— Да, — священник узнал голос — звонил человек, который просил отпеть его брата: «Быстро же они перезвонились»
— Это снова Николай Князев. Примите мои искренние соболезнования…
— Вашего брата я смогу отпеть только послезавтра, — прервал Сергей Князева.
— Нет проблем, — охотно согласились в трубке. — И вот еще что. Давайте я Вам помогу в организации похорон Вашей жены. Постараюсь, так сказать, хоть немного компенсировать Ваши моральные издержки.
— Нет, спасибо. Я уж как–нибудь сам.
— Что ж, не так нет. Я Вам завтра вечером позвоню, уточню детали — когда точно будет отпевание и где.
— Звоните.
— До свидания.
— До свидания, — отец Сергий положил трубку: «И еще раз спасибо тебе, Господи. Некоторые просьбы ты исполняешь моментально — испытания так и сыпятся на меня».
И еще один звонок раздался в квартире отца Сергия. Раздался поздно вечером, когда он пришел домой, в конец измотанный организацией похорон жены.
— Да?
— Батюшка? Здравствуйте. Это Семыкин Володя.
— Здравствуй, Володя, — отец Сергий узнал одного из своих прихожан, работающего в одной из строительных фирм, с которым он договорился еще до смерти Тани, что тот придет в церковь кое–где сделать небольшой ремонт.
— Батюшка. Я узнал, что умерла Ваша жена?
— Да, Володя, Таня умерла.
— Примите мои самые глубокие соболезнования.
— Спасибо.
— Батюшка, Вы меня извините, но завтра я не смогу прийти в церковь.
— Что ж, не можете, так не можете. Тем более меня тоже завтра не будет.
— Я понимаю. А мне хозяин приказал выйти на работу. В кинотеатре фойе будем готовить.
— К чему готовить?
— А там одного покойника будут отпевать. Говорят — самый главный бандит в городе был.
Нехорошее предчувствие овладело Сергеем:
— А когда отпевать его будут?
— Да вроде говорят — десятого.
«О, Господи, неужели этого бандита буду отпевать я».
— А фамилия его какая?
— Кого?
— Да бандита этого.
— А, не знаю. Но, говорят, кличка у него — Князь.
«Я Николай Князев. Вы меня не знаете. Но мне с Вами необходимо срочно встретиться» — отчетливо вспомнилось Сергею из его сегодняшнего дневного разговора.
— Батюшка… а что, Вы его будете отпевать? — удивленным шепотом раздалось из телефонной трубки.
Священник молча положил трубку на рычаги. «И еще раз благодарю Тебя, Господи»…
* * *— Да, тяжело иногда приходиться человеку, — ровно светил Свет.
— А когда сильно его прижмет, то сразу вопрошает к Богу: «За что?», проклинают Дьявола, а то и самого Бога, — безмятежно чернела Тьма.
— И не понимают люди, что полное, по самую завязку души, счастье можно получить, только лишь предварительно пострадав. Пострадав до полного отчаяния, до падения на колени. Нет подлинного счастья без страдания, как нет добра без зла, — ярко разгорался Свет.
— Как нет Бога без Дьявола, — трепыхнулась Тьма.
«Так, Гришу, значит, будем хоронить через два дня. Ох, не вовремя умерла у попа жена. Правда нет худа без добра — есть время основательно подготовить похороны. Вот только где Гришу держать эти двое суток? Его же на эти два дня хоть в какой–нибудь холодильник положить надо. Черт, опять к этому старому еврею — трупорасчленителю обращаться надо — спросить у него предусмотрено ли что в городе на этот счет», — Князев вышел из бара, сел в машину и поехал снова к моргу. «Неужели и я когда нибудь буду лежать там, как Гришка сейчас», — неизбежная при виде этого одноэтажного здания временного прибежища мертвых мысль скользнула в голове Николая.
Патологоанатом сидел там же, где его Князев увидел в первый раз.
— Я снова к Вам, — сухо, без «здравствуйте», «разрешите» промолвил он, заходя в кабинет старого патологоанатома.
— Я вижу. Что у вас еще ко мне? — Ефим Абрамович откинулся на спинку старенького стула и прищурившись смотрел на вошедшего.
— По ряду причин похороны моего брата состоятся только через два дня. У Вас есть холодильник, что бы на это время положить туда тело?
— Был. Но в данный момент, как и многое в этой стране, он не работает.
Князеву показалось, что последние слова патологоанатом сказал презрительно–иронично. «Ох, еврей, дай раскрутиться с похоронами, а потом я до тебя доберусь», — зло подумал патриот–рэкетир.
— И что вы можете мне посоветовать, — продолжал между тем он.
Старенький патологоанатом снял очки, тщательно протер их платком и вновь надел их:
— Я могу предложить Вам три варианта: попытаться поместить тело в областном центре, но я не знаю, как у них там — с этой проблемой я не сталкивался, никто не обращался ко мне с подобной просьбой.
— Так, ясно. Второй вариант?
— Пристроить тело в каком–нибудь промышленном холодильнике.
— Как это?
