— Три яблока, — сказал фотограф.
— Три яблока? Натюрморт?
— Да.
— Этакий вы хитрец! — рассмеялся Ричард. — А ведь не предложили его мне. Похвально! Я бы на вашем месте тоже так поступил. У каждого художника, как у артиста, есть свой коронный номер, главное произведение. Я вам предлагаю, Дмитрий, сделку. Своего рода, сделку века, если хотите. Я покупаю ваш натюрморт. Я его не видел, но, тем не менее, я покупаю ваши яблоки, Дмитрий, за тысячу долларов. Хотя у меня финансовые затруднения, я готов, как говорят у вас в России, затянуть туго пояс. И рискнуть. Согласны?
В комнате повисла пауза. Алина удивленно глядела то на Дмитрия, то на мистера Гросса.
— Заманчивое предложение, не так ли? — произнес американец и откинулся в кресле.
— Нет, — сказал Ли-Маров, — та фотография не продается.
— Вы не хотите ее продать за тысячу долларов?! — удивился Ричард. — Почему?
— Эта работа моего учителя.
— Постойте, постойте! — вскинулся бизнесмен и взволнованно заходил по комнате. — Вот она, загадочная русская душа! Вы, Дмитрий, были сейчас в двух шагах от приличных денег, которые сами плыли в ваши руки, назови вы не работу своего учителя, а свою, — любую, неважно какую. Я бы все равно клюнул. Но вы этого не сделали. Вы загнали меня в тупик. Да, да… Чем дольше я живу в вашей стране, тем больше она меня удивляет. Жестокий прагматизм, двигающийся с Востока и Запада навстречу друг к другу, напрочь завяз в дебрях российской тайги. — Ричард поднял телефонную трубку, поговорил с кем-то на английском. Вскоре секретарша внесла в кабинет бутылку шампанского и фрукты на подносе. Появился еще какой-то высокий господин в очках, передал шефу конверт и удалился. Гросс самолично открыл шампанское, разлил в бокалы.
— Я хотел бы предложить тост за тайну, — сказал он. — Тайну природы. Тайну творчества, тайну человеческой души.
Выпили. После чего Ричард протянул Ли-Марову конверт со словами:
— Здесь плата за фотографии. И плюс тысяча долларов за несостоявшуюся сделку, за не приобретенный мной снимок с яблоками. Это мой вам подарок.
В замешательстве фотограф не находил слов.
— Ну берите же, — проговорила Алина с улыбкой. — Это ведь от всей души.
Дмитрий взял конверт, оглядел его, изнутри выглядывали плотно сложенные купюры.
— Вышла ошибка, — проговорил он. — Жизнь моя протекала до сих пор обыденно и ровно, без особой романтики. Благодарю вас, доктор Ричард. Но я не готов к празднику. Поэтому я возьму только то, что мне причитается.
— О, нет! — возразил господин Гросс, слегка покраснев. — Оставьте. Вы меня сильно обидите. И закончим на этом.
* * *
Когда они вышли на улицу, всюду уже горели фонари.
— Сейчас мы поедем в одно место, — сказал фотограф ведя Алину в сторону метро.
— Куда это? — спросила молодая женщина.
— В ресторан «Прага».
— В самом деле?! Но я не одета!
— Поэтому, вначале мы отправимся в универмаг.
— Что ты выдумал?
— Сегодня ты должна меня слушаться.
На пятачке у метро он придержал шаг и стал глядеть вокруг.
— Что ты ищешь? — спросила Алина.
— Игнат, — сказал Ли-Маров. — Уже ушел, наверное.
И тут он заприметил инвалидную коляску за книжным лотком, у стекляшки кафе. Игнат, привалясь на подлокотник коляски, ел хот-дог, булку с вставленной внутрь горячей сосиской. Приблизясь к нему, Дмитрий вложил ему в руку сложенную вчетверо стодолларовую купюру. И спустя секунду-другую вдогонку ему полетел удивленный окрик:
— Послушай, друг! А она настоящая?!
— Ты сумасшедший, — упрекнула фотографа Алина. — Зачем ты ему дал столько денег?
— Пусть и у него нынче будет маленький праздник, — сказал Дмитрий.
— Всем не поможешь, — вздохнула она.
Универмаг возле Большого театра слепил глаз строгим убранством современного дизайна и чистотою. Ли-Маров здесь был однажды, робко походил по этажам, да ушел. Но теперь он чувствовал себя более уверенно. Не будь Алины, разве бы он стал в один миг богачом? Он повел женщину прямиком на верхний этаж в отдел женской одежды. И там очень спокойным голосом обладателя миллионного состояния молвил милым продавщицам:
— Какое вечернее платье вы можете посоветовать моей даме?
— О! У нас самый широкий выбор! — ответствовали тотчас девушки и бойко взяли Алину в кольцо. Они предлагали ей одно платье за другим — их Алина примеряла в кабинке. Вскоре отыскалось то, что нужно. Черное длинное платье со строгим неглубоким вырезом на груди. Алина вся преобразилась в новом, выглядела еще милей и загадочней чем прежде. Потом он купил ей золотую цепочку.
