Владимир Марченко - Растёрзанные желания

Валентина решила, и сегодня не отдыхать. Приняла инвентарь. Завхоз долго устанавливал ржавый мангал, который зимовал за складом. Пожилая и худая, как щепка, Людмила Степановна Кузнецова, заведующая пищеблоком, улыбалась морщинистым лицом, обещала помогать. Выдала под роспись весы, разовые тарелки, банки со специями. …Валентина помнит тот день до мельчайших подробностей. Отпечатался в памяти, как самое первое сентября.

– Будет прибыль. Организую помощницу. Пристроим к бару павильон. Купим гриль и оборудование. Пока потерпи.

Она училась у завхоза, у армянина дяди Бори. Читала книги.

– Шашлык – самая древняя еда. Первое блюдо, которое освоил человек. …Денежки считай. В долг никому не давай. – Советовал поддатый завхоз Мазницын. Его смуглое лицо наводило на мысль, что он закоптился у костра и не хочет отмываться.

– Золотое дно, Валя, – говорила белокудрая пампушечка, Зоя-буфетчица из бара. – Попроси завхоза, чтобы настрогал деревянных шпажек. Как только мясо сжарится, надевай и мне давай сигнал, чтобы я знала, сколько у тебя заготовок. Деньги буду брать я, а жарить – ты. И развешивать. Потом поделюсь с тобой излишками. Не обязательно ровно сто граммов нанизывать. Не бойся, дурочка. Лаваш режь на порции. Не дрожи. Стульчик имей. Не стой лишнего. Ноги не казённые. Береги. Мне только сорок, а я уже получила увеличенные вены. Варикоз.

В первые дни много было шума. Не хотели ждать, не хотели оплачивать. Пьяные дядьки совали деньги, забывали брать сдачу. Кто понаглей, хватали шампуры, бросая купюры на весы. Валентина бегала в бар, просила Зою отбить чеки. Женщина желтозубо сверкала ртом, говорила медовым шепотом:

– Простота ты моя. Бери. Это твоё. Ко мне не бегай больше. Братишкам купи к школе кроссовки. Сама в чём ходишь? Золушка одевалась лучше. Кофту сбрось. Фигура у тя – будь здоров, Клавка Шифер позавидует. А что мордуленция топором тёсана, так это поправимо. Ресницы свои белёсые покрась. У свиньи краше. Брови нарисуй. Их не видать вовсе. Ни одного платья нет нормального. Тебе замуж выходить. Оденься мало-мальски. Сначала мужики смотрят на одежду, а потом лишь, – что под одеждой. Скоро зима. Нам тут пахать, подруга, и на морозе придётся. Веришь в павильон? Наивная. У тебя руки за неделю обветрили. Крем купи. …Научишься обвешивать, собачиться. Я не с луны упала в этот бар. Только не пей. Будут в рот лить, не пей. Я ж такая была, как ты. Подмяли, задавили. Поверила одному подлецу, потом другому. Не верь никому. И мне тоже не верь. Плохая, когда выпью. Помни. У тебя цель. Иди к ней. Нельзя тебе задерживаться надолго. Это пока здесь тихо. Подожди. Девчатки будут наезжать, обслуживать крутых парней. Картишки, наркотики, драки. Всё это будет. Скоро. Знаю.

Как-то утром увидела Валя, взъерошенную сороку. Птица едва сидела на ветке и оправляла помятые перья. Одно перо торчало из крыла. Она не могла его определить на прежнее место. Сорока слетела и села на спинку скамейки. Вале показалось, птица голодна. Её грустный вид вызвал жалость. Девушка бросила ей кусочек жилы с мясом. Сорока боком отскочила, но, взглянув на девушку блестящим глазом, подобрала мясо и взлетела на сосну. Валя продолжала работать, нанизывая холодное мясо на шампуры. Трещал костёр, плюясь искрами. Приплыл на своей кособокой лодке завхоз. Он проверял сети со сторожем, появившемся на базе недавно.

– Валюня, сооруди нам по палочке. Продрогли, – ласково попросил мавр Мазницын. На противоположном берегу ахнули два выстрела. Высокий парень понёс на кухню тяжёлый, пахнущий тиной, мокрый мешок, в котором трепетали от страха рыбины. Валя слышала, как они судорожно шлёпали друг друга хвостами. Сторож поставил на столик два стакана с водкой, подложил в костёр поленья. Завхоз снял половину мяса с двух шампуров и начал насыпать в мангал угли.

– Беда, дева. Нету древесного. Чо делать будем зимой? Намёрзнешься. Нашёл в одном месте. Так цену заломили не вышепчешь. Ты в своём павильоне задубеешь. Надо утеплять. Хоть гипсокартоном. – Завхоз и сторож в два приёма высосали содержимое стаканов. Заговорили. Ушли. Валя начала заполнять мангал шампурами. Как привидения появились отдыхающие. Красные изжёванные опухлые лица. Запах смердящего перегара. Непроизвольные стоны – вздохи. Наливала быстро пиво, подавала разовые тарелочки с жареным мясом. Пришёл с чеком завхоз. Валя подала и ему тарелочку.