— Просто. Какая, в принципе, для холодильника разница то ли тушу барана морозить то ли…, — патологоанатом замолчал.
Князев откровенно–ненавистно смотрел на еврея.
— И какой же третий вариант?
— Да просто запаять тело в цинковом гробу и все. Его же по любому придется хоронить в закрытом гробу.
— Ясно, — Князев молча развернулся и открыл дверь кабинета.
— Минуточку, — услышал он у себя за спиной.
Николай обернулся.
— Вот еще что. Раз вы не собираетесь сразу хоронить тело, то советую вам не тянуть с сохранением его. Оно имеет очень много открытых ран. Оно — вообще сплошная рана. Поэтому процесс… ммм, — Ефим Абрамович на секунду замялся, не зная, как по деликатнее дальше сказать. " А впрочем, чего с ними деликатничать, они с нами то никогда не деликатничали», — зло мелькнуло в голове старого еврея, — процесс разложения будет происходить намного быстрее, чем обычно. С телом что–то надо делать уже сейчас.
Князев молча развернулся и вышел из кабинета.
Сев машину, он задумался. «Тащить Гришку в Д-ск? Пока созвонюсь, пока договорюсь, пока довезу, а потом назад — отпадает. В промышленном холодильнике? Нет. Гриша не будет лежать там, где до этого находились свиные туши. Значит — цинковый гроб», — Князев тут же набрал номер по мобильнику.
— Константин Андреевич? Здравствуйте. Это Николай Князев. Помните такого? (Еще бы не помнил. Ведь только благодаря ему этот украинский подполковник–милиционер получал денег больше, чем полковник… полковник американской полиции).
Трубка, после долгой паузы нехотя–осторожно процедила:
— Здравствуйте.
— Константин Андреевич. У меня к вам срочное дело. Только Вы можете мне помочь.
— Я слушаю.
— У меня вчера погиб брат… — Николай сделал паузу, надеясь услышать реакцию милицейского чина на это известие.
Милицейский чин на том конце радиолуча сделал стойку легавой и выдержал паузу в лучших традициях Станиславского и Немировича — Данченко.
«Вот, сука, как жрать из моих рук, так всегда пожалуйста, а тут надо же, честь мундира бережет — не может элементарного соболезнования высказать по Грише», — Князев зло сжал трубку телефона.
— Так чем я могу Вам помочь, — наконец отозвалась трубка.
— Мне нужен цинковый гроб. По ряду обстоятельств, похороны состоятся через два дня и, сами понимаете…
— Я понял. Хорошо. Найдите капитана Мирзоева, он все уладит. Я ему сейчас перезвоню.
— Спасибо Константин Андреевич.
На том конце дали отбой.
«А сучонок, — удовлетворенно подумал Князев, — все же помнишь из чьих рук черную икру жрешь». Выждав с полчасика, Николай позвонил Мирзоеву.
— Еще раз привет, Алик.
— Привет. Ко мне только что позвонил Константин Андреевич. Попросил помочь тебе.
— Мне нужен цинковый гроб.
— Считай, что он у тебя уже есть. Я буквально перед твоим звонком позвонил одну знакомому в Д-ск — вместе в милицейской школе учились. А он там заведует всеми такими делами. Так вот у него, после Афгана, с десяток цинковых гробов осталось. Я сослался на Константина Андреевича и тот сказал, что все оформит. Пройдет твой Гриша по бумагам, как милиционер–герой, погибший на боевом посту. Завтра утром гроб привезут к нам. У нас ты его и заберешь.
— Спасибо, Алик. Я в сауне тебя отблагодарю.
— По полной программе? — немедленно, по–восточному сладким, стал голос в телефонной трубке.
— По сверхполной, — окончательно умаслил милицию рэкетир.
«Так, а теперь Гриша, я преподнесу тем классный подарок. Но для этого я должен найти церковного звонаря». Черный «Опель» направился к церкви.
Юрий Степанович был человеком стеснительным, добрым, безобидным и чуть–чуть туповатым — набор качеств, гарантировавший его обладателю устойчивое жалкое существование практически в любой стране, не говоря уже о той в которой он жил. С горем пополам окончив школу, он сразу пошел работать на завод, резонно посчитав, что лично для него процесс обогащения интеллектуальными достижениями мировой цивилизации закончился и вложенных в его голову знаний вполне хватить для работы слесарем. В силу своей стеснительности женился он поздно, в тридцать пять лет, на двадцати восьмилетней девице, чья душа устала от многочисленных неверных, непостоянных поклонников, а плоть — от не менее многочисленных абортов от этих поклонников. Поэтому, заприметив скромного, стеснительного Юрия Степановича, да к тому же с отдельной двухкомнатной хрущевкой (родители его к тому времени уже умерли) она быстро смекнула, что при таком муже она и статус добропорядочной замужней женщины приобретет и на стороне оттянуться сможет. И не успел наш Юра оглянуться, а над его головой уже играл свадебный марш Мендельсона и какая–то бойкая, вертлявая женщина в белом платье и фате иронично–довольно и даже чуть плотоядно смотрела на него.
