— Вы лишились девственности с ней?
— Нет, девственности я лишился в школе.
— Каким образом?
— Мы с двумя друзьями заплатили деньги одной женщине.
— Взрослой женщине?
— Да, ей было за тридцать.
— Вам понравился ваш первый секс?
— Нет, не очень. Я практически ничего не почувствовал.
— В каком возрасте это произошло?
— В пятнадцать.
— Вы, или кто-то из ваших друзей бил эту женщину?
— Нет, что вы! Она была гораздо старше нас, мы относились к ней с уважением.
— Вы встречались с ней один раз?
— Нет, раза четыре.
— И каждый раз платили?
— Да.
— Каждый раз вы были с друзьями?
— Да, с друзьями.
— Как её звали?
— Не помню.
— Опишите её.
— Я плохо помню, как она выглядела.
— И тем не менее, постарайтесь вспомнить.
Я попытался воссоздать в памяти те детские полузабытые сцены. Почему-то память не торопилась выдавать их мне в полном объёме и без искажений.
Женщина, виделось мне. Голая женщина стоит посреди комнаты на коленях.
«На коленях? Разве она стояла на коленях?»
Чья-то нога вытягивается к ней и прикасается подошвой к щеке. Женщина ластится к ней, целует её и пытается лизать. Я понимаю, что нога моя. Потом я почему-то сижу на ней верхом и отчаянно смеюсь. Женщина бегает по залу — по огромному залу — он постоянно увеличивается и вдруг я понимаю, что это вовсе не зал, а какое-то поле, мы скачем по нему, у женщины длинные ноги и копыта, я подковал её на днях. В моих руках плётка, я хлещу её по бокам и улюлюкаю. Вокруг всадники, у них в руках сабли, они машут ими, а женщины под ними рычат. Я отрубаю головы, и кровь, густая тяжёлая кровь хлещет фонтанами из ран. Уставшая женщина хрипит подо мной и бормочет: «Как я хотела бы сестрёнку…»
«Что со мной происходит? Почему заболела голова?»
Я чувствовал отчаянное головокружение. Потолок и стены плясали. Меня тошнило.
— Вы занимались с Алёной анальным сексом? — слышал я голос доктора.
— С Алёной? С какой Алёной?
— Алёна — это девушка, с которой вы жили, будучи студентом.
— Ах, с Алёной… А разве я уже рассказал вам о той женщине из детства?
— Да, не волнуйтесь. Вы всё рассказали. Итак, Алёна…
— Алёна… — я пытался сосредоточиться. — Да, кажется, мы занимались с ней анальным сексом.
— Вы не уверены?
— Просто я плохо помню. В любом случае мы не особенно увлекались этим. Ей не нравился анальный секс.
— Ей было больно, неприятно?
— Да. Кажется, да. Ей было неприятно.
— А Оксана? Она любила анальный секс?
— Оксана? — я напряжённо вспоминал это имя.
— Да, Оксана. Ваша жена. Вы развелись с ней три месяца назад.
— Оксана, да, да, Оксана… Да, мы занимались анальным сексом.
— Как часто?
— Нечасто. Всего несколько раз.
— Она встречалась при вас с девушками?
— Да, к ней приходили подруги. Но если вы имеете в виду…
— Именно это я и имею в виду. Вы видели, как она занималась сексом с девушками?
— Нет, секса я не видел. Я видел, как она целовалась с ними.
— Как часто Алёна занималась сексом с девушками?
— Алёна? Разве она была лесбиянкой?
— Я спрашиваю у вас.
— Я не помню. Неужели и она была лесбиянкой?
— Вспомните хорошенько. Она обнималась с подругами, целовалась?
Две девушки. Сидят в беседке, вдали море. Поцелуи, ласки. Поворачиваются в мою сторону и, заразительно смеясь, манят меня к себе. Но я не там, меня нет там. И тем не менее я вижу.
«Это не моё. Ничего подобного я не помню!»
Бежим. Ветер и дождь. Звери сзади, их целая стая. Я слышу вой, но ноги скользят. Девушка поддерживает меня и шепчет: «Скорей, любимая, скорей!..» Глина, месиво. Ноги вязнут, я кричу, она впереди и не может дотянуться. Я оглядываюсь — волчьи пасти. Вот они, вот. Меня сбивают с ног и зубы вгрызаются в горло.
«Потерянность и покой. Мне отдохнуть бы, забыться».
— Ваша мать кормила вас грудью?
— Не помню.
— В каком возрасте она вас родила?
— В двадцать один… кажется.
— Она мастурбировала вам?
— Мастурбировала?!
— Да, некоторые матери мастурбируют своим сыновьям. Так советуют делать многие сексологи. Для снятия у ребёнка напряжения.
— Нет.
— Нет или вы не помните?
— В моей памяти нет таких воспоминаний.
— Вы видите ползущую по дереву змею. Ваши действия.
