Вы, вероятно, скажете, что моей гостьей была старшая. И ошибётесь. Это ровно ничего не доказывает. Истинная гениальность — врождённый дар и не имеет никакого отношения к возрасту; могу вас заверить, что у меня не было никакой возможности узнать наверняка, которая из них пришла под покровом тьмы в мою комнату. Я бы не решился держать пари ни на одну. В какой-то момент, после одной особенно бурной каденции, я был убеждён, что это жена. «Это должна быть жена!» Затем темп вдруг менялся, и мелодия становилась такой детской и наивной, что я готов был поклясться — это дочь. «Это должна быть дочь!»
Меня сводило с ума то, что я не находил верного ответа. Это терзало меня и одновременно унижало — ведь я, в конце концов, знаток, знаток высочайшего класса, и как таковой должен распознать марку вина, даже не видя этикетки. И вот я терплю фиаско. Однажды я даже потянулся за сигаретой, надеясь раскрыть тайну при вспышке, но её рука в то же мгновение выхватила у меня спички и сигареты, и они полетели в противоположный конец комнаты. Не один раз я начинал нашёптывать этот вопрос ей на ухо, но не успевал произнести и трёх слов, как её рука поднималась и хлопала меня по губам. К тому же довольно сильно.
Ну хорошо, подумал я. Пусть будет так. Завтра утром внизу, при свете дня, я всё узнаю по горящим щекам, по взгляду обращённых на меня глаз и по сотне других маленьких признаков. Узнаю и по меткам, которые мои зубы оставили на левой стороне шеи над линией ворота. Довольно коварный ход, и так точно рассчитанный, подумал я, — мой злобный укус был сделан в апогей её страсти, — что она даже не осознала значительности его последствий.
Это была во всех отношениях памятная ночь, и прошло по крайней мере четыре часа, прежде чем она подарила мне последнее яростное объятие и выскользнула из комнаты так же быстро, как пришла.
На другое утро я проснулся только в начале одиннадцатого. Я встал с постели и раздвинул шторы. День был сияющий и жаркий, как всегда в пустыне. Я не торопясь принял ванну, затем оделся, как всегда, очень тщательно. Я чувствовал себя посвежевшим и бодрым. Мне было радостно думать, что и в моём возрасте я ещё могу одними глазами призвать женщину в свою комнату. И какую женщину! Было бы восхитительно выяснить, которую из двух. Скоро я это узнаю.
Я медленно спустился на два пролёта.
— Доброе утро, мой дорогой друг, доброе утро, — приветствовал меня в гостиной мистер Азиз, поднимаясь из-за небольшого письменного стола, за которым он что-то писал. — Хорошо ли вам спалось?
— Превосходно, благодарю вас, — ответил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как обычно.
Он подошёл и остановился рядом со мной, улыбаясь ослепительно белыми зубами. Его острые глазки остановились на моём лице и внимательно его разглядывали, будто ища чего-то.
— У меня для вас хорошие новости, — сказал он. — Пять минут назад звонили из Бир-Ровд-Салима. Новый приводной ремень прибыл с почтовой машиной. Салех его прилаживает, через час всё будет готово, вы сможете ехать дальше.
Я сказал, что очень ему признателен.
— Мне будет жаль расстаться с вами, — сказал он. — То, что вы к нам заглянули, доставило нам огромное удовольствие.
В столовой я завтракал в одиночестве. Потом вернулся выкурить сигарету в гостиную, где мой хозяин всё ещё писал за столом.
— Простите меня, — сказал он, — мне надо закончить ещё пару дел. Это не займёт много времени. Я уже распорядился собрать ваш саквояж и отнести его в машину, так что вам не о чем беспокоиться. Садитесь и наслаждайтесь сигаретой. Дамы должны спуститься с минуты на минуту.
Жена явилась первой. Она вплыла в комнату, ещё больше, чем прежде, похожая на ослепительную царицу Семирамиду с берегов Нила, и первое, что я заметил, — это бледно-зелёный шифоновый шарф, небрежно повязанный на её шее! Небрежно, но тщательно! Так тщательно, что шеи под ним совсем не было видно. Первым делом она подошла к мужу и поцеловала его в щёку.
— Доброе утро, милый.
Сука, подумал я, красивая бесстыжая сука.
— Доброе утро, мистер Корнелиус, — весело сказала она и, подойдя, села в кресло напротив меня. — Хорошо ли прошла ночь? Надеюсь, у вас было всё необходимое.
Никогда в жизни не видел я, чтобы у женщины был такой блеск в глазах, как у неё в то утро, равно как не видел я и такого довольства на женском лице.
— Ночь прошла поистине прекрасно, благодарю вас, — ответил я, показывая ей, что мне всё известно.
