И вторил ему р. Моше и сказал: как сел я в повозку, отправляясь в Святую Землю, встретил меня Лукавый и спросил: куда ты идешь? Сказал я ему: в Землю Израиля. Сказал он мне: сиди-ка ты лучше спокойно и служи Господу, как прочие хозяева, пока не настанет и твой черед взойти вместе со всем народом Израиля.
Сказал я ему: а когда я дом продавал, не ты ли мне нашептывал: запрашивай, мол, побольше, ты, мол, в Святую Землю едешь, а сейчас, когда я дом продал, ты хочешь мне отсоветовать ехать. Нет, нечего мне тебя слушать.
Вторя ему, сказал р. Моше: как сел я в повозку, чтоб ехать в Святую Землю, подошел ко мне Смутитель и говорит: старик, в твои-то лета хочешь еще пуститься в разъезды и промотать все заработанное в поте лица. Сказал я ему: расчетлив ты, но и я умею счесть прибыли и убытки от исполнения заповеди.
Вторя ему, сказал р. Шмуэль Иосеф, сын р. Шалома Мордхая Левита: как собрался я в Святую Землю, подошел ко мне Совратитель и спросил: куда это ты собрался? Сказал я ему: в Землю Израиля. Говорит он мне: зачем тебе туда стремиться, много дополнительных заповедей нужно исполнять еврею в Земле Израиля. Неужто ты уже все заповеди здесь исполнил, что в Святую Землю понадобилось? Готов я побиться об заклад, тебе еще осталось немало заповедей исполнить и вне ее. Сказал я ему: да не ты ли, мол, приходил как-то к одному праведнику и просил его: «Исполняй, мол, все заповеди и заветы, только такой-то заповеди не исполняй»? Помнишь, какой ответ он тебе дал, праведник этот? Сказал он: раз ты просишь, то я все заветы нарушу, лишь бы эту заповедь исполнить, как положено. И вмиг оставил меня Совратитель.
Сказал р. Иегуда Мендель Угодник: со мной Нечистому не пришлось долго возиться, потому что мы с ним живем, как соседи добрые. Как пришло мне в голову взойти на Землю Израиля, сказал я себе: чего это люди боятся взойти на Землю Израиля? Неужто нечего там есть-пить, неужто там люди не как мы? Так нет, кто живет тут, может жить и там, ведь не ангелам небесным дана Земля Израиля в вотчину, а нам, грешным. Раз так, то почему бы и мне не поехать? Как услышал это Нечистый, так сразу и отстал от меня.
Сказал р. Песах-казначей: именно это и я сказал жене своей, Цирль. Сказал я ей: ты что думаешь, Цирль, что в Земле Израиля только руины да кущи? АН нет, и там дома стоят, и там не на святой воде[96] кашу варят. Сказал Лейбуш — мясник: если так, то почему носятся с этой Землей Израиля, как дурни с писаной торбой? Сказал р. Алтер-резник: чтоб в домах тех не грешили. Вздохнул р. Иосеф Меир и сказал: хулой обернулось бы дело, коль дома те были — лишь то, что око видит.
И снова сидели сердечные и толковали о Лукавом, что старается отговорить сынов Израиля от поездки в Святую Землю, потому что вступивший на Землю Израиля получает новую душу. Блажен, кто взошел и сподобился жить в Святой Земле, горе тому, кто взошел, но не сподобился, ибо вкруг Земли Израиля стоят ангелы и не пускают недостойных, как рассказал нам р. Шмуэль Иосеф,[97] сын р. Шалома Мордхая Левита. Речь идет о двух старцах, что ехали-ехали и доехали до границы Земли Израильской. В ночи услыхали жители радостный возглас с одной стороны и горестный — с другой. Глянули и увидели: стоит собрание ангелов с арфами и гуслями и вводят одного старца в Страну Израиля с превеликими почестями и гимны пред ним поют, а далее шайка бесов тащит с позором другого старца. Спросили их: Бога ради, почему вы этому дудите, а этого — срамите? Ответило собрание ангелов: этот сподобился взойти на Святую Землю, вот мы и провожаем его туда, ликуя. Ответила шайка бесов: а этот не сподобился взойти, а взошел, вот мы и выкидываем его оттуда.
Спросил р. Моше у р. Шмуэля Иосефа, сына р. Шалома Мордхая Левита: может, ведомо тебе, почему не сподобился р. Авраам — обрезатель крайней плоти поехать с нами в Святую Землю? Ведь он — человек достойный и богобоязненный и добродей, и заветы исполняет, особенно завет обрезания, через который и Земля Израиля была нам завещана. Сказал р. Шмуэль Иосеф, сын р. Шалома Мордхая Левита: за то, что самого праотца Авраама утрудил и понудил Страну Израиля покинуть, за то и наказан, потому и нет ему удела в Земле Израиля. А дело было так: однажды разгулялись школяры в городке, и весь Израиль попрятался по домам и погребам, а р. Авраам пошел совершить обрезание, отец же младенца был убит при этом буйстве. Пришел р. Авраам, но не нашел ни стула — присесть, ни мужа — младенца подержать. Сказал: да неужто я могу и обрезать и держать младенца? Глянул в окно и видит: идет по улице старик со скамеечкой в руках. Постучал он ему по стеклу и поманил пальцем. Вошел старик, уселся на скамеечку и положил младенца себе на колени. Обрезал р. Авраам младенца и благословил Возлюбившего дитя еще во чреве матери. А после благословения старик исчез. И все были уверены, что Илия[98] — ангел Завета явился ему, а на самом деле это был праотец Авраам, что явил ласку потомку, вступающему в завет его.
