Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Если хочешь найти себе друга, говори поэту, что он написал прекрасные стихи, знай наизусть его лучшие строки, в хорошем смысле сравнивай его с классиками, обозначай его место в русской поэзии. Порой достаточно сказать ему: «Я открываю твои книги, начинаю читать, и со страниц на меня, как свежий воздух, — дыхание подлинно русского слова!»
Если же хочешь найти себе лютого врага, поступай так же, как литературовед Лещинский по отношению к поэту Артосову во время их совместной поездки на Цейлон.
Что и говорить, поездка была шикарная. В кои-то веки где-то в экзотических широтах проводился фестиваль поэзии, и целая русская делегация была на него приглашена. Мало того, в Коломбо вышла краткая антология современных наших поэтов в переводе на цейлонский язык. Хоть и не кирпич, а всё равно, приятно. И вот, несколько человек из включённых в антологию, приехали на фестиваль поэзии в Шри Ланку. Артосов попал туда по той причине, что недавно получил премию имени Фета, или, как цинично выражались поэты, не получавшие эту премию, стал фетюком.
С Лещинским он дружил давно, когда-то они даже несколько лет работали в редакции одного журнала, но потом судьбы у них сложились по-разному. Вадим Лещинский защитил кандидатскую по Тютчеву, потом и докторскую, опять-таки, по Тютчеву, стал важным, солидным, работал в Институте мировой литературы, преподавал в ряде вузов, единственного сына женил на дочери высокопоставленного чиновника в правительстве Лужкова и в последние несколько лет постоянно ездил за границу. Любимой его присказкой отныне было: «Всякий раз, приезжая в Италию…» или: «Всякий раз, приезжая в Испанию…» Ещё он говорил: «Творческому человеку надо обязательно каждый год бывать во Франции весной и осенью». Или: «Вот пропасть! Хотелось ещё месячишко спокойно поработать в Венеции, так нет же, затащили на этот пошлый конгресс в Данию!»
Валерий Артосов никаких диссертаций не защищал. В конце горбачёвских восьмидесятых, когда вышло постановление о работе с молодыми литераторами, у него подряд вышли два поэтических сборника — «Простор» и «Топоры». Жизнь тогда жарко дышала ему в лицо многими обещаниями, и они с Асей решили завести второго ребёночка. Артосов мечтал, что после Ирки родится мальчик, но получилась опять девка, которую назвали Ариадной, и отец звал их так:
— Ириша! Ариша!
Потом времена стали худые, семью кормить нечем, а родить сына всё равно хотелось. Уже в последние годы Ельцина поэт Артосов научился подрабатывать халтурой, купил себе компьютер, скачивал из Интернета информацию и составлял сборники типа «Учёные шутят», «Сквозь полотна великих живописцев» или «Вековые традиции кофе». Снова появились деньжата, и, наконец, родился сынок, к Ирише и Арише добавился Гриша. Но, увы, и халтурные книжки не приносили достаточного дохода, чтобы тащить семью, по городским меркам многодетную. Стихов Артосов писал гораздо меньше, чем в молодости, и после «Топоров» лишь спустя пятнадцать лет выпустил очередной сборник «Утраты».
А тут вдруг — премия Фета. По деньгам не великая, а всё же… И пригласили на Цейлон. Ася, которая от безденежья давно уж стала печальная, вдруг сказала:
— И никаких разговоров! Подумать только: Цейлон! Шут с ними, с деньгами на билеты! Поезжай, Валерочка, умоляю! Будет, что вспомнить, и нам будешь рассказывать. Да и детям гордость: нашего папу на Цейлон приглашали.
Артосов заключил ещё два договора с издательствами, выпросил авансы и дал деньги организаторам на закупку авиабилетов. Всё остальное, кроме самолёта, оплачивала принимающая сторона. За границу он ехал впервые.
— Италия, Франция, Англия… Всё это уже стало пóшло, — говорил он весело Лещинскому, сидя рядом с ним в самолёте и попивая купленную в шереметьевском duty-free текилу. — Никакой поэзии. Я оттого за границу и не ездил. А вот на Цейлон — моё почтение!
— Признаться, к своему стыду, я на Цейлоне ещё ни разу не был. А надо бы, всё-таки, Чехов, Бунин… — по-профессорски мурлыкал Лещинский. — А насчёт Италии и Франции, это ты, Валер, туфту гонишь. Старушка Англия — согласен, объездить её стоит, но мотаться туда постоянно — увольте. Италия и Франция — другое дело. Там целый мир. Прилечу с Цейлона, поеду во Флоренцию. Правда, они, сволочи, хамить мне стали в последнее время. Заказали тут статью «Женщины в поэзии Тютчева» и говорят: «Желательно в течение полутора-двух месяцев». Извините, но я учёный, я не могу так с бухты-барахты, как некоторые. Мне надо основательно посидеть, поработать. Полгода минимум. Так они, черти, заказ отозвали!