— Змею?.. — голова была тяжёлой и не желала мне подчиняться. Не удалось даже приподнять её. — Какую змею?
— Ядовитую змею. Она шипит и высовывает язык. Что вы будете делать?
— Не знаю… Понятия не имею.
— Вы должны ответить.
— Я отрываю ей голову.
Голос доктора был глухим и отдалённым. Я едва слышал его.
— Два ребёнка. Мальчик и девочка. Девочка отнимает у мальчика игрушечный пароход. Кто из них ваш ребёнок?
— Отнимает девочка?.. Забавно. У меня нет детей.
— Один из них — ваш ребёнок.
— Мой ребёнок — внутри! Он внутри меня!
— Он один из них.
— Он ещё не родился!
— Вы держите в руке мужской член. Вы хотели бы его погладить?
— Мужской член? Да, конечно!
— Вы гладите его. Что ещё?
— Я плачу.
— Вы плачете?
— Я плачу неистово. Я ласкаю его и плачу.
— Хорошо. Вы бреете волосы.
— Волосы? На спине?
— Разве я сказал на спине? Вы бреете их на спине? Это спина?
— Спина? О, чёрт, неужели он вернулся!
— Кто он?
— Мой мужчина. Мой бывший мужчина.
— Сколько лет вы встречались?
— Три года. Три ужасных года. Знали бы вы, как он неприятен мне!
— Вы венчались в церкви?
— Мне трудно вспомнить. Церковь…
— Вспомните церковь. Нечто очень важное связано с церковью.
— Церковь…
Я в белой фате, я венчаюсь. Над моей головой держат венец, я смеюсь и жду мужа. Подъезжает машина, он выходит из неё — в чёрном костюме, с розой на лацкане. С огромным букетом роз.
«А ещё он уложил лаком волосы. Первый раз в жизни. Они были такие гладкие, твёрдые и совершенно не колыхались на ветру».
Два бокала, в обоих — вино. Руки смыкаются, слышен звон хрусталя. По течению и в кратности — завлекаемы, видимы. Солнце? Да, почти что. Плотность разрывается и сквозь густые покровы пробивается первый луч. Ласка, нега, расслабленность. Меня трогают руки, скользят по груди, по животу, потом спускаются ниже… Ориентир вдали, курс прочерчен, колонны движутся. Влагой, влагой, влагой — идём и движения яростны. Прочерки, воздействия. Что-то не так? Всё так, дорогая, всё так. За приходом искры и разносятся сонмами во всю безбрежность. Сеют, жнут. Люди со сжатыми кулаками, за ними правда и ответственность. Порой в забытьи, порой отчаянием. Рухни, сойди! Отведут в конечность начертанного, объяснят позывные. Ответишь двумя длинными и коротким. Жертвенные, и топтать, топтать. Отчётлив, разумен, скор. Приходит тишина, девушки молчат и жалостливо смотрят вдаль. Вечер. Ты возьмёшь меня с собой? Ну, конечно. Конечно. И сквозь покровы, сквозь тьму — будет нестись и звать. Где же ты? Где?
— В каком возрасте вы в первый раз поцеловались с мальчиком? — доктор внимательно смотрел на меня и делал какие-то записи в блокнот.
— В семь лет, — ответила я. — Это был соседский мальчик, я плохо помню его.
— Это были только поцелуи или что-то большее?
— Только поцелуи. Я бы просто не позволила тогда что-то большее. У меня были очень строгие родители, они постоянно напоминали мне о правилах хорошего поведения.
— А с девочкой?
— С девочкой позже. Лет в двенадцать.
— Какой поцелуй понравился вам больше?
— Конечно с девочкой. Девочки нежнее.
— Ваш бывший муж часто оказывался не способен выполнить супружеский долг?
— Да, частенько. И всегда он винил в этом меня.
— Каковы были его доводы?
— «Ты холодная, равнодушная. Ты не возбуждаешь меня». Наверное, он был прав.
— Он не мог быть прав. Та девушка, с которой вы сейчас встречаетесь — она дорога вам?
— Трудно сказать. Она милая, но вряд ли я люблю её по-настоящему. К тому же мне ужасно хочется построить наконец-то нормальные гетеросексуальные отношения. Тяга к мужчинам ещё не угасла во мне.
Генрих Альбертович посмотрел на часы.
— Ну что же, Валентина Тимофеевна, — сказал он. — На сегодня закончим.
Я поднялась с кушетки, поправила юбку и причёску.
— Какие ваши заключения? — спросила у психиатра.
— Заключения позитивные. Случай ваш интересный, но вполне поддаётся лечению. Половая дезориентация — это весьма распространённое явление. Думаю, что смогу помочь вам. Цикл из десяти сеансов должен снять все противоречия в вашей психике. Вы согласны на лечение?
— Да, конечно. Я доверяю вам.
— В таком случае жду вас в пятницу в это же время.
Я взяла свою сумочку и направилась к двери.
