Она открыла дверь, спустилась по лестнице и постучалась в спальню матери. Лори вошла и увидела, что мать сидит перед трюмо и красит ресницы тушью, готовясь надеть ту самую шляпку. Волосы, только что тщательно уложенные парикмахером, завитками обрамляли ее лицо. Мать выглядела очень хорошенькой. Глядя в зеркало, она встретилась с Лори глазами. Потом развернулась на своем пуфе и долгим взглядом посмотрела на младшую дочь. Дрогнувшим голосом мать сказала:
— Дорогая, ты выглядишь потрясающе.
Лори улыбнулась.
— Ты на это не рассчитывала?
— Ну что ты! Просто я внезапно ощутила прилив материнских чувств. Я очень тобой горжусь!
Лори наклонилась ее поцеловать.
— Я оделась слишком рано, — сказала она. Потом добавила: — Ты тоже потрясающе выглядишь. А шляпка просто очаровательна.
Мать взяла ее за руку.
— Лори…
Лори выдернула руку.
— Только не спрашивай, в порядке ли я. И не говори про деда.
— Дорогая, я все понимаю. Мы все по нему скучаем. У всех в душе огромная пустота. Он должен был быть с нами сегодня, а его нет. Но ради Джейн, ради Эндрю, ради самого деда мы не должны горевать. Жизнь продолжается — он не хотел бы, чтобы что-нибудь испортило этот день.
Лори сказала:
— Я не собираюсь ничего портить.
— Тебе сейчас тяжелее всех. Мы это знаем…
— Я не хочу об этом говорить.
Лори спустилась в гостиную. Там все было готово к свадебному приему. Комната казалась странной, незнакомой. Но дело было не в доме, не в изменившейся гостиной, заставленной букетами и накрытыми столами. Дело было в ней самой. В том, как невесомо сидело на ней платье, как охватывали ноги изящные туфельки, как мерзла шея, привыкшая к теплой волне закрывавших ее волос. Все изменилось. Она знала, что ничего не будет так, как прежде. Возможно, то было начало взрослой жизни. Наверное, постарев, она будет вспоминать этот день и думать: Тогда-то все и началось. В тот день я перестала быть ребенком, поняла, что ничего не длится вечно.
С букетом в руках она прошла сквозь распахнутые стеклянные двери и присела на стул на террасе, выходившей в сад. На лужайке стояли накрытые столы, над ними, словно гигантские цветки, нависали зонты от солнца, отбрасывая на траву свои черные тени. Сад полого спускался к берегу бухты. Над живой изгородью из фуксии вздымались в небо мачты рыбацких шхун, виднелся конек крыши дедова дома. Она размышляла о времени, жалея, что его нельзя повернуть вспять. Нельзя снова стать двенадцатилетней, побежать в шортах и кедах с полотенцем через плечо к дому деда, позвать его в их ежедневную экспедицию по пляжу. Прыгнуть в местный поезд и доехать до ближайшего городка, где дед запасался табаком и бритвенными лезвиями, а Лори покупал мороженое в вафельном стаканчике и они сидели на волноломе в лучах закатного солнца, наблюдая за рыбаками.
К дому с главной дороги свернула машина. Лори услышала, как прошелестели по гравию шины, хлопнула дверца. Она подумала, что это очередная доставка к свадьбе, а может, явился приглашенный в последний момент бармен или почтальон принес поздравительную телеграмму. Однако тут распахнулась парадная дверь и послышался мужской голос: «Есть кто дома?» — и Лори поняла, что прибыл друг жениха, Уильям Боскаван.
Он был последним, кого она сейчас хотела бы видеть. Лори застыла на месте, немая и неподвижная, словно тень. Она слышала, как он прошел через холл, приоткрыл дверь на кухню.
— Есть тут кто-нибудь?
Стараясь ступать как можно тише, она спустилась по ступеням в залитый солнцем сад и побежала по лужайке. Ветер подхватил ее длинные юбки; воздушная ткань облепила ноги, подошвы туфелек слегка скользили по влажной траве. Она добралась до калитки в живой изгороди из фуксии; никто ее не окликнул. Лори закрыла калитку и побежала по тропинке к дому деда.
Дверь была не заперта. Ее никогда не запирали. Лори вдохнула запах кедрового дерева, табака и лавровишневой воды, которой дед обычно смачивал волосы. Стены узкого коридора были увешаны фотографиями судов, которыми командовал старик. Взгляд ее упал на гигантский гонг из храма в Бирме, потом на рога антилопы-гну, подстреленной дедом в Южной Африке. Она вошла в гостиную — пол там был покрыт протертым персидским ковром, на нем стояли разномастные кожаные кресла. В доме было очень тепло; муха с жужжанием пыталась пробиться сквозь закрытое окно на другом конце гостиной. Лори прошла через комнату и распахнула фрамугу. В душную комнату хлынул поток морского воздуха. Лори вышла на веранду и услышала, как волны разбиваются о волнолом; вода в бухте была синее неба и вся переливалась солнечными бликами.
