— Минуточку, товарищ генерал. Вот, пожалуйста, ваш Швыдкин.
— Хорошо, только распечатай мне его и занеси, я буду у себя. И вот ещё, объясните, откуда поступает информация в компьютер?
— Мы подключены к общей базе данных через кабель. Для доступа к базе нужно знать пароль, который меняется раз в неделю. На сегодняшний день пароль из восьми латинских букв «germesss».
— Это хорошо, что доступ через пароль, — задумчиво произнёс Чернин и похлопал по плечу Маканина.
— Товарищ генерал, разрешите поинтересоваться. Тут в одном деле тридцать восьмого мелькнула «Русская фашистская партия». Неужели такая организация была возможна?
— Нет, такой организации в реальности у нас не было. Вы должны знать, что в те времена боролись не только с троцкизмом и сионизмом, но и с теми, кто был «слишком русским». Тот период был сложным, и трудно объяснить словами многое. Чтобы понять, нужно было жить в те времена, и не просто жить, а быть причастным к власти. Вот вам тоже придётся однажды отвечать молодым сотрудникам о днях сегодняшних, и я не уверен, что вам удастся всё разложить по полочкам. «Русская фашистская партия» была в Харбине.
— Про эту я знаю.
— Я в своё время помогал приятелю писать диссертацию на тему РФП. Так вот, до сих пор помню текст их гимна, — Чернин перешёл на шёпот:
С нами все, кто верит в Бога,
С нами Русская земля,
Мы пробьём себе дорогу
К стенам Русского Кремля.
Крепче бей, наш Русский молот,
И рази, как Божий гром…
Пусть падёт во прах расколот,
Сатанинский совнарком.
Поднимайтесь, братья, с нами,
Знамя Русское шумит,
Над горами, над долами
Правда Русская летит.
Вот, такая бодренькая песенка. Я жду вас у себя, — генерал щёлкнул крышкой карманных часов, — опять забыл завести.
Минут через десять Чернин держал в руках ещё тёплые листы бумаги. Он запросил дело Швыдкина, потому что вёл его и помнил на память. Умудрённый опытом Чернин знал, как при смене руководства пропадали страницы из отдельных дел или в них появлялись «пустые места»: аккуратно вырезанные бритвой фамилии и целые абзацы. Дело Швыдкина было не из простых, шло оно с большим трудом из-за обширных и высокопоставленных связей этого дипломата. Следствие остановилось на полпути — Швыдкин скончался от «обширного инфаркта» в камере следственного изолятора КГБ и все тайны унёс с собой.
На первый взгляд, компьютерный вариант дела был полным, правда, встречалось немало опечаток в названиях улиц и написании фамилий. Чернин аккуратно выписывал опечатки, чтобы передать их для исправления. Одна опечатка была даже очень неприятной: в названии города выпала «р», и читалось «Ленингад». Чернину вспомнился случай, когда в одной из крупных газет во время войны случилась ужасающая опечатка: в слове «Главнокомандующий» выпала буква «л», а это слово определяло чин Сталина. Страх был настолько велик, что об этом побоялись доложить Сталину даже самые преданные подхалимы.
Увлёкшись корректорской работой, генерал вдруг на последней странице дела увидел маленькую сноску в скобках: «Дело на доследование передано полковнику С…». Чернин закрыл дело в связи со смертью подозреваемого и по распоряжению начальства. А вот то, что дело было передано на доследование через месяц после того, как Чернин сдал его в архив, было новостью. Этот полковник С. даже ни разу не обратился к Чернину за консультацией, что является обычной практикой при передаче дел. А самое удивительное: дело находилось в работе более трёх месяцев, но в нём не появилось ничего нового, кроме дат приёма и сдачи. К тому же, исчезли данные на сына Швыдкина, трущегося в коридорах министерства культуры. «Ну и чудеса! — бормотал генерал, перебирая листы, в надежде обнаружить вклад в расследование загадочного полковника С. — Может, сбой в компьютере или наборщик текста что-то пропустил», — размышлял Чернин, набирая номер телефона Маканина.
— Валерий Альбертович, будьте добры, посмотрите ещё раз дело Швыдкина. Мне кажется, оно не до конца распечатано.
— Я, товарищ генерал, отдал вам всё, что было. Дело заканчивалось последней датой сдачи в архив.
— Хорошо, тогда, пожалуйста, принесите мне подлинник.
