В этой, третьей книге Юрия Миролюбова показаны особенности Православного христианства, как их видел в детстве автор. Читатель, вероятно, заметит, что автор не чувствует принципиальной разницы между языческим религиозным мировоззрением и христианским. Такое отношение полностью соответствует действительной религиозной жизни русских людей, в которой старые религиозные представления занимают такое же важное место, как и новопринятое христианство и из обоих возникает гармоничное целое. Эта целостность характерна для Православия. И в этом основная разница между Восточной и Западной Церквами.
Читатель найдет в этой книге очень много примеров того, как верования старины вошли в христианское учение и в церковные обряды, а также — как они истолковывались в применении к христианству.
Следует ясно подчеркнуть, что Юрий Миролюбов, как верующий христианин и сын священника, никогда не ставил свое уважение к старым традициям как нечто противоположное христианству, или как критику на него.
Пасха — праздник весны, на нашей родине приобретал такое же всеобъемлющее значение, как праздник ведийцев, славивших возвращение Индры после того, как зима уходила, и первые побеги священной травы — Сомы,[2] выглянув на свет, начинали тянуться к небу. К этим праздникам ведийцы готовились задолго, уже с зимнего солнцестояния. Они готовили лучшие одежды, украшали свои жилища зелеными ветками, насыпая на землю зеленую траву и, в знак цветения, дарили друг другу крашенки. Главным украшением служил первый ягненок, приготовленный в этот день, как и блюдо, состоявшее из творога с медом. День этот был днем всеобщей радости, и встречные обнимали друг друга, целовали и посыпали одежды цветными порошками — красным, синим, зеленым — в знак начала цветения.
Даже земля перед входом во временные жилища ведийцев посыпалась разноцветными порошками (крашеная рисовая мука), а некоторые даже расписывали узорами самое землю, на подобие ковров. Последний обычай уцелел еще и до сего дня в Индии. Если на Руси не все эти обычаи наших пращуров-ведийцев соблюдались, то многие из них имели место на Пасху, как крашенки, агнец и творог с медом (сырная пасха), другие на Троицу — зеленое клечево, сено на земле, на полах и даже во дворе (на Днепре), а самый пасхальный ягненок носил имя Сурьи (Сурия ведийцев — вешнее солнце), и ягненок таким образом был символом солнца, огня, Весны.
Ведийцы вкладывали в вешние праздники значение любви Индры (солнца) к людям, а также спасение их через Любовь, ибо Агнец-Ягни, Агни, значил в то же время и Любовь. Ту же идею принесло нам и христианство. Поэтому и празднование Пасхи на Руси имело особый, торжественный характер, говоривший о древнейшем происхождении этих дней. Как древние Ведийцы, постившиеся 7 недель перед праздниками Вешнего Индры, православные русские люди тоже готовились молитвами и постом к дню Воскресения Христова, к весеннему пробуждению природы. Православие в его русском выражении, оказалось связанным с циклами «от зерна к зерну», «от весны до весны», от «вешнего до осеннего Вестника Солнца, Всадника Ашвина[3]». И, оттого что православные обычаи совпадают с этими циклами,[4] из них возникла особая красота, равной которой нет ни в одной форме христианства. Вестник Солнца, Всадник Ашвин[5] — Святой Юрий,[6] открывает Весну и закрывает Осень. После него — зимние праздники Рождение Света (Коляда), или летнего солнцестояния (Купало). Оба они обозначают начало тепла, или конец тепла. Человек живет ими. Потому-то и праздник Пасхи на Руси приобретает такое торжественное, всеобъемлющее значение.[7] Религия одухотворяла материю существования, она была энергией этой[8] материи. Христос — символ Бога в Человеке, был в то же время символом Вечной Любви. Пасха, таким образом, была для русского человека праздником Возрождения Всемирной Любви, днем одухотворения, победы любви над материальной смертью, торжеством полного света («Света от Света, Бога Истины от Бога Истины») и торжеством из торжеств. «Ветхий Адам», испив «пива нового не от[9] камене неплодна Чудодеемого», становился Человеком, обретшим Спасение. Древний ведиец в эти дни пил первого свежего Сому[10] (Сома — род вина[11]), ибо была новая трава, из которой этот напиток изготовляли жрецы. Причащение ведийцев Сомой[12] равносильно православному говению к Пасхе, и, таким образом, оно вело к тому же очищению от грехов и к торжеству Возрождения.
Ведическое крашенное в пурпур-гаранс[13] яйцо, или наше «красное яичко» — один и тот же символ Красоты Возрождения Жизни через Любовь. Наши далекие пращуры-ведийцы имели религию, какую иначе как «пре-христианством» назвать невозможно. Эту религию русский человек сохранил и воплотил в обычаях старины, a Православное Христианство дало лишь догматическое и моральное утверждение этой религии, выражаемое иными словами.
