Данил Гурьянов
Змея на морозе
Вообще-то я девушка неспешная, даже медлительная и потому, честно признаться, просто не знаю с чего начать. Так… Ну ладно, представьте, что вы лежите на кровати в плохо отапливаемой комнате общежития и, держа перед глазами тетрадь с лекциями, из часа в час зубрите учебный материал, состоящий примерно из таких предложений: «Процесс фагоцитоза усиливают опсонины — антитела, которые, связываясь с микроорганизмами, облегчают захват и переваривание фагоцитами».
Представили? Если нет, то тогда вообразите, что сейчас вам нужно бросить все, что вы хотите делать, и необходимо весь день учить лекции про какой-то фагоцитоз, его гранулоциты, тканевые макрофаги и другие столь сердито названные явления. Вам сало тоскливо? Не беспокойтесь, сейчас пройдет, ведь это мне нужно завтра сдавать экзамен по инфекционным болезням, а вовсе не вам. Я учусь на медицинском факультете, следу семейной традиции, и с каждой сессией все больше убеждаюсь в том, что к медицине у меня душа не лежит. О моих способностях к изучению этой всеобъемлющей науки вы можете судить хотя бы по тому факту, что за весь сегодняшний день я не запомнила ничего из того, что учила. Я не запомнила, потому что не встретила ничего интересного и приятного для меня. Единственное, что действительно привлекло мое внимание, так это имя одной вирусихи — Кластридия Ботулиднэ. Звучит как у итальянской аристократки, правда? Я сразу пропиталась симпатией к этой вирусихе, но, когда стала читать про нее дальше, обнаружила, что за этой привлекательностью, оказывается, скрывается настоящая крыса. Как бы хотелось никогда не обманываться и не испытывать такую страшную вещь как разочарование.
Я не хочу становиться врачом, потому что никогда не научусь кого-либо лечить, мне это не дано. Но на то, чтобы бросить учебу, пойти против воли родных мне не хватает смелости. Таким образом мне остается только пополнить в будущем ряды остервеневших от нелюбимой работы хамов, ведущих численное наступление на действительно благородных представителей благородной профессии. Но я не хочу! Не хочу быть занесенной жизнью во враги хороших людей…
Все из-за нехватки смелости, да, да! Вот была бы смелая, пришла бы к родителям и сказала: «Не буду здесь учиться!» и перестала бы страдать. Потом пришла бы к Сереже и сказала: «Я люблю тебя!» и тоже стало бы легче.
Ну вот. Сорвалась. Все, теперь мои мысли будут только о Сереже, а не о каких-то там кластридиях и мукрофугах. Все, теперь учить я дальше не смогу, потому что вернулся хозяин моих мыслей, выгнал как пьяных гостей все медицинские термины из моей головы и, оставшись со мной наедине, сказал: «Наслаждайся только мной».
Наслаждаться в мыслях тем, что не имеешь больно. Но если очень сильно хочешь это получить, то все равно приятно. Приятно, как мазохисту, когда его ударяют. А еще точнее это чувство можно сравнить с тем ощущением, которое возникает, когда внезапно прижмешь языком болящий зуб, причиняя ему дополнительную боль, такую щекочущую и захватывающую одновременно.
Сережа встречается с Дашкой из нашей группы. Дашка — настоящая сволочь, но тем не менее они давно вместе и поэтому Сережа, конечно же, не бросит ее ради меня, я это отлично понимаю. Поэтому я не хочу признаваться ему в любви, ведь все равно не получу награды за это, а лишь брошу новую монетку в его копилку мужского тщеславия. Но носить все чувства в себе слишком тяжело…
Что мне делать? Признаться, потешить его самолюбие и вряд ли что обрести или остаться наедине с собственной гордостью, такой величественной и одинокой, словно башня на равнине?
Эти мысли растолкали меня и заставили вскочить с койки. Я подошла к окну, на улице уже было темно. С высоты восьмого этажа я посмотрела на уменьшенные деревья, фонари и снова содрогнулась от уродливой диспропорции. По крайней мере для меня, выросшей в деревне, на земле, это вызывает именно такое определение.
Что за удивительное свойство в моей жизни: попадать не туда, куда надо? Я бы хотела жить в уютном деревенском домике, в местности, где вечное лето, заниматься приусадебным хозяйством и все это делать вместе с Сережей… Вместо этого я передвигаюсь по отнятому у высоты пространству, под названием восьмой этаж, где находится маленькая комната, идентичная по размерам тем комнатам, что ниже и выше, мое пристанище безжалостно атакуется зимним холодом, здесь я изучаю медицину, хотя при виде одной крови падаю в обморок, а соседствую я в своей комнате с высокомерной девицей, которая почти каждое утро начинает с бритья подмышек у зеркала.
