Александр Проханов - Скорость тьмы

Там были тяжелые окаменелые раковины, скрученные, как бараньи рога, и в той сердцевине, где пульсировал розовый влажный моллюск, теперь был холодный камень. В горячем песке встречались кремневые топоры, гладкие, янтарно-желтые, и если приставить острие к виску, то кровь испуганно звенела, и висок начинало ломить. Обнаруживались глиняные лепные осколки, черные от копоти, с незатейливым, из крохотных лунок, узором, — остатки горшков, в которых варилось мясо лосей и оленей, всплывала в кипятке рыбья, с белыми глазами, башка. На розовых валунах, поросших пестрыми мхами, угадывался странный рисунок, напоминавший ветвистый крест или выбитое на камне кольцо.

Люди, селившиеся, на берегах рек и озер, рубили избы из красного леса, долбили лодки из дубов, точили идолов из лип и кленов, ставя их на открытых высотах. Иных идолов обмазывали разноцветной глиной, других покрывали шкурами убитых медведей, третьих венчали кипами полевых цветов и речных кувшинок. Люди звались молодеями, а река, где стояли их селенья, и земля, которой владел луговой и лесной народ, звалась Молодой. Река Молода, вместе с соседней Шексной, впадала в Волгу, и молодеи ссорились с соседями из-за рыбьих нерестилищ и охотничьих угодий. Но часто брали у соседей невест, и тогда опивались на пирах медовой брагой, устилая пьяными телами дворы и деревенские улицы.

В Волгу по Молоде шли лебяжьего вида челны, украшенные варяжскими щитами, а из Волги в Молоду поднимались круглобокие ладьи расторопных хазарских купцов. Молодеи выкатывали на берег баклаги с медом, выносили комья липкого жирного воска, раскладывали куньи и лисьи меха. В свои терема и курные избы уносили восточные шелка и бусы цветного стекла, серебряные украшения и стальное оружие.

Обо всем этом можно было узнать в краеведческом музее города Рябинска, обращенного старинными окнами на Волгу, если следовать за женщиной-экскурсоводом. За ее утомленным красивым лицом и шалью, небрежно наброшенной на зябкие плечи.

В Молоду из южных днепровских степей, из солнечного города Киева донеслась туманная весть. Там объявился светлый и добрый Бог, которому поклонился сам Великий Князь, его братья и родичи, дружина и отроки. Бог был превыше всех, известных прежде богов, любил людей, исцелял от болезней и бесплодия. Бог был схвачен волхвами, прибит гвоздями к дереву и вознесся на небо, светя оттуда, как солнце, давая жизнь хлебному злаку, лесному зверю и человеку, забирая людей после смерти в свое небесное царство. Эту весть принес в Молоду седовласый странник, облаченный в черные ризы. Он показывал молодеям доску с лицом прекрасного бога. Учил целовать доску, касаясь пальцами лба, пупка и обоих плеч. Забирался на высоты и валил на землю идолов, срывая с них венки и шкуры. Волхвы, сберегавшие капища, напали на странника, изрубили в щепки доску с нарисованным богом, а разрушителя капищ кинули в Молоду, привязав к ногами камни.

Из Ростова явился в землю молодеев отряд княжеских воинов в доспехах и шлемах, с саблями и пиками. Двинулся по деревням и посадам, разрушая капища, сгоняя народ в реку, где служители в золотых облачениях лили на людей воду, заставляли целовать крест, поднимали над головами доску с нарисованным добрым богом. Волхвы сговорили народ, напали на всадников, кололи их медвежьими рогатинами, валили дубинами. Схватки шли по Шексне и Молоде, до самого Белого озера, где волхвов загнали в овраг. Одних посекли саблями, других повязали веревками. Казнили лютой смертью. Жгли железом, взрезали животы, вырывали языки. Народ смотрел на казнь волхвов. Доску с нарисованным добрым богом обносили вокруг места казни. Связали плоты, поставили колья, посадили на колья волхвов и спустили вниз по Молоде. Плоты с воздетыми на колья волхвами плыли мимо селений. За плотами в воде колыхались деревянные идолы, оставляли кровавый след.

Женщина-экскурсовод хрупкой указкой касалась места на карте, где были казнены последние два волхва. Она была стройной, высокой, с бледным красивым лицом. Ее тонкий нос казался гордым и чуть надменным. Серые большие глаза смотрели удивленно и беззащитно, будто она владела каким-то незримым богатством, на которое многие могли посягнуть, и она была не в силах его сберечь. Ее лоб был высокий, с едва различимой морщинкой, в которой скопилось пережитое страдание. В губах сохранилась свежесть, но в уголках рта таились разочарование и горечь. Вокруг головы лежала толстая каштановая коса, делавшая ее слегка театральной, словно она явилась из пьесы Чехова. Это впечатление усиливала теплая, с кистями шаль, в которую она куталась, словно не могла согреться. Ее голос был искренний и взволнованный, хотя она вела не первую в своей жизни экскурсию, и ей приходилось много раз пересказывать историю молодеев.