— Будет исполнено!
Через час Маканин вошёл в кабинет Чернина с пустыми руками и растерянным взглядом.
— Товарищ генерал, а подлинника, говорят, нет.
— И куда его дели?
— Я в архиве задал тот же вопрос, и мне показали распечатку дел, находящихся в компьютерной базе, где, само собой, есть и дело Швыдкина. А сами подлинники, говорят, подлежат уничтожению, как только они переходят в электронный вид. Что вполне логично для закрых дел, да и по сроку давности…
— Что ж, вполне логично. Только до срока давности ещё далековато, — Чернин подвинул тонкую бумажную папку к краю стола. — Передайте этим компьютерщикам опечатки в деле. Тут и с фамилиями, и с названиями улиц напутали. Куда они смотрят, когда набирают текст? Ведь такие дела всплывают и через пятьдесят лет! Как известно, всё течёт и всё меняется периодически, да так меняется, что даже течёт в обратном направлении. У возраста, Валерий Альбертович, есть одно странное достоинство. Не знаю, как его объясняет медицина, но чем ближе старость, тем больше вспоминаешь из детства. Достаточно знакомого звука, запаха и вдруг, всплывает целый сюжет. Вот мне вспомнился случай, как я лет в пять, стоя с мамой в мясном отделе магазина и разглядывая куски разрубленных частей коров, тушки куриц и кроликов, окончательно разочаровался в человечестве. Мои любимые персонажи из сказок лежали на витрине готовыми к пожиранию! К чему это я? Ах да, о запахе! У каждого дела, коллега, есть запах. Я вот перечитывал дело Швыдкина и вспомнил его запах. Это запах измены. Для меня он ассоциируется с запахом больного человека, разлагающегося при жизни. Это что-то приторное, задохнувшееся и политое забродившим терпким вином. Ладно, простите старика за сентиментальные воспоминания и физиологические метафоры. Продолжаем работать, идите.
Не верилось генералу, что перетряска архива связана с компьютеризацией. Не испытывали особых проблем и при старой технике, и архивный отдел исправно работал. Да и финансовое положение в стране не располагает к лишним затратам. «Если архивы трясут, значит, скоро будут трясти всю страну!», — пришёл к выводу Чернин и решил ещё раз срочно встретиться с Базуновым и продолжить вчерашний разговор.
Идя по коридору, Чернин увидел, как Базунов закрывает свой кабинет, поглядывая на носки новеньких туфель.
— Николай Евгенич, куда это вы на час раньше, да ещё в новых туфлях?
— А, Юрий Нилович! Что-то вы ко мне зачастили. — Базунов взял Чернина под руку и, хитро улыбаясь, повёл к выходу.
— Ты что такой улыбчивый, опохмелился что ли?
— Нет, ещё не успел. Просто я знал, что ты сегодня придёшь.
— И давно ты стал ясновидящим?
— Тут другое, тут закономерность развития событий. Не будем говорить на ходу. У тебя есть план?
— Ну, вчера я как бы у тебя был в гостях, теперь моя очередь пригласить тебя к себе.
— Нилыч, ты не обижайся, но к тебе домой я не пойду. Ведь ты пришёл говорить со мной не о проблеме радикулита. Нам ещё рано попадать с нашими откровенными беседами на магнитофонную катушку.
— Может, ещё вчера я бы тебя и пригласил домой в уверенности, что меня не будут прослушивать, а вот сегодня уже нет. Поэтому предлагаю поехать в Сестрорецк. У меня там живёт брат жены, старый морской волк, у него есть отличный катер с маленькой каютой, нам там хватит места и столик накрыть, и посидеть в уюте. Заодно и воздухом подышим. Сегодня я на своей «Волге».
— Я на катере лет двадцать не катался, отличная идея. А поедем на моей машине, так будет спокойней. У меня полный бак и капремонт недавно сделал.
«Москвич» Базунова сверкал свежей краской цвета фарфорового зуба. На капоте авто под ласковым солнцем лежал чёрный кот с крупной головой и припухшей мордой, по-собачьи вытянув лапы вперёд. Из щелей его зажмуренных глаз сочился зеленый свет блаженства и лени.
— Ты что это, бродяга, на моей машине греешся? — нарочито грозно произнёс Базунов.
Кот потянулся и без сопротивления отдался в руки хозяина «тёплого места».
