— Юрий Степанович, сколько вы зарабатываете?
— А зачем это Вам знать? — слегка чуть сутулый церковный сторож–звонарь на мгновение выпрямился, но под жестким взглядом рэкетира вновь принял привычное согбенное положение.
— За помощь, которую ты мне окажешь, я заплачу больше, чем ты заработаешь за год.
— Но меня выгонять с работы.
— Нет проблем. Выгонят — возьму тебя швейцаром в свой ресторан. Или может диск–жокеем, — Князев хлопнул растерянного Юрия Ивановича по плечу и расхохотался.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб наш насущный дай нам на сей день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого; Ибо Твое есть Царство и сила во веки. Аминь», — про себя, скороговоркой прочитал знакомые слова абитуриент в Царство Небесное»:
— Но я за год получаю…
— Получишь пятьсот баксов. Согласен?
Юрий Степанович стыдливо опустил глаза.
— Вот так бы и давно. На, держи, служитель Божий, — рэкетир вытянул из внутреннего кармана куртки бумажник и быстро отсчитал пять сто долларовых купюр. Когда точно надо звонить, я тебе сообщу попозже. И смотри, не перепутай — что б звонил за упокой, а не за здравие. Ну все, я пошел.
Закрыв за ушедшим мужчиной дверь, Юрий Степанович вернулся в комнату. Из телевизора звучал печальный колокольный звон — отпевали погибших солдат в Чечне…
«…и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…»
* * *— Как все–таки люди, на самом деле, дешево ценят Царство Небесное, — раскинулась Тьма.
— На то они и люди, и не более того. Большинство из них за собственным корытом не видят звезд, — мрачно горел Свет. — Ну ничего, у нас еще есть время.
— Конечно есть. Миллиарды лет, — чуть рассеялась Тьма.
Уже поздно вечером, на квартире Николая Князева двое подчиненных ему ребят, посланных уладить дела с родственниками захороненных на холме, докладывали ему результаты. Первым отчитывался низкорослый, темноволосый Олег.
— Коля, все о'кэй. Мои подопечные согласились за шестьсот баксов перезахоронить своего любимого дедушку где угодно.
— Всего за шестьсот баксов? — удивился Князев.
— Шеф, сейчас кости предков очень упали в цене. Нынешние их потомки за тысячу баксов могли бы их нам отдать в полное распоряжение и забыть про могилку деда.
— Ну а ты, Слава, как сработал? — обратился Николай ко второму парню.
— Уговорил за восемьсот баксов.
— Что ж ты так? Ты что хуже Алика уговаривать умеешь? — Князев криво усмехнулся, глядя на низкий, скошенный лоб Славика, его мускулистые руки.
— Коля, — стал оправдываться Славик, — вмешалось молодое поколение.
— Как это?
— Заезжаю по указанному адресу. Звоню. Дверь открывает дед лет шестидесяти пяти. Объясняю — так и так. Место, где похоронен ваш родственник, понадобилось для одного хорошего человека. Минут через пять до деда дошло, о чем это я говорю. Впустил в квартиру. Я осмотрелся — типичная обстановка семьи лохов. Все их барахло можно купить максимум за пятьсот баксов. Ну, думаю дело в шляпе. Предложу четыреста баксов — руки целовать будут. Предлагаю. Смотрю — дед расцвел, словно ему молодую бабу на ночь предлагают.
— А может и надо было предложить, сговорчивей бы был, — Коля слушал дружка, небрежно развалясь на кресле и попивая сухое вино.
— Да не в деде оказалось дело. Там в этой лоховской квартире был еще парень лет двадцати пяти — внук этого дедка. И когда дед всплакнув о своем отце и показав мне его фотографию сказал, что только из симпатии ко мне он готов потревожить кости своего отца за пятьсот баксов, в дело встрял его внучек. Подходит он к этому дидугану и говорит: «Дед, твой отец, а значит мой прадед, стоит дороже». И, повернувшись ко мне, объявляет новую цену — восемьсот баксов.
— А парень не промах, а Слава? — Князев, прижмурив глаза и маленькими глоточками смакуя вино, вставил реплику.
— Не промах, не промах, черти бы его побрали. Я говорю: «Парень, я, конечно, понимаю, что твой прадед был достойным человеком, но не на восемьсот же баксов. Мне кажется, что шестьсот долларов красная цена за все его достоинства».
— А он что? — Коля допил вино и поставил бокал на стол.
— А он, сука, так медленно вразвалочку произносит: «Я триста беру за тревогу». За какую такую тревогу, спрашиваю я. «За тревогу останков моего горячо любимого прадедушки». И в его голубых, как у ангелочка глазах блестит слеза! Нет, ты послушай, Коля, слеза. Вот сука! Да он своего «любимого прадедушку» наверняка проведал только в день похорон. А сейчас ему, видите ли, тревожить прадедушкины останки жалко. Да он где его могила то находится, точно не знает.
— Ладно, Слава, не кипятись. Бизнес на костях своих предков не самый грязный бизнес. Главное что договорились, молодцы, — подвел итог докладов Николай Князев. — Давайте их письменные разрешения на перезахоронения.