— «Женщины в поэзии Тютчева»? — изумился Артосов. — Да я бы за пару дней написал. Подумаешь, тема!
— Ну так это ты… — снисходительно сощурился крупный литературовед, отхлёбывая ирландского виски. — Нравишься ты мне, Валерка. Своей неиссякаемой непосредственностью. А что за две очаровательные девушки, которые летят с нами?
— Сам не знаю, — пожал плечами Артосов и повернулся к Цекавому, организатору поездки, сидящему справа у иллюминатора и слегка задремавшему. — Сергей Андреич, вот Вадим Болеславич спрашивает, что за девушки с нами?
— А, уже раскатали губы! — сбросил с себя дремоту Цекавый. — Та, что помоложе, Виктория Хитрова, поэтесса из Ленинграда, только что получила там премию городского правительства. Вторая — Татьяна Проломова, недавно издала свой первый сборник стихов. Очень слабенький. Но на деньги её мужа мы будем в следующем году принимать ответную делегацию цейлонцев. Так что, не теряйтесь, жена миллионера, газового туза…
В составе делегации кроме Цекавого, Лещинского, Артосова и двух очаровательных девушек в Коломбо прилетели: престарелый, но ещё игривый, московский поэт Алексей Днестров; молодой, но очень мрачный, самарский поэт Игорь Хворин; и переводчица всемирной поэзии Лидия Леонидова, давно уже не способная волновать мужчин своей внешностью.
Как же радостно, когда тебе всюду вешают на шею гирлянды душистых розовых и белых цветов! Сходишь с трапа самолёта — гирлянда, выходишь из здания аэропорта — гирлянда, входишь в гостиницу — опять гирлянда!..
В гостинице довольно высокого разряда селились по двое — Цекавый с Хвориным, Лещинский с Артосовым, Хитрова с Леонидовой, и только Днестров и жена миллионера получили отдельные апартаменты, что сильно огорчило Лещинского:
— Честно говоря, я уже отвык от подобного, — возмущался он. — В Европе, если ты селишься в одном номере с другим мужчиной, это могут неправильно истолковать. Я, между прочим, литературовед с мировым именем. Ну ладно, эта газовая куколка, ей муж, должно быть, обеспечил отдельные номера. А кто такой, собственно говоря, Лёша Днестров? За границей его мало знают. Да и у нас в России. Тройка песен на его стихи? Эти песни никто не поёт и давно уже позабыли.
В первый день их возили на обзорную экскурсию по Коломбо. В Москве ноябрь, холодрыга. А здесь светило солнышко, но жарищи не было. Говорилось о том, что на Цейлоне всегда одинаковая температура — двадцать пять градусов, и зимой, и летом, и осенью, и весной, а потому остров считается прообразом библейского рая. В национальном музее даже показывали восковые фигуры Адама и Евы с чертами местных жителей, уверяя, что наши прародители были по национальности цейлонцы. Артосов при этом обратил внимание, что у жены газового туза искренний и обаятельный смех, а поэтесса из города на Неве нервозна и подобные заявления цейлонцев воспринимает в штыки. Впрочем, сколько она ни фыркала, а вечером во время торжественного обеда в Российском культурном центре эта Виктория Хитрова прочитала свежеиспечённые с пылу с жару строки:
Хвала Аполлону!
Я иду по Цейлону,
Здесь когда-то был рай.
Себя чувствую Евой,
Непознанной девой.
Эй, Адам! Не зевай!
Мои чувства поймите:
Здесь погода — не Питер,
Воздух — мёда струя!
В этой сонной лагуне
Были Чехов и Бунин,
А теперь, вот, и я.
— А что, неплохо, — рассмеялась сидящая рядом с Артосовым жена миллионера. — Завидую. Мне нужно, чтобы много времени прошло, прежде чем отложатся впечатления, и я смогу что-то сочинить. А она — пожалуйста. И такая лёгкость в строке.
— Стишата к ужину, — проворчал Лещинский.
— Да ладно тебе! Отдыхаем же! — сказал ему Артосов. И весь вечер он легко ухаживал за Татьяной. Не потому, что Цекавый сказал «не теряйтесь», а просто ему нравилась её улыбка. И она уже была не Татьяна, а Таня.