Русское Возрождение не за горами! Оно близко, и когда оно возникнет, оно станет нашим народным Весенним Праздником, нашей Пасхой.
ВСЕ ПРИЗНАКИ К ЭТОМУ УЖЕ НАЛИЦО.
Будем же ждать. Да победит Любовь всякую смерть и да даст нам Вечную Жизнь!
Христос Воскресе!
В классе не хотелось слушать урок. Вася Поляков, младший наш, делал резной, разноцветный фонарик и тщательно вырезал в нем крестики, сердечки, голубков. Кто не вырезал этих фонариков в наше время! Да и найти, пожалуй, такого нехристя нельзя было, чтоб не знал, как из картона вырезают. И, Боже Ты мой, что за раздолье в душе, коли звонок! Старик Мартъяныч, сверхсрочный отставной солдат, «казарменная косточка», как говорит про него с почтением швейцар, звенит колокольчиком изо всех сил. И он знает, что в окнах снег виден, что на дворе морозит слегка, что завтра РОСПУСК по домам! Эх, слово-то какое. Недаром самый завалящий ученик наш, Микола, так и звали, на задней парте сидел, «на Камчатке», и тот всеми цветами вывел на бумаге: «РОСПУСК!» Тут и елки, тут и железная дорога, со сторожкой, и стоит баба с девочкой, закутавшись в тулуп, башлык, в рукавицах, флажок держит, а на нем тоже написано — РОСПУСК!
Звонок отзвенел, его трели рассеялись в углах коридора. Учитель встал, дежурный прочел молитву, «Достойно есть». Учитель обернулся к нам: «Ну, дети, не увижу вас на Рождестве. Поздравляю заранее! Поздравляю с Новым Годом! Дай вам Бог счастья, здоровья, веселья на святках!» — «Также и вас, Иван Иванович!» Грянули всем классом: «Дай Бог здоровья!» Учитель взял журнал и добавил с улыбкой: «Подарков не привозить!» Однако, всякий из нас знал, что всем нашим учителям и наставникам надо что-либо привезти. Вася Поляков побежал в коридор. Я остался смотреть на его фонарик. Чисто сделал мальчуган! Везде — красная, зеленая, синяя бумага наклеена, в середине место для свечки, чтоб из церкви, под рождество домой нести. В классе шум, гам, беготня, веселая суета. Вошел длинноусый инспектор, Тихон Петрович. «Дети, тише! Сейчас получит дежурный талоны на дорогу. Надо написать имя, фамилию и станцию, получите скидку». Уже его нет, а вместо него вбежал вихрастый дежурный с кипой длинных бумажек. «Все сюда!» — крикнул он. Его обступили и каждый стал брать по листику. Взял и я. Васи все нет. «Дай для Полякова!» — кричу. «Поляков не едет, — ответил дежурный, — у него мама тяжело больна». — «Боже мой, Вася не едет на Рождество!.. Вася! Вася! Разве ты не едешь?» — «Нет, папа прислал телеграмму, чтоб оставался… Мама больна». — «А хочешь, поедем к нам?» — «Я… я не знаю… Как Тихон Петрович…» Но я уже не слышу, бегу стремглав за Тихон Петровичем: «Тих… Тихон Петр… ович! Как же Поляков не поедет?.. А он к нам может поехать?» — «К вам? А родители согласятся?» — «Ну как же, Тихон Петрович, они могут не согласиться?» — «Ну тогда скажи дежурному, а Вася пусть придет, деньги получить». Лечу обратно: «Вася, Васенька! Поедем, дорогой! У нас хорошо… Мама такие пирожки делает!.. М-мм! Оближешься!» Вася молчит, он растроган, у него слезы на глазах. «Ну, Васенька, разве можно плакать? А то и я заплачу!»
Дежурный пишет два талона до станции Каяла. Еще минута, и — звонок на молебен перед отъездом. Идем все в нашу домовую церковку. Там отец Михаил служит. Хороший священник! Помолившись, идем обедать, а после обеда, съев борщ с гречневой кашей, жареную рыбу и яблоко, вышли в коридор. Явился снова Тихон Петрович. «Дети, одевайтесь! Сейчас уезжать!» Боже мой, до чего суматоха, крик, беготня, все катятся по лестницам в гардеробную, тащут чемоданы, завязывают друг другу башлыки сзади, помогают, толкаются, и вот, все ринулись через парадное крыльцо. Там уже извозчики с санями. «Сюды, барчуки! По пятеро на сани! Клади чамайданы! А сюды корзинки». Вмиг мы уже на санях. «Прощайте, Тихон Петрович! Дай Бог вам счастливо Рождество провести! С Новым Годом!»