Сегодня я читала гороскопы (выяснила день рождения Сережи и хотела узнать, подходим ли мы друг другу) и там вычитала, что люди, родившиеся в год змеи, особенно счастливы, если появились на свет в жаркий день. Я родилась в жаркий день и, как истинная змея, обожаю тепло, но оказалась я в атмосфере сковывающей и безжалостной как мороз. Мороз парализует и убивает змею, моя жизнь делает со мной то же самое.
Не хочу учить, страдать, думать, не могу больше! Надо ложиться спать. Моя соседка по комнате еще не пришла, значит, когда припрется ночью будет тут греметь и разбудит меня. Я завела будильник на пять утра. Когда проснулась, повторю немного, а потом пойду пораньше на экзамен, чтобы занять очередь. У нас считается более престижным заходить на экзамен в первой пятерке и потому, ранним утром, еще до открытия корпуса, у входа в него собирается группка взвинченных студентов. Я тоже хочу побыстрее избавиться от этого экзамена и потому пойду с утра.
Я спала очень тревожно и в четыре утра открыла глаза. Та-а-ак… Близится час. Бодрости не было, хотелось спать, я закрыла глаза, но испуганный мозг все не хотел отключаться, снова и снова что-то беспокойно спрашивало меня.
Я бестолково валялась в постели до тех пор, пока не поняла, что сейчас опоздаю занять очередь. Я вскочила с кровати, где-то в животе леденяще жег страх. Почему я так боюсь экзамена? Может, одна из причин в том, что я не уверена в своих знаниях? Ведь все страхи от неуверенности… От этакой коррозии мироощущения.
Входная дверь общежития хлопнула, и я оказалась на засыпанном за ночь снегом крыльце. На улице было по-утренне темно; мороз, увидев во мне очередную жертву, подбежал ко мне и залепил колючую пощечину во все лицо. Мое лицо сковало от этой неожиданной подлости, а в ноздрях при каждом вздохе стало въедливо щипать. Я вся внутренне сжалась, напряглась и упрямо пошла в университет по скрипящему снегу. Темнота, мороз и ветер окружили меня, наслаждаясь своим превосходством над такой песчинкой, как я. Я пошла более короткой дорогой, через дворы соседних многоэтажек. Там еще не было прохожих, а ведущая в гору дорожка была скользкой и я, рассчитывая только на свои силы при ее преодолении, вдруг как никогда остро почувствовала свое одиночество. «Но ведь я же одна!» — что-то с неожиданным надрывом закричало внутри меня, будто только что осознав это. «Конечно, одна!» — с мрачным садизмом подтвердила я самой себе, преувеличив все свои горести изо всех сил, наслаждаясь этим и безжалостно раздавив остаток надежды как окурок.
Я подскользнулась и забалансировала, подпрыгнула, дернулась. «Я одна! — с отчаяньем забилось в голове после этого. — Мне никто не поможет, все надежды только на саму себя. Но как справиться со всем одной, если окружающий мир не подпитывает тебя? Не подпитывает так же, как мороз не может подпитывать змею…»
А может, окружающий мир и не должен подпитывать, ведь он всегда есть борьба. А подпитывает только внутренний мир. Он может сохранить духовность человека, но он не всегда может помочь выжить…
Постепенно мороз, мой ярый враг, добился-таки того, что я выкинула все философские мысли из головы, потому что я так замерзла, что просто считала шаги до своего корпуса.
Кто-то дернул меня сзади за куртку. Я обернулась. Инка. Голова укутана платком, сверху капюшон длинной дубленки, из которой симметрично торчат пуховые перчатки и сапоги — все замуровано, только раскрасневшийся кругляш лица не прикрыт, ведь это обложка книги с кратким анонсом на ней. Пускай не у всех эти анонсы правдивы, зато они привлекают покупателей.
— Все что ль выучила? — насуплено спросила Инка, глядя на меня исподлобья, потому что дул ветер.
— Смеешься? Все, что учила забыла, а ты?
— Ничего не знаю. А, не сдам, так не сдам. Три дня на одной валерьянке сижу, да на черта мне это надо? Эдик сказал, что устроит меня в свой магазин — там два «тампакса» в день продашь, деньги получишь и никакого образования не надо. Нет, Наташ, ну за фигом это образование нужно? Сейчас врачам не платят, думаешь, потом что ли будут?
— Ну, может, еще все настроится…
— Да уж, в нашей стране! Хотя, если только где-то после нашей смерти! — Она хохотнула, а потом поежилась: — Ну этот мороз еще идиотский, до чего все надоело!