Получив бумаги, он внимательно их прочел, вгляделся в печати нотариусов. Все было о'кэй. Теперь можно было встречаться с Иваном Сидоровичем из горкома.
— Теперь так, орелики, с местным священником я договорился, — тут Коля криво усмехнулся, — Гришу хоронить будем послезавтра. Отпевание будет в кинотеатре «Спутник». Я уже там договорился. А завтра ты, Олег, — Князев посмотрел на приятеля, найми пару–тройку бомжей и организуй перезахоронение. Позвони к Паше на его фирму и попроси, чтобы дал тебе на завтра два микроавтобуса. Раскопал одну могилу — все оттуда в новый гроб, тот в автобус и с родственниками покойного к новой могиле. Тут же подъезжает другой автобус с другими бомжами–копателями — раскопали следующую могилу: раз и повезли второй гроб. А первый автобус, как только выгрузит первую партию мигом назад за третьим гробом. Слава, а ты будешь помогать Алику. И еще, Алик, когда найдешь бомжей и договоришься насчет автобусов, подъедешь к кладбищу и будешь ждать меня. А я, как только договорюсь с одним горисполкомовским деятелем и подписываю у него разрешение на захоронение, сажусь на тачку, подъезжаю к тебе, разрешение в зубы кладбищенскому начальству и вы начинаете организовывать могилу брату. Все ясно?
— А какие новые гробы покупать для перезахоронения? — спросил Олег.
— Хорошие, Алик, хорошие. Мы что, нехристи какие–то. Из–за пары десятков гривен гневить бога — я не дурак. И венок каждому на новую могилку купи.
— А на ленточки что писать?
— На ленточке? — Князев на мгновение задумался, — напиши: «Дорогому такому–то от его новых друзей».
Как только его ребятки ушли, Князев тут же схватился за трубку телефона.
— Александр Павлович?
— Да.
— Это Николай Князев. Я по поводу нашего сегодняшнего дела.
— Вашего дела.
— Да, да. Конечно моего дела, — «вот сучонок, труситься как осиновый лист. Дело то мое, но хорошие же бабки будешь получать ты», — Я письменные разрешения родственников получил.
— У нотариуса разрешения заверены?
— Конечно. Но тут имеется одна шероховатость.
— Какая? — голос в трубке насторожился.
— Родственников одного из умерших я не смог найти. Их нет, не то что в городе, но и на Украине, — приврал Князев.
— Ладно, — после некоторой паузы произнесли в трубке, — подъезжайте завтра ко мне, я постараюсь найти выход.
«Конечно найдешь — штуку баксов в зубы получишь и конечно найдешь, куда ты родимый денешься»:
— Спасибо Александр Павлович. До завтра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
На следующее утро Князев был в горисполкоме.
— Значит, говорите, родственников нет даже на Украине.
— Нет, — Николай смотрел на чиновника услужливым, чистым взглядом.
— Сколько вы заплатили родственникам за разрешение на перезахоронение?
— Пятьсот баксов.
— Каждым?
— Одним пятьсот пятьдесят, — Князев продолжал услужливо смотреть на горисполкомовского деятеля.
Тот еще раз, долгим, внимательным взглядом посмотрел на Князева и после небольшой паузы сказал:
— Разрешение на перезахоронение я вам дам. Но… но к обычной Вашей благодарности следует добавить…
— Восемьсот, — мгновенно отреагировал Николай.
— Кгм, правильно.
— А какова должна быть моя обычная благодарность?
— Это я Вам скажу в сауне Вашего друга, куда Вы меня, надеюсь, пригласите на пару рюмок армянского коньяка.
— С большим удовольствием, Александр Павлович.
«Баб и коньяк любит любая власть. И это же такой же закон природы, как и то, что каждое утро восходит солнце».
Серую, промозглую утреннюю тишину городского кладбища нарушили звуки стука лопат о подмерзшую землю. Тройка ханыг с испитыми лицами и тусклыми глазами привычно вгрызалась в кладбищенскую глину. Каждый взмах лопаты, каждая выковырянная горсть земли приближала их к заветной цели — сто пятидесяти гривенному гонорару, литрухе «столичной» и килограмму вареной колбасы. Через час глина кончилась — пошли кости. Также скоро и деловито, как выкапывали землю, копатели, натянув резиновые перчатки, перекидали, в стоящий рядом с раскопанной могилой гроб, эти кости. На это ушло десять минут — один кости выбрасывал из могилы, два других ловили их на лету и складировали в новый гроб. Последним из могилы извлекался череп. Руки современного провинциального Гамлета в грязных черных перчатках схватили его, подбросили вверх. Другие руки ловко поймали бывшее вместилище разума, четкий полуоборот с наклоном — хлоп и череп увенчал этот штабель костей. Комплект! Глухо стукнула крышка гроба, закрывая всю эту неприглядную картину бренности земного бытия. Олег махнул рукой, подзывая родственников усопшего. Родственники подошли, приняв скорбный вид. Все та же тройка ханыг–копателей всунула гроб в микроавтобус, туда же втиснулись родственники. Через минуту автобус всю эту группу костей, их нынешних владельцев и закапывателей вез к новому месту захоронения.