В этой истории был эпизод, связанный с нашествием на Русь Батыя. Хан с ордой разорял Киев, палил Рязань и Москву. Один из конных отрядов хана устремился по замерзшим рекам на север, в страну Молодею. Местный князь Юрий обратился к соседним князьям, прося на подмогу войско. Князья отказали, и Юрий с малой дружиной принял бой. Сеча была неравной, дружина была побита. Князя Юрия сразила татарская стрела, и ему отсекли голову. Когда на место побоища прибыл ростовский епископ Кирилл, он нашел в снегах тело князя и лежащую рядом отсеченную голову. В голове приподнялись заиндевелые ресницы, открылись плачущие глаза, и губы прошептали одно только слово: «Русь».

Экскурсовода звали Ольга Дмитриевна Глебова. Год, как она приехала в Рябинск и поступила на крохотную зарплату в музей. Она водила экскурсии. Ездила в экспедиции по окрестным селам, собирая сельскую утварь. Составляла каталог экспонатов, хранившихся в музейном запаснике. Была необщительной с коллегами. О ней мало, что знали. Только то, что она вернулась в Россию из Парижа, где, то ли училась в Сорбонне, то ли пела в кабаре.

Она прекрасно владела русской историей, и коллеги часто обращались к ней за помощью. Женщины старались с ней сдружиться, мужчины пытались ухаживать, но она никого не подпускала близко, и ее оставили в покое.

Теперь она вела по музею небольшую группу приехавших в Рябинск туристов, показывая им иконы из окрестных, несохранившихся монастырей, портреты дворян, привезенные из разоренных усадеб. Ее рассказ был о земле Молоде, которая некогда славилась на всю Россию своими хлебными ярмарками, сырными фабриками и маслобойнями. Гульбой бурлаков, протащивших по Волге груженые хлебом баркасы. Плотниками, ставившими в селах высокие пятистенные избы. Резчиками, украшавшими окна кружевными, невиданной красоты наличниками. Каменщиками, возводившими стройные, утонченные колокольни, с которых в заливные луга плыли певучие утренние звоны, и косцы, отложив мокрые косы, набожно крестили потные лбы. В липовых аллеях белели дворянские усадьбы, и среди помещиков были такие, что прославились морскими странствиями, военными победами и учеными свершениями. Иные же снискали литературную славу. Водились среди именитых помещиков и такие, что носили фамилию Глебовы.

Ольга Дмитриевна указывала экскурсантам на фотографию столетней давности, где чинно восседали представители всех молодских сословий, — дворяне в офицерских мундирах, купцы с окладистыми бородами, духовенство в рясах, чиновники в форменных фуражках. Все серьезные, с одинаковым выражением лиц, запечатлевших неповторимое русское время, которое вот-вот должно было оборваться. Остановилось и слабо звенело на самом краю, перед бездной.

Молоду не обошла гражданская война. Хлебные поборы комиссаров, их хрустящие кожанки, черные бородки и жгучие пенсне, бесцеремонно появлявшиеся на крестьянских подворьях, в храмах и в палатах городского Головы, вызвали недовольство народа. Отставные офицеры организовали отряд, вовлекали в него чиновников и вернувшихся с войны солдат, назвали отряд «народной армией» и повели наступление на Ярославль. «Красные» части ЧК, состоявшие из латышей и китайцев, разгромили «народную армию», взяли в плен офицеров и в Рябинске, на набережной, перед зданием хлебной биржи, расстреляли пленных, сбрасывая их в Волгу. В здании хлебной биржи размещался теперь музей, и из окон, мимо которых вела экскурсию Ольга Дмитриевна, была видна серая, апрельская Волга, кромка набережной, на которой когда-то перед расстрелом, стояли офицеры.

— Но, простите, я изучал карту, — спросил один из экскурсантов, которому нравилась печальная и красивая женщина, и который хотел обратить на себя ее внимание, — Но я не нашел на ней города Молоды. Не могли бы объяснить это недоразумение?

— Мы как раз подошли к разделу экспозиции, который объясняет это недоразумение. — Ольга Дмитриевна, кутаясь в шаль, остановилась перед большой фотографией, где множество людей катило тачки, замахивалось кирками, облепило муравьиным покровом кручи. И среди этого слипшегося многолюдья, облаченного в картузы и робы, выделялись стражники с винтовками наперевес. — Мы узнаем сейчас историю Рябинского моря, поглотившего страну Молоду.