал инжир и виноград. Раза два-три воришка попался, и его отхлестали крапивой. Так Лоренсо, едва появившись на свет, узнал, насколько тяжелой может быть жизнь в этом мире.

Ему также известно, что существует другая жизнь, и лишь она одна представляет ценность.

Когда мальчику исполнилось семь, его заметил местный священник, с которым тот порой препирался на обязательной пятничной исповеди. Священник, пораженный не по годам развитым живым умом Лоренсо, его неистощимым интересом к таинствам веры и врожденной религиозностью, изыскал способ отправить девятилетнего парнишку в духовную семинарию, чтобы тот получил бесплатное образование. Семья Лоренсо с радостью согласилась, восприняв это как редкое в ту пору благо. К тому же одним едоком стало меньше.

Юный Лоренсо, трудолюбивый, очень способный и крайне набожный, но при этом шалун и задира, быстро научился читать и писать, наверстав два года. Он работал тайком по ночам, при свече, и молил Бога дать ему сил для борьбы с недосыпанием.

В тринадцать лет подросток, помимо кастильского языка, довольно неплохо владел латынью и даже усвоил азы греческого. Учение было его страстью. Каждый день перед ним открывался дотоле неведомой мир знаний, мирских и духовных. Это была область, где Лоренсо мог чувствовать себя на равных с учениками из других сословий, детьми купцов и даже мелкопоместных дворян, заносчивыми, но большей частью не блиставшими талантами тугодумами, не способными учиться. Это равенство в области премудрости казалось крестьянскому сыну даром Божьим.

В шестнадцать лет юноша уже сочинял стихи на латыни и читал наизусть псалмы. Он пользовался популярностью у товарищей по учебе, был заводилой и возбуждал у них зависть. Они не раз доносили на Лоренсо, жалуясь на его грубость и заносчивость. Он же неизменно ловко выкручивался. Он был лучшим почти по всем предметам.

В положенное время Лоренсо принял постриг. Он испытывал непреодолимое влечение к богословию. Эта наука открывала безграничные горизонты для его ума, который обнаруживал в ней, наряду со святыми, ангелами и архангелами, неожиданные умозаключения, небесные иерархии и бесконечные миры, тем более волнующие, что они оставались для него незримыми и непостижимыми.

Поскольку Лоренсо больше всего заботила чистота веры, его определили к доминиканцам, в монашеский орден, главным предназначением которого являлась борьба со всевозможными отклонениями и ересями. Из-за легендарной злобности этих монахов их окрестили на латыни domini canes, псами господними, что представляло собой игру слов.

Юноша провел у доминиканцев период послушничества, а в 1779 году отправился в Рим с группой испанских монахов. Папа римский удостоил их личной аудиенции, продолжавшейся около двух часов. Папа говорил им о праведном королевстве, во славу которого им надлежало трудиться, а также защищать его, и заявил, что Испания — самый надежный оплот истины. Он дважды назвал доминиканцев «воинами Христовыми». Эти слова произвели сильное впечатление на Лоренсо, который перед лицом первого из христиан, наместника Бога на земле, вспомнил о своем босоногом детстве.

Когда Касамаресу исполнилось двадцать четыре года, один из наставников молодого монаха предложил принять его в Конгрегацию в защиту вероучения. Иначе говоря, в инквизицию.

Лоренсо тотчас же туда приняли.

Инквизиция была учреждена в 1231 году папой Григорием IX. Вверенная доминиканцам, она, согласно секретному предписанию, была призвана следить за строгим соблюдением римско-католической догмы.

Первым папой, использовавшим в начале XIII века инквизиторские методы в борьбе с альбигойцами, был Иннокентий III.

К концу XVIII века инквизиция, в рядах которой оказался Лоренсо, уже стала пережитком. Суровый, мрачный и даже грозный образ, который она являла собой двумя столетиями раньше, потускнел и утратил свою силу. В этот период Испания по-прежнему остается традиционной католической монархией, которой не коснулась протестантская Реформация. Регулярные исповеди и пасхальные причастия обязательны по меньшей мере раз в год, и каждый житель страны должен получить свидетельство о причастии, что нередко способствует процветанию в городах черного рынка индульгенций.