– Васька придёт позже. Он начал яму копать, чтобы уголь выжечь. Говорит, что умеет. Ловкий, гад. Всё знает. Его бы на «Поле чудес». Обо всём судит со своей колокольни. Глухонемой, а грамотный…

Отдыхающие разбрелись по озёрному берегу, поросшему желтеющими камышами. Латунные сосны чёрные у комлей глухо шумели вершинами. От воды потянуло холодом. Пронзительно и требовательно застрекотала сорока. Пробежалась под столиками. Подобрав кусок лаваша, улетела к домикам, которые зачем-то называли палатами, где жили и поживали в одиночку и парами горожане.

У селян деревни Круглые Копанцы не было времени отдыхать. Копали картошку, убирали овощи, солили и мариновали огурцы и помидоры. Грибы настырно пошли слоями. Сыроежки и рыжики, грузди и белые всходили и зрели с большой скоростью. Вале иногда удавалось выбежать за территорию базы отдыха, нарезать ведро, а то и пакет. Она пыталась сушить белые, а сыроежки отваривала и мариновала с укропом и специями. Возила домой с мясными косточками, которые хранила в холодильной камере. Два раза приходил Виктор, молча помогал жечь уголь. Иногда рассказывал, как идёт работа у девушек. Они стали часто ссориться из-за денег. Виктор отрешённо смотрел на огонь. Вале казалось, что хочет важное сказать ей, но стесняется. Её тяготила его тупая нерешительность и мальчишеская трусость.

Наступали с озера глухие туманные сумерки. Загорались на танцплощадке разноцветные лампочки. На базе отдыха начиналась другая жизнь. Музыка разрывала туман над озером, колотилась меж сосен. Валька обречённо шла с Виктором домой по сумрачному лесу, высматривала на обочине грибы. Молчание было тягостным и тоскливым. Только у калитки, передавая, сумку с банками, проговорил:

– Ты бы, Валя, вернулась в цех. Так всё было у нас хорошо. Зачем ты ушла?

– Сама жалею, – ответила резко Лебедева. – Теперь поздно. Зарплата хорошая. Надо мальчишек в школу собрать.

– Я тебе помогать стану. Ты поступишь в институт. Верю.

Виктор поспешно ушел. Валя горько смотрела ему вслед. Братья встретили шумно, и она за этой радостью забывала грустное виноватое лицо Виктора. Деньги обесценивались на глазах. Валя в один из выходных решила поехать в город и купить пальто к школе мальчикам. Она планировала справить и себе обновку, но денег едва хватило только на два сиротских по цене пальто. Всё подорожало. По её подсчётам денег должно было быть больше. Но факт остался фактом. Поплакав, купила погодкам Толе и Коле по мороженому. Валя догадалась, что мама нашла её копилку и брала на свои неотложные нужды. Самогон стоил недорого, но у мамы были подруги. Мама, мама. Тебе тяжело. Но и мне трудно. Придётся деньги прятать где-нибудь в бане или в летней кухне. Это же не порядок, если родная мать ворует у дочери трудный заработок.

Придёт зима. У меня старое пальто, у меня худые сапоги. Ничего не скопила на учёбу. И не смогу накопить. Не смогу… Валя тяжело вздыхала. Она думала, как ей поступить с зарплатой. Придётся ездить в город и обменивать рубли на валюту, которая не падает, а растёт.

Мальчишки были довольны. Они ели грибы с жареной картошкой и вспоминали поездку в город. Мама набычилась. Она полусидела на крыльце. Её голова не держалась. Валя затеяла стирку. Но не обнаружила стиральной машинки. «Украли. Доча, кто-то стыбзил. Теперь вот… Буду я стирать в корыте. Кому понадобилась старая машинка».

Мальчишки переглянулись. Толя сказал:

– Мама, ты же её отдала дяде Ивану. Он тебя угостил водкой.

– Он ремонтировал… В ремонт сдала, – сказала очень поспешно мама.

– Мама, ты же её продала, – сказал Коля.

– Не может такого быть, дети. Мама не обманывает вас. Машинка наша в ре-мон-те. Скоро мы её заберём. Дочка, он отремонтирует, и мы пойдём забирать машинку нашу. Как ты получишь деньги, так мы и заплатим за ремонт. Какая ты у меня заботливая. Пальтишки красивые и цвет не маркий. Надо было брать на размер больше, чтоб на другую зиму хватило. Они растут быстро. Пальты будут малые им.

Сорока прилетала часто. Она не боялась Валю. Усаживалась на ближнюю скамейку и ждала, когда обратит на неё внимание и бросит кусочек мяса. Один раз даже пыталась украсть ломоть лаваша. Лебедева пристыдила сороку.

– Исповадила ты её, – ворчал нехотя Мазницын. Мужчины смеялись, а дети подкармливали птицу. Родители поощряли их, говоря, что птиц нужно жалеть.