Внезапно она ощутила сильную усталость, словно прошла много миль. Рядом с телескопом стояло дедово кресло. Она села, осторожно расправив юбки, чтобы не измять тонкую ткань. Потом откинулась на спинку и закрыла глаза.
Постепенно слух начал различать в дневном шуме отдельные звуки: гул моторов на шоссе, мерный плеск волн, крики чаек. Она подумала, как здорово было бы просидеть здесь весь день в одиночестве… не ходить на свадьбу, ни с кем не говорить…
Где-то открылась дверь. Сквозняк пробежал по дому, всколыхнулись на окнах тяжелые гардины. Лори открыла глаза, но не пошевелилась.
Дверь закрылась и до ее слуха донеслись осторожные шаги. В следующий момент на веранду вышел Уильям. Он встал перед Лори, глядя на нее сверху вниз. Несмотря на некоторую неловкость, она не могла не признаться себе, что в костюме друга жениха, с белой гвоздикой в петлице, он выглядел сногсшибательно. Белизна воротничка подчеркивала загар, черные волосы гармонировали с темным пиджаком, ботинки были начищены до блеска. Он не был красавцем, однако мужественность, улыбка, сверкающие голубые глаза делали Уильяма настолько привлекательным, что глаз нельзя было отвести.
— Здравствуй, Лори, — поздоровался он.
— Что ты тут делаешь? — спросила она в ответ. — Разве ты не должен оказывать Эндрю моральную поддержку и следить, чтобы он вовремя приехал в церковь?
Уильям улыбнулся.
— Эндрю и так прекрасно себя чувствует, — сообщил он. Потом вернулся в дом и через минуту вышел оттуда со стулом, который поставил напротив ее кресла, и уселся лицом к Лори, вытянув вперед длинные ноги и засунув руки в карманы брюк. — Разве что беспокоится о конфетти в чемодане новобрачной. Он прислал меня забрать багаж Джейн и спрятать его в какой-нибудь неприметной машине. Эндрю сказал, что ничего не имеет против консервных банок, привязанных к бамперу, и даже копченой селедки под капотом, но резко возражает против конфетти, рассыпанного по полу в номере гостиницы.
— Ты виделся с Джейн?
— Нет, но ваш отец вынес мне ее чемоданы. Тут-то он и заметил, что тебя нигде нет, но одна из официанток видела, как ты прошла через сад, вот я и отправился следом. Просто чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
— Все в порядке, — сказала Лори.
— Ты же не собираешься не явиться на свадьбу?
— Конечно нет, — ледяным тоном ответила она. — А тебе разве не надо возвращаться к Эндрю, пока тот совсем не запаниковал?
Уильям посмотрел на часы.
— Пока нет. У меня есть еще как минимум десять минут. — Он потянулся и огляделся вокруг. — Здесь просто здорово. Словно на капитанском мостике корабля.
Лори снова откинулась назад в своем кресле.
— А ты знаешь, — спросила она, — что тут не всегда была бухта? Давным-давно здесь проходил глубокий канал — больше чем на милю в глубь побережья. Приплывали финикийцы, дожидались прилива и заходили в него; они везли на своих кораблях специи, и дамасскую сталь, и всякие средиземноморские сокровища. Груз вытаскивали на берег, товары выменивали, и корабли отправлялись назад, в долгое и опасное плавание, по самый планширь нагруженные корнуоллским оловом. Это было примерно две тысячи лет назад. Только представь себе — две тысячи лет! — Она посмотрела на Уильяма. — Ты знал?
— Да, — ответил он. — Но мне все равно интересно было послушать.
— Очень приятно думать о таком, да?
— Да. Это помогает правильно смотреть на многие вещи.
Лори сказала:
— Мне рассказал дед.
— Я так и понял.
— Я очень по нему скучаю! — внезапно вырвалось у нее.
— Я знаю. Думаю, все мы скучаем по нему. Это был прекрасный человек. И прожил он прекрасную жизнь.
Она и представить себе не могла, что такой человек, как Уильям, будет скучать по старому адмиралу. Она посмотрела на него с неожиданным любопытством и подумала: Я ведь совсем его не знаю. Это было не то же самое, что разговаривать со случайным попутчиком в поезде. С ним ей было легко.
— Дело не в том, что мы проводили много времени вместе. В последнее время я вообще редко бывала дома. Но в детстве я постоянно крутилась тут. Я не могу поверить, что он никогда сюда не вернется.