— Все! — отрезала она, чувствуя, что фотограф намеревается повести ее еще и в обувной отдел.
— В рестораны в сапожках не пускают, тебе нужно купить туфельки.
— В самом деле? — удивилась женщина. — Правда, не пускают? Ты уверен?
— Конечно. Еще в джинсах не разрешается туда входить.
Туфли Алина взяла на низком каблуке, черные, лакированные. Потом она занялась Дмитрием. Короче говоря, он вышел из универмага франт франтом, — голубая рубашка, костюм — тройка, галстук, зимние ботинки, драповое черное пальто, а на голове красовалась кожаная кепка. Окинув его одобрительным взором, Алина с легким смехом заметила:
— Будь уверен, теперь-то уж тебя никто не заставит рубить дрова.
— Отчего же? — возразил фотограф. — Я люблю физическую работу.
На улице крупными хлопьями падал снег, они сели в такси. Поехали в «Прагу» через проспект Мира, там у знакомого местечка Дмитрий велел водителя тормознуть. «Мне нужно одного человека повидать, — сказал он Алине. — Я мигом.»
Ли-Маров разыскал цветочный магазин, купил большой букет роз, только потом вошел в магазин одежды, на крыльце которого стоял в спортивной куртке манекен мужчины. Охранники не узнали Дмитрия, они встретили его вежливо.
— Цветы мне?! — директор Анна Алексеевна с удивленными глазами приняла от нежданного гостя розы. — А кто вы, простите?
— Ли-Маров, фотограф, — ответил Дмитрий. — Неделю назад я свалил в вашем магазине манекен. Вот пришел возместить убытки.
— Убытки? — удивленное лицо женщины переменилось, на нем появилась сдержанная улыбка. — Ах, это вы?! — Тут она не выдержала, рассмеялась. — Так это и впрямь — вы! Что с вами произошло?!
— Выиграл лотерею, — сказал Дмитрий.
— Я рада, — сияла Анна Алексеевна.
— Так примите сто долларов, — фотограф протянул ей деньги.
— Оставьте, — возразила директор. — Я возьму только цветы. И будем считать, что квиты.
— Гм… В таком случае, с меня фотография.
— Правда? Не откажусь. Искусство я люблю! Хотите кофе?
— Спасибо, в другой раз. Меня ждут. Успеха вам!
— И вам тоже.
В ресторане их обслуживали учтивые официанты с бабочками на шее.
Дмитрий с Алиной пили вино, ели какие-то диковинные штучки и весело болтали. Потом танцевали блюз, прижавшись друг к другу.
— Послушай, — проговорила она ему в ухо, — я хочу подарить тебе завтрашнюю ночь. Что скажешь?
— Прекрасно, — сказал он. — Но почему не сегодняшнюю?
— Сегодня я должна пойти к дочери, она у моих родителей. Я обещала ей, что приду.
— Ну что ж, обещанное надо выполнять.
— Я приду к тебе завтра и мы допьем с тобой самогон.
— Нет уж, я куплю хорошего вина.
Он ехал к себе один. В электричке, несмотря на поздний час, было много народу. Уставшие за длинный трудный день в большом городе, люди возвращались к своим очагам. С авоськами, портфелями, газетами, книгами, с плохими и хорошими новостями. В любые часы по вагонам ходили торговцы мелких товаров, они предлагали самые разные вещи: нитки, иголки, пуговицы, тапочки, ножи для мясорубки, посуду, колготки, электрические фонари, батарейки, клеи, обувные стельки, детские книжки, тараканьи ловушки, конфеты, лекарственные травы и прочее, прочее. Ходили музыканты и певцы. Но их теперь не было. Но появился высокий небритый мужик без шапки, в затертой куртке, воздел руку к потолку и голосом зычным прогремел на весь вагон:
— Уважаемые дамы, господа и товарищи! Достопочтенная публика! В преддверии Нового года я хочу воспеть женщину многострадальной России! О, женщина! На твои хрупкие плечи вновь свалилась вся тяжесть новых испытаний! Но я знаю — ты выдюжишь, как выдюжила в прежние лихие времена! И ты распрямишься во весь рост, во всей красе, во всем прекрасном величии! И возродится Россия, и озарится Россия, умытая твоими слезами, женщина! И Родина воздаст тебе, падет к ногам твоим, чтобы преподнести тебе, женщина, все цветы мира!
Закончив столь неожиданную тираду, человек медленно двинулся по вагону. Вскоре поезд подошел к Тарасовке и Дмитрий вышел на платформу. Он нес в руке пакет со старой своей одеждой и думал о снеге, похрустывающем под ногами. Вот какая зима, думал он, морозная, ядреная, а ведь совсем еще недавно было бабье лето и кругом сверкало золото листьев. Все прекрасное мимолетно. Но и зима не совсем отталкивает. Вот лежит снег. Он сейчас густо-фиолетовый, а днем на солнце ослепительно белый. Но когда вечер переходит в ночь, снег в эти минуты синий-синий. А под утро снег и вовсе розово-голубой.