Она улыбнулась и закурила сигарету. Я взглянул на мистера Азиза, он всё ещё был погружён в свои дела и сидел к нам спиной, не обращая ни малейшего внимания ни на жену, ни на меня. Как же он похож, подумал я, на всех тех бедных мужей, которые с моей лёгкой руки стали рогоносцами. Ни один из них не поверит, что такое может случиться прямо у него под. носом.
— Всем доброе утро! — крикнула дочь, впорхнув в комнату. — Доброе утро, папочка, доброе утро, мамочка! — И она по очереди поцеловала родителей. — Доброе утро, мистер Корнелиус! — На ней были розовые брючки, блузка цвета ржавчины, и будь я проклят, если шею её также не закрывал небрежно, но тщательно повязанный шарф. Шифоновый шарф!
— Ночь прошла нормально? — спросила она и, как юная невеста, пристроилась на подлокотнике моего кресла таким образом, что её бедро касалось моей руки. Я откинулся на спинку и внимательно на неё посмотрел. Она поглядела на меня в ответ и подмигнула. Действительно подмигнула! Всё её лицо светилось и горело, как у матери, и она казалась ещё более довольной, чем старшая женщина.
Я был смущён и растерян. Только одна из них должна была скрывать след от укуса, однако они обе повязали шею шарфом. Я допускал, что это могло быть совпадением и всё же больше походило на заговор, направленный против меня. Всё выглядело так, будто они действовали заодно, чтобы не дать мне открыть истину. Что-то здесь нечисто! Какова цель этой затеи? И что ещё, позвольте спросить, какие заговоры и интриги замышляют они? Может быть, они тянули этой ночью жребий? Или просто по очереди так развлекаются с посетителями. Мне надо вернуться, сказал я себе, вернуться как можно скорее и посмотреть, что будет в следующий раз. В сущности, через день-другой я могу специально проехаться сюда из Иерусалима. Мне будет нетрудно напроситься ещё на одно приглашение.
— Вы готовы, мистер Корнелиус? — спросил мистер Азиз, поднимаясь из-за стола.
— Абсолютно готов, — ответил я.
Дамы, сама любезность и улыбчивость, шли впереди нас к тому месту, где ждал большой зелёный «роллс-ройс». Я поцеловал обеим ручки и перед каждой рассыпал миллион благодарственных слов. Затем сел рядом с хозяином, и мы покатили. Мать и дочь махали нам вслед. Я опустил стекло и помахал им в ответ. Затем мы выехали из сада в пустыню и двинулись по каменистой жёлтой дороге, обвивающей гору Магара; с обеих сторон стройным маршем проносились телеграфные столбы.
В пути мы вели неторопливую беседу. Я старался быть как можно более обворожительным, так как мною владела одна-единственная мысль — получить приглашение ещё раз. Если мои старания, направленные на то, чтобы он пригласил меня, не увенчаются успехом, придётся мне попросить об этом его. Я решил сделать это в последнюю минуту. «До свидания, дорогой друг, — скажу я, мягко схватив его за горло. — Могу я надеяться на удовольствие навестить вас снова, если буду проезжать мимо?» И конечно же, он скажет «да».
— Как вы думаете, я не слишком преувеличивал, говоря, что моя дочь красавица? — спросил он.
— Вы сильно занизили оценку, — ответил я. — Она потрясающая красавица. Поздравляю вас. Но и жена ваша не менее прелестна. Честно говоря, оказавшись между ними, я едва устоял на ногах, — добавил я, рассмеявшись.
— Я заметил, — сказал он и тоже рассмеялся. — Это две большие шалуньи. Они так любят пофлиртовать с мужчинами. Но я ничего не имею против. В лёгком флирте нет ничего дурного.
— Абсолютно ничего.
— По-моему, это весело и забавно.
— Это обворожительно, — сказал я.
Меньше чем через полчаса мы подъехали к дороге Исмаилия — Иерусалим. Мистер Азиз свернул на чёрное гудроновое покрытие и повёл машину в сторону бензоколонки со скоростью семьдесят миль в час. Через несколько минут мы будем на месте. Итак, я постарался перевести разговор на волновавшую меня тему повторного визита, мягко и отнюдь не навязчиво напрашиваясь на приглашение.
— Я в себя не могу прийти от вашего дома, — сказал я. — По-моему, он просто чудо.
— Славный дом, не так ли?
— Мне кажется, вам должно быть там очень одиноко, ведь вас только трое?
— Не более одиноко, чем в любом другом месте, — возразил он. — Люди повсюду одиноки, где бы ни жили. В пустыне или в городе — не всё ли равно. Но вы же знаете, у нас бывают посетители. Вы бы удивились, узнав, сколько людей заезжают к нам время от времени. Вот как вы, например. Мы были вам очень рады, дорогой друг.