Как и прежде, члены инквизиции могут без предупреждения входить в любой дом, даже в жилища иностранцев. Они ищут брошюры, иконы и запрещенные книги, изданные за границей. Лоренсо быстро обучили этому искусству, и он умеет находить наиболее распространенные тайники.

Испания пытается противостоять, по крайней мере официальным путем, проникновению в страну новых идей, попадающих сюда из Северной Европы и в первую очередь из Франции. Произведения, слывущие опасными и вредными, запрещены властями под угрозой штрафа или даже тюремного заключения. Книги Вольтера, Юма, Руссо и Монтескье объявлены вне закона.

Несмотря на эти меры предосторожности, в образе мыслей и нравах произошли некоторые перемены. Ясные и поразительные речи философов, являющие собой новую логику мышления, призыв к прогрессу и разуму наперекор произволу власти, преодолевают преграду Пиренеев в мешках контрабандистов. В подкладках шляп, продававшихся в Кадисе, были обнаружены подстрекательские листовки, в которых говорилось о падении Бастилии. Близ испанских берегов моряки бросают в воду революционные обращения, а также декларацию прав человека, запечатанные в железные ящики, которые держатся на поверхности благодаря пробкам, привязанным к проволоке. Остается только заметить их и вытащить. Это происходит ночью, при свете фонарей.

Некоторые из подобных посланий добираются до Барселоны и Мадрида. Лоренсо и другие монахи-сыщики находили их в матрацах, под плиточным полом и за стенными перекрытиями. Идеи распространяются, как чума. Эту заразу очень трудно уничтожить. Она практически неискоренима.

Испанцы бывали в Париже и в Лондоне. Они наблюдали, прислушались, читали. Даже в Мадриде, где выходят несколько умеренно-сатирических газет под названием «Эль Пенсадор»[1] и «Эль Сензор»[2], иногда можно купить разрешение читать книги, изъятые из обращения. У любопытства своя цена.

Весь цвет общества — аристократы, купцы, политические деятели, художники и писатели — живо интересуется европейским брожением умов, которое кажется неотразимо притягательным. Этих людей называют ilustrados либо, в шутку, alumbrados, то есть просвещенными, просветленными. Среди них встречаются даже масоны, которые ведут себя довольно сдержанно. В худшем случае этих современных вольнодумцев именуют afrancesados, то есть, офранцузившимися, духовно порабощенными соседней страной, чьи идеи, как и мода, весьма заразительны.

Эти люди понимают, что любая монархия, сколь бы незыблемой она ни казалась, должна идти в ногу со временем. Однако им трудно выразить свое мнение, тем более во всеуслышание.

Между тем в 1788 году, умирает король Карлос III, правивший почти тридцать лет и снискавший славу «просвещенного деспота». Это один из Бурбонов, подписавший с Францией, дабы положить конец непрерывным многовековым войнам, так называемый «семейный договор», впрочем, повлекший за собой разорительную Семилетнюю войну.

Испанский король, человек строгих правил, но ценитель искусства, не препятствовал духовному развитию. Он старался не опираться слишком явно на духовенство и инквизицию. Карлос III поселился в изящном современном королевском дворце во французском стиле, возвышающемся над Мансанаресом и совершенно не похожем на мрачные крепости былых времен. Он был приверженцем урбанизации и превратил Мадрид, до сих пор производивший впечатление убогого и захолустного городка, едва ли не деревни, не отвечавшего масштабам испанской империи, в большую, красивую столицу.

В конце XVIII века это по-прежнему империя гигантских размеров. Из поколения в поколение передается известная присказка: «Во владениях испанского короля никогда не заходит солнце». Эта фраза по-прежнему справедлива, даже после того, как от империи отделились Фландрия, Португалия, Австрия и испанская часть Италии. В золотой век, двумя столетиями раньше, под испанской властью, то есть под властью испанского короля, более или менее непосредственно находилась четверть населения земли. Ныне эта цифра уже не столь велика. Притом, невзирая на усилия Карлоса III, Испания отстала в общественной и экономической сферах. Людские взоры устремляются скорее в сторону Англии, Берлина и Франции. Самые смелые даже поглядывают на молодые Соединенные Штаты Америки, чья недавно обретенная независимость и республиканская конституция рискуют вызвать мятежный зуд у других народов Нового Света. Это начинает внушать беспокойство старым монархиям: а вдруг республика перемахнет через океан?