Все семь небес омрачились, и луна и звезды укрылись. Воздух на свете мокрый, и вкус его как вкус соли. Весь мир безмолвствует, кроме морских волн, что целуются себе во мраке. Встали артельщики и пошли почивать. Луна закатывается, и звезды заходят, и планиды уходят себе.
Плывет себе ладья, а Господь расстилает тьму перед светом и свет передо тьмой и наводит ветер и движет ладью. С каждым днем светило крепчает, так что глазу больно, а ночью каждая звезда сияет, как месяц, и волны морские плещутся и бьются, искорки-светлячки блестят в них, а на них парит платочек, как ладья среди морей, а на платочке сидит человек, и лик его обращен к Востоку. И вал морской не топит его, и гад морской не норовит пожрать, и птица-летица летает и порхает и кружится над ним.
Сколько дней уже плывут они на корабле, легко понять: Перед выходом в море побрили головы, а сейчас при молитве чубы тфилин покрывают, но как ни глянут они в море — видят огоньки в воде, а на них плывет платочек, как ладья среди морей, а на платке сидит человек, и лик его обращен К Востоку.
Долго ли, коротко, приплыла ладья в Царьград Великий, он же Константинополь, он же Стамбул. Наняли там малый челн и вошли в город ждать там большого корабля, Идущего в Землю Израиля. А корабль этот подряжает стамбульская община, чтобы каждый сфарадийский еврей богобоязненный и с достатком — мог бы взойти на Святую Землю, броситься в прах перед могилами праотцев или обосноваться там. А Стамбул — град великий, во всем свете нет ему равных, и дворцов и палат там без счету, и живут там дети всех племен и народов, а правит ими салтан басурманский, возлежит он на ложе слоновой кости, что сон наводит, и одни говорят, что спит он по полгода кряду, а другие говорят, что спит он весь год подряд. А пред ним — табакерка душистого табаку, а на ней сидит Золотой Петушок, и как наступит время пробуждения, открывает Золотой Петушок табакерку, подносит табак к его салтанским ноздрям, он чихнет, а Петушок ответит: «Будь здоров». Тут же прибегают все визири и паши и вельможи и осведомляются о здравии салтана. А окружают его 365 визирей, по числу дней года, на каждый день по визирю. И как визирь кончает свою службу, получает от салтана золотой снурок и понимает, что настало ему время попрощаться с белым светом, идет домой и удавливается, а салтан смотрит из окна и видит это и хлопает в ладоши и радуется. И часы висят во дворце салтана, из человечьих костей сделаны, и бой их слышен от конца и до края города, и даже плод в чреве матери содрогается от этого звука. И много там садов и виноградников, и бань и домов неги, один краше другого, внутри — красны, снаружи — грязны. И бродячим псам там числа нет, во всем мире нет стольких бездомных собак, как в Стамбуле. И стервятники расхаживают по городу в свое удовольствие и кормятся помоями и мертвечиной. А крысы там размером с гуся и живут повсюду, даже во дворцах вельмож. И пожары там часты — как займется один дом, так вся улица сгорает, потому что дома там из дерева, и иногда 300 домов сгорит, а иногда 400, а иногда и того больше. А пожаров они не тушат, а вместо этого стоят кругом стражники и кричат: нет Бога, кроме Бога, и Магомет — пророк Его. И соборов Израильских в Стамбуле немало — сотня, а может, и больше, парчой да коврами устланы, аксамитом убраны, и восседают там хахамы — великие мудрецы, и учат Явному и Тайному, тому, что видит глаз в Торе Божьей, и тому, что не видит. И много книг есть у них — блажен глаз, узревший сие, — и даже свиток «Прелесть Жизни»[100] есть у них, а это — великое диво и редкость, как ведомо сведущим. И есть у них разрешение судить и рядить от властей салтана, а языка нашего они не понимают, и говорить с ними приходится на святом языке. И помыслы их чисты, и одеяния их чисты, и речь их приятна, а манеры привольны, и облик — как у сынов царских. И обычаи у них ненашенские, тфилин они налагают сидя, как учит «Дом Иосифа»,[101] а некоторые налагают оба тфилин одновременно. И суемудрых споров не любят, но главная сила их — в ведении. А в сердцах их бушует любовь к Стране Израиля, и когда отправляются в паломничество в Страну Израиля, берут с собой ковры, на которых учили Тору, и в праздник Костров — Лаг баОмер[102] — зажигают их на могиле р. Шимона Бар Иохая.
